Республика воров - Скотт Линч

– Из-за чего?

– Причина проста, но объяснить ее сложно. Для начала я расскажу, как маги выбирают имена.

– Сокольник, Корабел, Хладнокровие и прочие? – осведомился Жан.

– Да. Эти имена называют серыми, потому что они зыбкие и неосязаемые, как туман. Серое имя маг выбирает в день получения первого кольца. К примеру, Хладнокровие назвался так в честь своих северных предков.

– А как звали вас до того, как вы стали Терпением? – спросил Жан.

– Белошвейка, – едва заметно усмехнулась она. – Серые имена не отличаются выспренностью. Так вот, существует еще один вид имени – алое имя. Алое, или подлинное, имя неразрывно связано с плотью и кровью носителя, его невозможно изменить.

– Как вот мое, – буркнул Жан.

– Совершенно верно. Важно помнить, что способность к магии не передается по наследству, как ни старайся. Картенские маги убедились в этом лишь после долгих лет напрасных вмешательств в свою личную жизнь.

– И что же вы делаете с… с вашими неодаренными детьми? – полюбопытствовал Жан.

– То же, что и все, болван вы этакий! Окружаем заботой и лаской, любим и воспитываем, как и положено родителям. По большей части они живут в Картене, но многие переезжают в дальние края и там работают на нас. А вы что, решили, что мы их на костре сжигаем, да? Или что похуже?

– Ох, да я просто так спросил! – в сердцах проворчал Жан.

– А откуда одаренные дети берутся? – спросил Локк.

– Обученные маги чувствуют природный дар, – объяснила Терпение. – Мы разыскиваем одаренных малышей, переселяем их в Картен и воспитываем среди нас. Разумеется, иногда приходится подменять их ранние воспоминания – для их же блага.

– Но Сокольник – ваш родной сын, – заметил Локк. – Вы же сами сказали.

– Да.

– Значит, его дар – большая редкость?

– За четыреста лет родилось всего пять таких детей.

– И отец его был магом?

– Нет, отец его был садовником, – негромко ответила Терпение. – Он утонул в Амателе через полгода после рождения сына.

– Примите мои соболезнования.

– Ваше притворное сочувствие мне ни к чему. – Терпение шевельнула пальцами, и чайная чашка исчезла. – Если бы не сын, я бы с ума сошла. Сокольник стал моим единственным утешением. Мы с ним были очень близки. Его дарование развивалось под моим руководством. И все же маг, рожденный от мага, – не благословение, а проклятие.

– Это почему? – спросил Жан.

– Вот, к примеру, вас всю жизнь звали Жан Таннен. Это имя дали вам родители, когда вы едва научились говорить. Жан Таннен – ваше алое имя, его носит ваш дух. У вашего приятеля тоже есть алое имя, но, к счастью для него самого, в раннем детстве он случайно обзавелся серым именем и с тех пор зовет себя Локк Ламора, хотя в душе называет себя совсем иначе.

Локк с натянутой улыбкой вгрызся в сухарь.

– В алом имени заключается наше первое, самое раннее восприятие себя в миг перехода из младенчества к осмысленному осознанию того, что мы существуем отдельно от мира, который нас окружает. Имя, которое дитя слышит из уст родителей, как правило, становится алым именем, потому что с возрастом ребенок постепенно начинает себя мысленно так называть.

– Угу, – кивнул Локк и вдруг фыркнул, расплевывая крошки. – О боги! Вам известно подлинное имя Сокольника, потому что вы это имя ему и дали!

– Я очень старалась его никак не называть, – вздохнула Терпение. – Но все оказалось сплошным самообманом. Невозможно не дать имя собственному ребенку. Если бы был жив его отец, он бы дал сыну тайное имя… У нас так принято, понимаете? Или другие маги вмешались бы, но я их обманула. После смерти мужа я от горя почти обезумела, мой сын стал для меня всем – и я дала ему имя.

– А он вас за это возненавидел, – кивнул Жан.

– Имя мага – самая сокровенная тайна, – объяснила Терпение. – Ее не раскрывают никому – ни наставникам, ни близким друзьям, ни возлюбленным, ни супругам. Маг, знающий подлинное имя другого мага, получает над ним абсолютную власть. Как только мой сын осознал, что мне известно его имя, он проникся ко мне глубочайшей ненавистью, хотя я никогда бы не воспользовалась своим преимуществом.

– О Многохитрый Страж, – вздохнул Локк. – Конечно, хочется посочувствовать мерзавцу, да только никак не получается. И что бы вам не одаренного, а обычного ребеночка родить?

– Пожалуй, на сегодня разговоров больше чем достаточно. – Терпение отошла от гакаборта и отвернулась. – Да и вам пора отдохнуть. Как проснетесь, продолжим.

– Ох, я лет семь могу проспать, – сказал Локк. – Или восемь, как получится. В общем, раньше чем через пару месяцев будить меня не советую. Да, Терпение… ну, это… Простите за…

– Странный вы человек, Локк Ламора, – сначала на всех огрызаетесь, а потом вам совестно становится. Вам самому не любопытно, откуда у вас такой противоречивый нрав?

– Знаете, я своих слов назад брать не собираюсь, просто иногда запоздало вспоминаю об элементарной вежливости.

– Да-да, понятно. Как вы сами недавно сказали, в Картен я вас тащу не для того, чтобы вы там новыми друзьями обзаводились. А я и подавно к вам в друзья не набиваюсь. Ступайте, отдохните. Для бесед время найдется.

Жан даже не подозревал, насколько измотала его предыдущая бессонная ночь. Едва улегшись в подвесную койку, он немедленно провалился в глубочайший сон – сознание отключилось, словно на голову обрушили пару сотен фунтов кирпичей.

Разбудил Жана свежий озерный ветерок и аромат жареного мяса. Локк сидел за небольшим столиком в углу, сосредоточенно поглощая очередную гору еды.

– Мнэ-э-э… – сонно пробормотал Жан, встав с койки и разминая затекшие суставы; бока, намятые людьми Кортессы, давали о себе знать, но синяки через несколько дней пройдут, ничего страшного. – Который час?

– Пять пополудни, – промычал Локк набитым ртом. – К закату в Картен придем. Ну, вроде бы так обещают.

Жан зевнул, потер глаза и огляделся. На Локке мешком болталась чистая матросская роба, явно извлеченная из открытого рундука у стены.

– Локк, ты как себя чувствуешь?

– Жрать хочется, сил нет. – Локк утер рот ладонью и хлебнул воды из кувшина. – В общем, хуже, чем в Вел-Вираццо. Вроде как худеть дальше некуда, а все равно отощал.

– А когда это ты отоспаться успел?

– Да я и не отоспался, это мое брюхо с голодухи решило, что пора вставать. А вот вам, друг мой, судя по всему, отчаянно хочется кофе.

– Угу. А кофе и не пахнет. Ты его весь выпил, что ли?

– Ну, знаешь ли, даже я на такую подлость не способен! Здесь кофе нет. Вообще. Терпение чай предпочитает.

– Тьфу ты! И как теперь просыпаться прикажешь? Я ж без кофе не в своем уме.

– Правда, что ли? И что в этом чужом уме творится? О чем задумался?

– Да вроде как удивляюсь. – Жан подтащил к столу табуретку, отрезал кусок ветчины, положил на толстый ломоть хлеба. – Прямо голова кругом идет. Эта госпожа Пяти колец такого накрутила…

– И впрямь накрутила. На твоем месте я бы тоже так сказал. А уж на своем…

– Ага. – Жан, жуя ветчину, задумчиво поглядел на приятеля.

Локк умылся, сбрил многодневную щетину и стянул отросшие волосы в хвост на затылке. На свежевыбритом лице заметно проступали следы выздоровления. Локк побледнел и теперь больше походил на вадранца, чем на теринца; в уголках рта прорезались глубокие складки, под глазами залегли морщинки, словно невидимый скульптор несколько недель трудился, состаривая лицо, знакомое Жану без малого двадцать лет.

– Локк, и как в тебя вся эта еда умещается?

– А если бы я это знал, был бы лекарем.

Жан еще раз огляделся. Под кормовыми окнами стояла медная ванна, рядом высилась стопка полотенец, и тут же – бутылочки с ароматическими маслами.

– Искупаться не хочешь? – предложил Локк. – Сам я уже отмылся, а воду недавно сменили, еще горячая. Для того чтобы привести себя в подобающий вид, в Аматель нырять не придется.

В дверь каюты постучали.

Жан вопросительно посмотрел на Локка, тот кивнул.

– Входите! – крикнул Жан.

– Я знала, что вы не спите. – Шагнув в каюту, Терпение небрежно махнула рукой, и дверь захлопнулась; архидонна уселась на третий табурет и сложила руки на коленях. – Надеюсь, вы всем довольны?

– Почти, – ответил Жан и зевнул с риском вывихнуть челюсть. – Отсутствие кофе просто возмутительно.

– Потерпите еще немного, господин Таннен, к завтрашнему дню насладитесь мерзкой черной жижей в свое удовольствие.

– И что же сталось с тем бедолагой, которого вы в прошлый раз в ваши игрища втянули? – спросил Жан.

– Ну зачем же так сразу – и о делах? – ухмыльнулся Локк.

– Ничего страшного, – ответила Терпение. – Собственно, я для этого и пришла. А что именно вы имеете в виду?

– Вы ведь это каждые пять лет проделываете, через своих ставленников из числа неодаренных, так? – уточнил Жан. – Вот мне и любопытно, что впоследствии происходит с теми, кто вам пять лет назад эти услуги предоставлял. Где эти люди? Можно с ними побеседовать?