Улыбка 45-го калибра - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понеслись гудки. Я быстро нажала на красную кнопочку – 764-89-35. Так, очень здорово, теперь осталось уточнить имя и фамилию владельца этого номерка. Полная радостного энтузиазма, я потыкала в кнопочки и услышала:
– Абонент отключен или временно недоступен, попробуйте позвонить позднее.
Значит, это мобильный. Интересно, какой компании? Их сейчас тучи. «Би лайн»? «МТС»? И как узнать? Да просто. Мигом набрав на своей трубке цифры 611, я услышала:
– Справочная «Би лайн».
– Девушка, кому принадлежит номер 764-89-35?
– Извините, – очень вежливо, но твердо, ответила служащая, – сведения об абонентах являются тайной.
– Но номер ваш?
– А зачем вам?
– А он от моего всего на одну цифру отличается, заколебал какой-то мужик. Вечно ко мне попадает, причем по ночам!
– Можете оставить у оператора заявление, постараемся помочь.
– Значит, ваш абонент?
– Да.
Обрадованная, я отсоединилась, пару минут подумала и покатила на Масловку, в центральный офис «Би лайн».
Служащих этой компании отличает невероятная, гипертрофированная вежливость. На лицах у всех, начиная от охранников и заканчивая кассирами, играют неправдоподобные улыбки. Через каждое слово сотрудники «Би лайн» произносят фразу: «Мы рады вам помочь!» – и чуть ли не приседают перед клиентом. Лично мне от такого обращения делается не по себе.
Внимательно оглядев зал, я нашла самую молодую девушку и подошла к стойке.
– Рада помочь, – мигом расплылась та в улыбке.
– Мой хозяин велел сообщить о краже телефона.
– Ой как неприятно, – мигом отозвалась служащая.
– Да уж, – фальшиво вздохнула я, – в магазине сперли, положил на прилавок трубку – и ау, как не бывало. Как теперь поступить? Ведь вор начнет разговаривать за счет моего хозяина.
– Мы можем блокировать номер, – объяснила девушка, – но к заявлению нужно приложить паспортные данные, и вообще, оно принимается только от владельца трубки.
– А я помню его данные наизусть.
– Нет-нет, так нельзя.
– Девушка, дорогая, – завела я, потом бросила взгляд на бейджик, висевший у нее на груди, и прибавила: – Милая Катенька, помогите. Мой хозяин очень занятой человек, он сюда не поедет, а меня уволит, если не выполню поручение. Просто самодур, каких мало. Сделайте одолжение.
Секунду девушка колебалась, потом сдалась:
– Хорошо, диктуйте номер телефона и покажите мне свой паспорт, я к заявлению ваши сведения приложу, в порядке исключения.
– 764-89-35, – обрадованно зачастила я.
Служащая пощелкала мышкой:
– Имя владельца?
Я недолго сомневалась:
– Воронцов Аркадий Константинович, проживает в коттеджном поселке Ложкино, паспорт… серия…
– Погодите, погодите, – воскликнула оператор, – этот номер принадлежит другому!
– Кому? – делано изумилась я и, перегнувшись через стойку, уперлась взором в экран компьютера.
На голубом фоне виднелись строчки: Мордвинов Артур Романович, Подлипецкий проезд, 8, квартира 147.
Девушка недовольно посмотрела на наглую клиентку, но потом профессиональная выучка взяла верх, и она, улыбнувшись, сказала:
– Вы сейчас упадете.
– Ой, простите, совсем дурой стала! Вместо хозяйского телефона назвала номер своего мужа Артура! Ну прямо крыша съехала!
– Бывает, – кивнула служащая, – давайте еще раз. Значит, Воронцов Аркадий Константинович, есть такой. Номер назовите.
Делать нечего, пришлось оставлять заявление о блокировке трубки Аркадия. Сами понимаете, сказать приветливой девушке, что я передумала, было невозможно.
Глава 26
Есть в Москве такие местечки, где время словно остановилось. Буквально за углом шумит многоголосый рынок, несутся по проспекту машины, клянчат деньги бомжи и бойко торгуют всякой мелочью старушки. Но стоит немного углубиться внутрь квартала, и возникает картинка из 60-х годов.
Войдя во двор дома № 8 по Подлипецкому проезду, я вздохнула: надо же, словно вернулась в детство. Пятиэтажное кирпичное здание стояло буквой П. Сегодня выходной, день выдался теплый, и за длинным деревянным столом сидели мужики, азартно игравшие в домино. Около них стояли бутылки с пивом. Кое-кто из парней, торопя лето, скинул свитер и красовался в одной футболке. Чуть поодаль от доминошников трепыхалось на веревках белье. Приятный ветерок ласково перебирал простыни, пододеяльники, мужские «семейные» трусы, угрожающе огромные розовые лифчики и невероятное количество разноцветных крохотных колготок. На площадке возле качелей кричали дети, на скамеечке мирно болтали старухи. Одно из окон первого этажа было распахнуто, в проеме виднелся магнитофон, из которого неслась громкая музыка. В стайке подростков шел какой-то ожесточенный спор.
Точь-в-точь в таком дворе прошла моя юность. Очень хорошо помню, как расставалась со своим кавалером на углу, запрещая ему провожать меня до подъезда. Возле нашей входной двери в любую погоду, даже в лютый мороз, восседала баба Нюра, зорко приглядывавшая за всеми. Вот уж кто знал всю подноготную своих соседей. Впрочем, в мое время подростки не стали бы открыто курить в присутствии взрослых. У них мигом отняли бы сигареты, надрали уши и сообщили родителям. Да и музыка была другая… Но какая-нибудь своя баба Нюра тут тоже обязательно есть.
Я подошла к скамеечке со старухами и вежливо сказала:
– Здрассти.
Бабуськи прервали разговор и начали шарить по мне блеклыми глазами. Наконец особа в пронзительно яркой фиолетовой куртке ответила:
– Здравствуй, коли не шутишь.
– Можно присесть?
– Давай, скамейка не куплена.
Я примостилась на краешке и завела разговор:
– Погода какая хорошая.
– Спину ломит, – сообщила фиолетовая куртка, – небось дождь пойдет.
– Не говори, Зин, – подхватила другая старуха, – голову прям перехватило, гроза прет.
– Ну ты сказала, Клава, – усмехнулась Зина, – разве ж в апреле гроза бывает?
– Ща чего угодно будет, – вздохнула третья, – на Новый год молоньи сверкали, вся погода с ног на голову встала.
– Сами они виноватые, – села на любимого конька Клава, – понавыдумывали дряни всякой: излучения, телефоны, компьютеры, нет бы жить, как мы.
– Вся беда от бананов, – не успокаивалась третья старуха, – за каким бесом нам ихняя жратва обезьянья? Манги, киви, чипсы какие-то! Проще надо, щи да каша, чего еще? Мясо – смерть!
– Глянь, Анька, твой идет, – оживилась Зина, – вон, кренделя выписывает.
– Где? – напряглась бабка.
– Да вон, у гаражей.
– Ладно, девки, – подскочила Аня, – недосуг мне с вами языком махать, белье неглаженое потолок подперло, пойду.
– Ступай, – хором ответили товарки.
Не успела Анна войти в подъезд, как Клава хмыкнула:
– Ишь, побегла!
– Белье гладить, – подхватила Зина, – умора, врет и не краснеет.
– Да уж, перед нами могла бы и не прикидываться.
– Почему вы думаете, что она сказала неправду? – нагло вклинилась я в чужой разговор.
Бабки разом повернулись ко мне, помолчали, потом Клава вполне приветливо ответила:
– Вишь, мужичонка там шлепает, плюгавенький такой, в беретке?
– Да.
– Сын Анькин, алкоголик. Приезжает только тогда, когда пенсию приносят. Отымет у матери и пропьет. Вот она и понеслась рублишки прятать.
– Только зря, – встряла Клава. – Ваньке все ее захоронки известные.
– А ежели не отыщет, морду матери начистит, – вздохнула Зина.
– Анька потом будет брехать, будто в ванной упала, – дополнила Клава.
– Вы, наверное, тут все про жильцов знаете, – восхитилась я.
Зина улыбнулась:
– А то! Всю жизню на одном месте. Дом наш завод построил, мы все разом квартиры получили.
– Спасибо Ивану Дмитриевичу, царствие ему небесное, – перекрестилась Клава, – вот директор был, не то что нонешние говнюки, все под себя, словно курица лапой, гребут.
– Да уж, – покачала головой Зина, – настоящий человек, хоть и не без греха, Аську вспомни.
– Все мужики кобели, – не сдалась Клава, – Аська ему сама на шею кидалась, кто ж удержится?
– Как хорошо, что вас встретила, – воскликнула я, – шла и думала: ну кто мне поможет?
– В чем дело-то? – посуровела Клава.
Я всплеснула руками:
– Только послушайте, чего у нас в семье приключилось.
– Ну! – оживились старухи.
Я вздохнула и затараторила, выдумывая на ходу детали и подробности.
Всю жизнь замужем за военным, супруг мой при чинах, полковник. И дом у нас полная чаша. Квартира трехкомнатная с мебелью и холодильником, телевизоров аж целых два, ну там ковры, хрусталь, люстры… «Жигули» имеются, садовый участок, словом, все как у людей, не стыдно по двору ходить. И достанется нажитое доченьке единственной, родной кровиночке – Анечке. Все у нас шло хорошо, только попала девчонке шлея под хвост – влюбилась.
– Дело молодое, – вздохнула Клава, – сколько годов-то?
– Двадцать.
– По нонешним временам перестарка, – резюмировала Клава.