Яблоко Купидона (сборник) - Ольга Крючкова

Эпилог

Начало июля выдалось жарким. Уже к обеду стояла удушающая жара, давящая на улице на голову и плечи. Поэтому супруги Бироевы решили, что венчание дочерей-невест с их женихами непременно следует провести утром, часов в десять.

Соня и Лиза облачились в прелестные свадебные платья и с нетерпением ожидали, когда прислуга украсит коляску цветочными гирляндами.

Лиза была совершенно спокойна, Соня же заметно нервничала. Старшая сестра снисходительно улыбалась и пыталась, как ни странно, приободрить Соню.

– Не волнуйся. Всё пройдёт прекрасно. Или ты сомневаешься в своих чувствах?

– Нет, что ты!

– Тогда возьми себя в руку: не ты первая замуж выходишь. Не следует так переживать: эка, невидаль!

– Удивляюсь я, Лиза, твоему спокойствию…

– Ну, сама подумай: что может случиться? Всё уже обговорено и приготовлено!

– Да, да, – кивала Соня. – Но всё же у меня – странное чувство…

Родители и невесты сели друг напротив друга в коляске, украшенной цветами, та тронулась по направлению к Воздвиженки, где в церкви Святого Павла должно было состояться венчание. Ещё две коляски с гостями и подружками невест двинулись следом.

Сергей Воронов и двое его сослуживцев, – увы, но поручик Гварди пребывал на службе в отдалённом полку, что в Смоленском уезде и не смог приехать – также сели в коляску и направились в церковь на Воздвиженки.

Сергей пребывал в прекрасном настроении, его друзья шутили, предвкушая отличное застолье и праздничный бал. Коляску Сергея также украшали многочисленные гирлянды цветов, по её виду безошибочно можно было определить: жених едет в церковь, дабы обвенчаться.

Неожиданно непонятно откуда налетели пчёлы, они назойливо кружились вокруг цветов, но и не только: насекомые надоедали своим жужжанием Сергею. И вот одна из таких надоедливых пчёл села прямо на лацкан свадебного сюртука, разумеется, Сергей попытался её стряхнуть и отогнать. Но, увы, не тут было. Разъярённое насекомое взвилось, сделало небольшой круг и…впилось прямо жениху в глаз.

– Ой! Ой! – вскрикнул Сергей и схватился за глаз.

– Что случилось? – недоумевали друзья.

– Больно!!!

Сергей ощутил резкую боль в глазу, затем – жжение.

– Дай посмотрю, что там… – предложил один из друзей и отстранил руку жениха от глаза.

– Господи! Смотрите! Глаз вздулся и заплывает! Этого только не хватало! – сокрушались друзья.

Сергей чувствовал, что глаз буквально наливается отёчностью.

– Что же делать? Как я предстану перед невестой, тётушкой, дядюшкой и гостями?!

– Ну, что поделать! – Сказал один из гусаров. – Се ля ви! Значит, пойдёшь под венец с одним глазом! Не отменять же свадьбу?!

Он снял с шеи тёмно-бежевый платок, сложил его в несколько раз и протянул жениху.

– Вот завяжи глаз. Ничего, не расстраивайся, в первой брачной ночи – глаз не главное!

Гусары дружно засмеялись.

И вот все собрались в церкви Святого Павла, что на Воздвиженки. Невесты и женихи стояли перед алтарём, гости же – поодаль, как и положено.

Вышел священник, он окинул гостей придирчивым взглядом, затем – две пары, которые ему предстояло обвенчать.

Да, многое видел священник за свою долгую жизнь, но такое – впервые. Перед ним стояли две очаровательные молоденькие невесты, рядом с ними – солидные женихи, причём на лице каждого из них – повязка, скрывающая правый глаз.

Священник перекрестился и пробормотал:

– Чудны дела твои, Господи…

И начал обряд венчания.

Соня же пребывала в эйфории – гадание сбылось…

Фамильный крест

Глава 1

Новый 1850 год семья Еленских встретила весьма скромно, даже в понимании такого небольшого городка, как Жиздра. Жалованья Иннокентия Петровича, преподавателя словесности в местной мужской гимназии, хватало лишь на то, чтобы оплатить казенную квартиру, купить дров для печки и скромно питаться.

Женился он сравнительно поздно, почти в тридцать пять лет, до этого слыл в гимназических кругах филоматом[9] и закоренелым холостяком. Этих двадцати рублей хватало на скромную жизнь, а более Иннокентию и не требовалось. Он с увлечением много лет подряд писал труд о легендарном вожде гуннов, Атилле, мечтая, что когда-нибудь его издадут. Но годы шли «Атилла» распухал от новых глав и замечаний, но был далек еще от того момента, когда рукопись можно отправить посылкой в «Московский альманах».

Хозяйством Иннокентий Петрович в то время не занимался: то лекции в гимназии, то написание рукописи, и поэтому жилище его приобрело запущенный вид. Постоянное питание в ближайшем трактире, было накладно, и, скажем, весьма сомнительного качества. В последнее время у Еленского начала пошаливать печень, а посему, он нанял прислугу, молодую девицу Наталью, абсолютную сироту, из жиздренских мещан.

Жалованье Еленский положил Наталье небольшое, пять рублей в месяц, с условием, что она может питаться вместе с ним. Вскоре закоренелый холостяк привык к обществу молодой прислуги, что и говорить, она была чистоплотна и готовила отменно, – не чета, дешевому трактиру, да и долгими зимними вечерами было с кем переброситься словцом. Наталья не могла оплачивать свое убогое жилище из расчета столь скромного заработка, как пять рублей в месяц. И с позволения Еленского перебралась к нему на квартиру, поселившись в маленькой комнатке подле кухни, по всей видимости, некогда предназначенной для кладовки или другого хозяйственного помещения.

Наталья вела себя сдержанно, перенеся свой незатейливый скарб, поместившийся в одном узле, завязанным большим клетчатым платком, устроилась в «кладовке» и ничем не выказывала своего интереса к хозяину. Хотя ее начали посещать мысли, весьма опасные для девушки ее возраста, недавно ей исполнилось двадцать, а женихом она так и не обзавелась – бесприданница не нужна никому, даже простому мещанину. Воображение Натальи рисовало, как она и Иннокентий Петрович сидят за столом, накрытым белой накрахмаленной скатертью «ришелье», и пьют чай из больших цветных чашек. Иннокентий Петрович довольно поглядывает на нее, на столе стоит новый медный самовар, а она, одетая по последней мещанской моде, в бежевое сатиновое платье с кружевной отделкой и в такого же цвета чепец, ухаживает за хозяином, как за мужем.

Однажды по весне, когда все живое на земле жаждет любви и распускает листву, молодая, кровь с молоком девица, расплела косу, надела самую лучшую ситцевую ночную сорочку, и решительно направилась в комнату хозяина.

Когда она отворила дверь, Иннокентий Петрович уже лежал в кровати и читал книгу при свете свечи.