Рассказчица историй - Наталья Резанова

А жречество? Ведь я, мягко говоря, первым делом, ворвавшись в город, помешала свершиться священному обряду. Я не собиралась глубоко влезать в их религиозные дела, но человеческие жертвоприношения запретила сразу. А это должно было крайне им не понравиться.

Вообще-то при ближайшем рассмотрении эти служители Солнца мало походили на любителей кровавых жертв — тихие приличные люди с бритыми головами и в голубых одеждах — цвет, почитавшийся у греческого сословия священным.

Верховный жрец Керне отдал концы во время затмения от удара — он был очень стар, а его помощник и налетел на мой меч у подножия пирамиды.

Удачное совпадение — я не хотела устраивать казней. Кстати, хотя на Керне Солнце считалось воплощением мужского начала, здесь имелась и коллегия жриц, в которую входила Ихет.

Она почти постоянно присутствовала во дворце, отчасти из благодарности, отчасти потому, что я вменила ей в обязанность вводить меня в курс местных дел. Как и ее брата. И она действительно очень мне помогла. На Ихи она не слишком походила — не лицом, а характером. Она была явно умнее. И гораздо сдержаннее. В ней было нечто общее с некоторыми женщинами царских домов, которых мне приходилось встречать — но значительно более выраженное. Холодность. Мне это нравилось.

Она и объяснила мне, что жречество Керне не едино.

Между различными коллегиями шла непрекращающаяся борьба, и от благосклонности нового правителя многое зависело.

Перед Ихет, считая ее особо приближенной, они, вероятно, крутились еще больше, чем передо мной. Тем и объяснялось почти постоянное презрительное выражение ее лица.

Что до ее личных соображений по поводу возможных изменений в религиозной жизни острова, то она сказала мне следующее:

— То, что мы привыкли слышать о вере в Богиню и о том, что ей сопутствует — кровавых оргиях, детоубийстве, людоедстве, скотоложестве, полном безвластии, дикости и безумии — естественно, не может не внушать ничего, кроме отвращения. И большинство людей этому верят. Но в храмовых архивах я нашла некоторые записи по Криту, относящиеся ко времени, когда отношения между островами еще не были прерваны. И, насколько я поняла, никакой дикости и безвластия там нет. А ведь там исконно чтили Богиню — не знаю, как сейчас…

В ответ я процитировала ей отрывок одного из канонов Богини:

«Я — владычица всякой земли.Я изобрела письмо.Я дала людям закон.Я отделила землю от неба.Я указала путь звездам.Я установила движение Солнца и Луны.Я изобрела морское дело.Я утвердила силу справедливости.Я положила конец людоедству.Я прекратила власть тиранов.Я распоряжаюсь молнией.Я побеждаю судьбу».

Она молча кивнула.

Я, кажется, не упоминала, что делали мои приближенные и что они думали обо всем случившимся. Впрочем, я бы не сказала, что Кирена или Келей о чем-либо задумывались. Они принимали происходящее как данность и не рассуждали.

Те, кого интересовала добыча, получили ее. Мы взяли личную казну Хепри, и в разграблении города не нуждались.

У всех было много дел.

Келей занимался флотом, к которому прибавились атлантские корабли, отозванные с побережья, Кирена — арсеналом. В помощь ей я дала наиболее толковых самофракийцев.

Кстати, тот Талос, которого выпустили, оказался единственным к тому времени исправным. Остальные стояли в арсеналах и не работали. Возможно, атланты могли бы их починить. Но я этого не желала. Все эти «медные великаны» должны были пойти в переплавку.

Кернийских ремесленников это только обрадовало, — они поняли, что при нас без работы не останутся. При этом моих людей поразило количество железных деталей в «медных великанах».

Менипп, возглавлявший весь этот отряд, явился ко мне, сияя воодушевлением, и предложил вещь невиданную — отковать для меня железные доспехи, единственные в Ойкумене. Таких и под Троей ни у кого из десятков царей не было.

Пришлось его разочаровать. Я сказала, что отродясь не носила доспехов и не собираюсь впредь. Пусть из железа делают мечи, а не доспехи.

Разумеется, я видела каждого из своих людей, занятых важными поручениями, постоянно. Или я к ним наезжала, или они являлись во дворец. Некоторые и находились во дворце в качестве охраны, которой руководила Митилена.

Вот с ней было не все гладко. Ей не нравился остров, не нравился дворец, не нравилось, что я принимаю здесь атлантов. Никому из них она не доверяла и с особым подозрением относилась к Ихи и Ихет. Причем, с братом держалась даже несколько лучше, чем с сестрой.

Меня это удивляло, поскольку мне известна была глубина ее враждебности к мужчинам.

Общество некоторых самофракийцев, — Келея, например, она за минувший год научилась терпеть. Однако Ихи к таким не относился. И, однако, Митилена как-то прощала ему то, что он существует. А вот Ихет она просто ненавидела. И я никак не могла понять, за что. Ведь год назад я спасла ее от нелепой смерти точно так же, как Ихет. Может быть, из-за того, что у Ихет, несмотря на то, что она побывала на жертвенном камне, не было — как выражалась Митилена — «опыта унижения»? (Как и у меня, но ведь ко мне она не испытывала ненависти?) А может, просто не могла понять, что Ихет от меня и от тех нас надо. Как Хепри не мог понять, что нам всем нужно от него. (Странно. С чего бы по мне вспомнился Хепри?)

Я уже говорила, что Ихет напоминала некоторых знатных троянок — Поликсену, например. Но это не значит, что те женщины, па которых она была похожа, водили со мной компанию. Водили как раз те, на которых она похожа не была. Ну, там все казалось ясным. Они — особы царского дома, а я — чужеземная наемница. Здесь же роли переменились.

И все же я — и Митилена — чувствовали, что Ихет ходит сюда не только из-за благодарности за свое и брата спасение.

Здесь прятался какой-то личный интерес. Я не пыталась узнать, какой.

В остальном все катилось, как Талос по прибрежной площади, хоть мне и не нравилось такое сравнение.

После того, как я с помощью Ихет и некоторых местных чиновников, владевших критским, вникла в свод кернийских законов, то не сочла нужным коренным образом его менять. Слегка поправить — это да, но не ломать. Собственно говоря, все неудачи последних лет правления Хепри происходили именно из-за того, что законы не соблюдались. Нужно было их выполнять — и все.

Постепенно обнаружилось, что у меня остается много свободного времени, которое надо чем-то занять. Правда, оставались еще хроники и архивы — то, что меня всегда влекло. Но это вам не свод законов, здесь нужно знать язык. А я, хоть уже более-менее освоила местную разговорную речь, убедилась, что письменность у атлантов чрезвычайно трудна, и на ее изучение уйдут многие месяцы. Читать хроники в переводе я не хотела. Оставалось по-прежнему полагаться на Ихет и присягнувших мне жрецов. А они ведь не рукописи, не всегда будут под рукой.