Популярные лекции по атеизму - Владимир Алексеевич Карпушин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Обымем друг друга, а ненавидящих нас простим», — провозглашают на пасху попы с церковных амвонов. Этот архиреакционный лозунг внешне выражен в обряде христосования. В современном капиталистическом мире прямое назначение пасхальной пропаганды — примирить порабощенных и угнетенных с безрадостной действительностью, привить им чувства бессилия и покорности, заставить отказаться от борьбы за лучшую, достойную человека жизнь. Опьяняющим дурманом пасхальных богослужений, слащавой проповедью всепрощения и любви к врагам церковь стремится прикрыть эксплуататорскую природу капиталистического строя, парализовать революционную активность трудящихся, заглушить ненависть народов к империалистическим поджигателям войны.
Сельский крестный ход на Пасхе.
Худ. В. Г. Перов.
В советских условиях пасхальная пропаганда не лишается своей вредной, реакционной сущности. Празднование пасхи и пасхальная пропаганда оживляют и поддерживают у верующих чуждые идеалам коммунизма религиозные обычаи и представления, мешают культурному развитию советских людей, отвлекают трудящихся от борьбы за осуществление величественных планов коммунистического строительства.
Престольные праздники
Помимо основных праздников, связанных с именем Иисуса Христа, частью верующих до последнего времени все еще справляются так называемые престольные праздники. Это местные праздники, установленные в честь какого-либо святого или богородицы, именами которых названы церкви или приделы в них.
Престольные праздники зародились на Руси в условиях феодальной раздробленности и получили широкое распространение в XIII–XV веках. Князья и бояре стремились тогда обзавестись своим святым, который служил бы небесным покровителем их вотчины. Крупные поместья крепостников являлись не только политическими и экономическими, но и религиозными центрами; они имели, как правило, свою церковь, которая и посвящалась избранному святому, и свой местный престольный праздник в его честь. Эти свои местные церкви, святые и праздники обслуживали классовые интересы помещиков-крепостников, освящали религиозным ореолом их власть. Кроме того, они имели целью привязать крепостных к феодалу, закрепить их за поместьем, так как крестьяне тогда еще пользовались правом «выхода» в Юрьев день, то есть правом перехода от одного помещика к другому. Местные святые, свои богородицы и чудотворные иконы считались покровителями данного прихода. Верующим внушалось, что они оказывают особое покровительство именно данному селу, данному приходу, лучше других святых понимают местные нужды. Поэтому следует особенно чтить местных святых, всячески угождать им, справлять в их честь праздники. В дореволюционной России ежегодно отмечалось 60 тысяч местных престольных праздников. Для верующих данного прихода престольные праздники были нерабочими днями; в местных церквах проводились специальные богослужения в честь святых — покровителей прихода, после чего духовенство совершало подворные обходы, взимая приношения деньгами и натурой. Духовенство использовало престольные праздники не только для личного обогащения, но и для сплачивания верующих округи вокруг местной церкви, местных помещиков и кулаков. Верующим внушалась мысль о необходимости «единой христианской семьей» молиться своему заступнику, просить его о помощи и избавлении от страданий.
Верующие обычно заполняли престольные дни пьянством, как наиболее доступным видом веселья. В религии и водке топили задавленные гнетом помещика и кулака крестьяне свои надежды на лучшую жизнь. Престольные праздники особенно цепко и упорно сохраняются в быту верующих. Их празднование редко ограничивается одним днем, а затягивается иногда на неделю. Празднуют не только в своем селе, но ездят и в соседние, и везде — угощение и разгул. Подавляющая масса престольных праздников падает на летнюю пору и справляется в разгар полевых работ, что наносит иногда непоправимый ущерб сельскому хозяйству. Но не только в этом состоит вред престольных праздников. Гораздо значительнее и во много раз вреднее то отрицательное влияние, какое они оказывают на сознание и быт трудящихся, закрепляя враждебные социализму и коммунизму взгляды и традиции.
Социальная роль праздников и обрядов
У людей всегда имеется потребность в печальные и радостные моменты как-то проявлять волнующие их чувства. Церковь спекулировала на этом. При помощи обрядов и праздников она овладевала чувствами и настроениями людей и направляла их в выгодное для нее и эксплуататоров русло.
В начале лекции говорилось, как смутило и на какое-то мгновение заколебало неверующую душу Новикова-Прибоя торжественное пасхальное богослужение на «Орле».
«Христос воскресе из мертвых! И сущим во гробех живот даровав!» — раздается зов из глубины веков к человеку, придавленному неотвратимостью личной беды, семейного горя, тяжестью социальной несправедливости, сознанием безысходности. И если воспринимает этот зов слабый или надломленный человек, то трепещет тогда душа его перед всемогуществом божества, бьется, как птица в земной клетке, рвется и…летит к богу.
А вот другой пример. Анри Барбюс в своем романе «Огонь» приводит рассказ летчика о таинственном видении, которое всюду его преследует. Вот он:
«В воскресенье утром я летал над линией огня. Между нашими первыми линиями и немецкими, между крайними выступами, между ободками двух огромных армий, которые стоят одна против другой, смотрят одна на другую и не видят, и ждут, — расстояние небольшое: иногда сорок, иногда шестьдесят метров. А сверху, с высоты, мне казалось — один шаг. И вдруг вижу: и у бошей и у наших, на этих параллельных линиях, которые как будто соприкасаются, что-то происходит: там какая-то каша, живое ядро, а вокруг что-то похожее на черные песчинки, рассыпанные по серому полю. Все это не движется, замерло, как будто нет тревоги! Я снизился, чтоб узнать в чем дело.
Я понял: было воскресенье, и подо мной служили две мессы; я видел алтарь, священников и стадо молящихся. Чем больше я снижался, тем ясней я видел, что эти две толпы одинаковы, совсем одинаковы, так что все казалось нелепостью. Любая из этих двух церемоний была отражением другой. Мне казалось, что у меня в глазах двоится. Я снизился еще: в меня не стреляли… Я услышал рокот, единый рокот. Я разобрал, что это молитва; это было единое песнопение; оно поднималось к небу мимо меня. Я летал взад и вперед, чтобы послушать этот смутный хор; молитвы звучали с обеих сторон, но все-таки сливались воедино, и чем больше две толпы хотели перекричать друг друга, тем больше голосов объединялись в небе.
Я летел очень низко и расслышал два возгласа, единый крик: „Gott mit uns“ и „С нами бог!“».
Глубоко верующий летчик решил, что он сошел с ума:
— Да как же это? Вы только представьте себе: две одинаковые толпы, обе выкликают одинаковые и все-таки противоположные слова, испускают враждебные и в то же время однородные крики?
