Право на творчество. Судьбы художниц Российской империи - Надежда Дёмкина

невероятный динамизм композиций. Пейзажи словно сошли со старинных свитков, где художники просто и ясно используют само пространство и цвет листа бумаги, заставляя его быть то снегом, то гладью воды, то небесным простором. Черный, зеленый, желтый, красный, а иногда только черный и белый — и вот все уже сказано.

Открытая к общению, Варвара вскоре находит общий язык с местными художниками, ищущими свою дорогу между японскими традициями и европейскими веяниями. Им интересно общаться с европейкой, получившей другое образование, выросшей в иных традициях, знакомой с последними тенденциями в искусстве, но при этом так уважительно относящейся к их культуре. Художница не только много работает, но и участвует в выставках, хотя сначала общаться с новыми знакомыми нередко приходится лишь с помощью рисунков.

Чтобы материально не зависеть от семьи сестры, Варвара принимает предложение о работе и неожиданно для себя становится преподавателем русского языка и литературы в университете Васэда. Благодаря этому находит и личное счастье, выйдя замуж за фотографа Владимира Головщикова. Друзьями их семьи оказались многие филологи, русисты, переводчики — вскоре в Японии переводы русской литературы достигнут высокого уровня. Удивительный факт, но профессиональной художнице удалось привить любовь к русскому языку и русской классической литературе целому поколению японских специалистов. Постоянно обсуждая и переводя произведения классиков: А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, М. Ю. Лермонтова, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, — Варвара стала заниматься иллюстрациями, и японцы увидели издания с ее литографиями и рисунками к «Гробовщику», «Пиковой даме» или «Египетским ночам» Пушкина.

Варвара Бубнова. Иллюстрация к повести А. С. Пушкина «Гробовщик» — «Сон гробовщика». 1934

Бумага, цветная автолитография. Государственный музей А. С. Пушкина

В 1930-х годах отношения между СССР и Японией стали ухудшаться. Прошение Бубновой о возвращении в Россию отклонили, она лишилась гражданства. А в семье произошло страшное несчастье: умер 14-летний сын Анны и Оно, молодой и талантливый скрипач, которого сестра учила музыке с раннего детства. Супружеская пара распалась, поскольку по японским традициям Оно должен был взять себе новую жену, чтобы произвести на свет наследника.

Война была трудным периодом для всех. Русская культура оказалась под запретом. К художнице и ее мужу были приставлены шпионы (как и к другим русским, считавшимся потенциальной угрозой). В середине войны всех отправили в эвакуацию. Когда они вернулись в Токио, оказалось, что их дом сгорел, а вместе с ним — работы Варвары, ее друзей, станок, доски и т. д. В 1946 году внезапно скончался от инсульта муж, с которым они прожили больше 20 лет. Варвара провела пальцами по его фотокарточке. Снова, как в юности, она потеряла любимого человека. Но в этот раз за плечами у них была длинная совместная жизнь.

Когда в молодости умер Вольдемар Матвейс, ее соученик по Академии художеств и возлюбленный, они даже не успели пожениться: казалось, все впереди — и любовь, и работа, и путешествия, и искусство! Все оборвала внезапная болезнь и смерть. Оглушенная, не помня себя, Варвара тогда механически дописала дипломную картину и получила документ об окончании Академии. То, что вокруг рушилась империя, гремела революция, свирепствовал голод, было не так страшно и словно подтверждало происходившее у нее внутри. Мрак и одиночество. Ее спасла только работа. И всегда спасала. Нужно было зарабатывать деньги, помогать матери, выживать — тогда почти сразу умер и отец. Она собирала труды Матвейса, оканчивала его книги по искусству, компоновала статьи, закончила и обучение в Археологическом институте, куда он ее направил. Как Варвара была ему благодарна…

Варвара Бубнова. «Автопортрет». Гравюра. 1958

Бумага, литография. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина

И в 1946-м, после войны и смерти мужа, Бубновой снова пришлось восстанавливать жизнь из осколков. Они стали жить вместе с сестрой, а приютил их ее бывший муж Оно. Они много общались и с его сыном, и с его племянницей, занимались с детьми. Теперь художница опять преподает, работает переводчицей, участвует в жизни Советского клуба и, конечно, рисует.

Варвара Дмитриевна осмотрела свою мастерскую. Вот чего ей будет не хватать больше всего. Во время войны она уже лишалась мастерской… Впрочем, в такие моменты глубже понимаешь, что жизнь и здоровье ценнее любых вещей. Благодаря поддержке Оно художница заново выстроила свой рабочий процесс, наладила мастерскую. Опять заработал печатный станок — его тяжелое колесо многие мужчины не могли провернуть с первого раза, а она, делавшая это день за днем, крутила играючи. Цинковые пластины, химикаты, краски, бумага разных сортов, кисти всех размеров — больше всего ее успокаивал порядок в мастерской. У японцев она научилась вниманию к материалам, которого не было в европейской культуре. Фактура и плотность бумаги, гибкость кисти, богатство цветов — в простоте была скрыта настоящая роскошь, и Варвара каждое утро благодарила мир, что может ею пользоваться и постоянно находить новое. В свои 70 лет она была по-прежнему готова учиться.

Автолитография — процесс небыстрый, тут много химии, технологических процессов, но в них и скрыто творчество. Отшлифовать цинковую пластину, обработать составом с азотной кислотой, высушить — и уже можно делать рисунок литографским карандашом или тушью, можно покрыть пластину специальным грунтом и выскребать рисунок, а можно забрызгивать краской, создавая сложный фон. Когда рисунок готов, пластина протравляется специальным составом с кислотой, смывается тушь или карандаш, накатывается краска — и пора наконец печатать. Первый оттиск — самый важный: сразу видны все неточности и огрехи, но их можно поправить, доделать пластину и снова печатать. Когда все свободные поверхности в небольшой мастерской заняты свежими сохнущими оттисками — это самый счастливый момент. Как жаль, что невозможно взять всю эту мастерскую с верандой, упаковать и переправить туда, в СССР!

Возвращалась она не в родной Петербург, теперь Ленинград, и даже не в Москву, откуда уехала в 1922-м, а в незнакомый Сухуми, южный город, где оказалась старшая сестра Мария. Может, это и к лучшему? Климат, близкий к Японии, жаркое лето, теплые зимы, горы и море рядом, влажный терпкий воздух и буйная растительность. Увы, о литографии пока пришлось забыть: на владение множительной техникой в Советском Союзе требовалось специальное разрешение. Но это не остановило Варвару Дмитриевну: она пишет акварелью, пастелью, рисует тушью, делает линогравюры. Принимает участие в выставках в разных городах и вступает в Союз художников Грузии. На улицу Орджоникидзе в Сухуми приходит множество писем из Японии: ей пишут художники, переводчики, десятки людей, успевших поучиться у нее и подружиться с ней; множество японцев, приезжая в СССР, едут в далекий от столиц абхазский город, чтобы выразить ей свое