Не играй со мной, мажор - Кристина Майер

— Дочка! — орет родитель. — Иди сюда! — мне даже его голос кажется противным.

— Не бойся, — произносит Ваня, переплетая наши пальцы. Он хорошо меня чувствует, его поддержка придает мне сил и уверенности, но даже этот невинный жест отец может использовать в свою пользу. Остается надеяться только на помощь Егора Борисовича.

Доходим до ворот, за которыми стоит родитель. Руки в карманах строгих брюк, ноги на ширине плеч, расстегнутое пальто. Всем своим видом демонстрирует власть, уверенность, успешность, которых у него нет. Многие до сих пор считают его видным, красивым мужчиной, но постоянные возлияния наложили печать на его лицо.

— Выходи, что там стоишь? — кивает он, хмуро косясь на Ваню. — Ты что, не обнимешь папу? — словно насмехается.

— Зачем ты приехал? — спрашиваю дрожащим голосом. Мне не нравится самодовольное выражение его лица.

— Выйди, — властно командует. Пальцы Вани до боли сжимают мои. Теперь и он злится. Открывает калитку, первым выходит, тянет меня за собой.

— Это кто? — пренебрежительно кивает отец в сторону Вани. Меня передергивает от его отношения к людям. Нищий королек с замашками властителя.

— Здравствуйте! Иван Лютаев, — представляется высокомерно Ваня, окатывая холодным тоном отца. Тот сильнее хмурится, видимо, пытается вспомнить, где слышал эту фамилию.

— Детдомовец? — уточняет родитель.

— Нет, — не уточняя, что он сын банкира.

— Иди погуляй, мне с дочкой нужно поговорить, — разговаривает с Ваней, как с мальчишкой-беспризорником.

— Я останусь, — с вызовом произносит Ваня.

— В качестве кого ты здесь? — отец делает шаг к Ване. Он видит в нем мальчишку, не подозревая, что Ваня, в отличие от него, настоящий мужчина.

— Ваня мой…. — подбираю слово.

— Я парень Виданы, — заявляет смело Ваня. Мне кажется, не стоило этого говорить. Не нравится мне ухмылка, что появилась на лице отца. Он даже плечи распрямил, сейчас будет говорить гадости. Столько лет прошло, а я до сих пор до мелочей считываю его жесты и мимику.

— Это ненадолго, — заявляет самоуверенно отец. — Как только я заберу тебя отсюда, вы больше не увидитесь, — переведя на меня взгляд, предупреждает он.

— Заберешь меня? На каком основании? — возмущенно интересуюсь, но на самом деле мне становится страшно.

— Я подал в суд на твою мать, ее лишат родительских прав, а тебя передадут мне, — заявляет он. Мое сердце леденеет и перестает биться.

— Что?! — на мой вскрик оборачиваются охранники. — Нет! Не заберешь!...

Глава 41

Лютаев

Этот мудак мне пздц как не нравится!

Напрягает, что он стоит и дышит воздухом рядом с ней! Сжигает желание перекрыть ему доступ кислорода. Сдерживает только то, что этот урод ей отец. Хотя какой из него отец? Ничтожество!

Мне ничего не стоит закрыть ему рот, но пусть гондон выговорится, будем знать, что у него на уме.

— Я подал в суд на твою мать, ее лишат родительских прав, а тебя передадут мне, — заявляет он.

Ля, вот сука! Разбить ему голову? Посадить в инвалидное кресло?

— Что?! — в газах Виды паника. У нее дрожит нижняя губа. — Нет! Не заберешь! — истерично кричит она. Её всю трясет. — Мне скоро восемнадцать, даже если ты каким-то образом ускоришь судебное разбирательство, ты не получишь ни опеку надо мной, ни мамин бизнес!

— Посмотрим, — самоуверенно заявляет он, выпячивая грудь. — Собирай вещи, скоро ты переедешь ко мне.

— Никуда я не перееду! — мотает головой.

— Тебя заберут приставы и привезут ко мне, — зло усмехаясь. Я жестко охреневаю. Это родной отец? Не видит, до какого состояния довел ребёнка?

— Мне не нужен такой отец! — мотая головой, дрожащим голосом произносит Видана.

— Рот закрой, девочка! — хватает ее за руку. Вида вскрикивает от боли, и меня накрывает.

Схватив его за руку, дергаю на себя. Удивление заставляет его отпустить Виду. Прежде чем он успевает отреагировать, заламываю ему руку. Болевой прием заставляет его упасть на колени. Своими наутюженными штанами прямо в грязь.

— Сученыш, ты пожалеешь об этом! Ты не знаешь, с кем связался! — угрожает он.

«Это ты не знаешь, с кем связался».

Испытывая удовлетворение, перевожу взгляд на Виду. В ее глазах блестят непролитые слёзы. Потирая руку, она закусывает губу, чтобы не расплакаться.

Она не должна лить слёзы из-за какого-то урода!

Спустив руку на кисть, одним четким движением ломаю ему руку. Громкий крик боли отзывается музыкой в ушах. Охрана выбегает из ворот, кивком головы прошу их не вмешиваться.

— Ты подписал себе приговор, — стонет он. — Будешь сидеть с отморозками, которые сделают тебя своей девочкой, — продолжает он, думая, что меня трогают его угрозы.

Отбросив его руку, я подхожу к Виде. Отвернув от этой падали, обнимаю ее, прижимаю к себе.

— Успокойся, Вида. Он ничего тебе не сделает, — негромко произношу, поглаживая по спине. Она держится, но я ощущаю, в каком Вида состоянии. Она может в любой момент сорваться в истерику.

Опираясь здоровой рукой, ее папаша пытается подняться на ноги, но сразу не получается, пальцы скользят по грязи. Никто не приходит ему на помощь, собравшись, он всё-таки встает. Здоровой рукой пытается достать из кармана телефон. Рано или поздно он справится, будет звонить в полицию. Не хочу, чтобы этот разговор слышала Вида.

— Идём, — обняв за плечи, веду её в интернат.

У ее отца падает телефон. Матерясь, он наклоняется за ним, вытирает о пальто.

— Не оглядывайся, — прошу Виду, когда мы заходим за ворота. Провожаю ее в корпус. Помогаю снять пальто и шапку. — Присядь, я заварю тебе чай.

Вида забирается с ногами на постель, опершись на спинку кровати, обнимает колени.

— Как ты? — присев рядом, спрашиваю ее. Мне нужно выйти, позвонить отцу, но не