Насмешка (СИ) - Цыпленкова Юлия

Вскинув подбородок, девушка прошла вперед, но вдруг остановилась и вернулась к хмурому наместнику.

— Знаете, Ландар, — тихо произнесла она, — мне было легче, когда я считала, что вы мстите мне за мою неосторожную насмешку над вами. Я даже готова была стать вам женой и воспитывать ваших детей после того, как вы опозорили меня на весь мир, раз уж нас соединили Святые. Но после всего, что вы сделали и сказали за время нашего ужасного супружества, я никогда не смирюсь с участью тени, на которой вы будете вымещать старые обиды и искать избавления от вашей боли. Горите в огне, дорогой супруг, он только ваш, а меня оставьте мне самой и позвольте дожить свой век, называясь вашей пленницей, но не женой. Не награждайте меня тем званием, что мне не принадлежит.

Затем вновь развернулась и поспешила в гостеприимно распахнутые двери, где новых постояльцев ждало тепло очага, сытная трапеза, горячая вода и пастель. Ландар Ренваль некоторое время смотрел вслед благородной лаиссе. Ее слова вдруг обожгли его, и в ушах прозвучал иной голос: «Я никогда не буду твоей. И пусть я для всех твоя супруга, но мое сердце тебе не получить. Пользуйся телом».

Наместник шумно выдохнул и поспешил за лаиссой Ренваль. Он глядел вслед той, что уже поднималась по лестнице, не дожидаясь его, своего мужа и господина, словно приехала одна в этот город, и искра протеста вдруг возродила пламя гнева. Да что может понимать эта маленькая глупая девчонка?! Что может она знать о том, что творится у него в душе? Как смеет обвинять его та, что никогда не знала боли потери?!

Но догонять супругу Ренваль не стал. Он отдал необходимые распоряжения и поселился в комнате напротив. «Ласс Магинбьорн, я подумываю о женитьбе на вашей дочери, имейте это в виду». «Это великая честь для нашего рода, господин, моя дочь будет в восторге». Что Ландар чувствовал, когда известил отца Лиаль о своем намерении, даже не намерении, а прихоти, как он считал в то мгновение. Что он чувствовал?! Зачем он пристал к этой девочке, если подумывал о женитьбе только лишь ради наследника? Ведь за все годы своего вдовства можно было взять любую. Сколько юных и не очень юных лаисс пожирали его взглядами, лелея мечту о том, что смогут стать лаиссой Ренваль? Зачем вцепился в ту, наверное, единственную женщину во всем Несте, которая данной участи не желала?

Вцепился и изводил, пока сам не запутался в собственной паутине, разбудив давно уснувший вулкан воспоминаний. Почему?! Так нравится биться лбом в одни и те же ворота?

— О, нет! — мужской смех прозвучал издевательски. — Все иначе, теперь все иначе, и я сам вырыл эту яму и воткнул в нее колья, прикрыв покровом самообмана.

Наместнику вдруг открылось, что нет никакой схожести между его женами. Ни внешней, ни внутренней. Ани только раз пыталась уговорить его отказаться от своих намерений, но после шла в Дом Святых, как овца на заклание. Она была покорной, к Нечистому, она была, действительно, покорной! Как бы не был обманчив ее живой нрав, как бы гордо она не задирала нос, но первая лаисса Ренваль не была и на толику столь же смелой и отчаянной, как Лиаль, посмевшая вступить с ним в противоборство.

Вот почему он хотел изменить лаиссу Магинбьорн. Вот почему Ренваль ломал страстную и порывистую Лиаль, готовую на отчаянные поступки, способную постоять за себя, даже зная, что проиграет. Ландар вбил себе в голову, что она напоминает ему Ани, но Лиа не была ею и на малую толику, и мужчина пытался обточить ее по образу и подобию своей первой супруги. Ему была нужна Анибэль, которая оказалась по-настоящему смелой лишь однажды, когда полетела со стены спиной вниз. А ведь высокородный ласс не причинил ей и десятой доли того, через что уже успела пройти Лиаль Магинбьорн.

— Святые, — выдохнул наместник, глядя в огонь.

Он вспомнил обе свои первые ночи. С Ани Ландар был нежен и трепетен, стараясь причинить, как можно, меньше боли. Все то время, что они прожили рядом, Ренваль старался заслужить ее любовь, выполняя любой каприз, он готов был даже на коленях стоять, только бы в ее глазах появилась благосклонность. Подарки, развлечения, поездки, представление ко двору, после которого Анибэль немного оживилась, окунувшись в настоящую роскошь. И все это рухнуло в одно мгновение, когда…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Хватит! — воскликнул мужчина, ожесточенно ударив кулаком по стене. — Хватит.

Прислуга, еще заполнявшая покои постояльца, испуганно переглянулась. Наместник схватил свой меховой плащ и стремительно покинул покои, а после и постоялый двор, велев не ходить за ним. Ландару хотелось подумать, ему хотелось проветрить голову и собрать себя воедино. Эти метания утомили его даже больше, чем его юную супругу.

Морозный воздух немного охладил пыл, и Ренваль вернулся мыслями к обеим своим женам, невольно вновь сравнивая их. Их единственной схожестью была красота. Черты лица разные, нрав разный, привычки разные. Они оказались ничем, совсем ничем не похожи, так с чего же ему привиделся призрак единственной возлюбленной, когда он взглянул на Лиаль Магинбьорн. Турнир, смех… Все. И все!

А следом наместнику открылось то, что он столько времени не позволял себе заметить. К Нечистому, он не женщин перепутал, он запутался в себе. Потерялся в паутине собственноручно созданных догм и правил, уничтожив того Ландара Ренваля, каким был прежде. И первой, и второй супругой он увлекся с первого взгляда. Но если с Анибэль Эскильд Ландар готов был к своим чувствам, то к моменту встречи с Лиаль Магинбьорн ласс Ренваль уже потерял юношескую восторженность, закрылся в броне цинизма, оброс годами и опытом.

— И поглупел, — усмехнулся наместник.

Вместо того чтобы признать очевидное, он, взрослый и совсем неглупый мужчина, затеял какие-то нелепые игры. Устранил соперников, заигрывал, уверяя себя, что все это лишь до тех пор, пока не надоест, придумал эти одевания в наряды одного цвета, навязывал свои желания, вынуждая дерзкую бунтарку пойти наперекор. Сам же заслужил ее насмешку, а после отомстил… Кому больше?

— Себе, идиот, себе, — и вновь издевательский смешок сорвался с уст наместника. — Мог иметь жену, а получил врага в собственном доме. Глупость какая!

Но не может же быть все потеряно! В конце концов, Лиаль его жена, и она в его власти. Нужно только окончательно разобраться с прошлым, понять то, что гнетет его, что не отпускает, а потом налаживать настоящее и будущее. Хвала Святым, до последнего времени никто не мог назвать Ландара Ренваля дураком, трусом и подлецом… кроме его собственной жены.

Да, к Нечистому! Зачем ждать? Зачем тянуть и искать выход из лабиринта, если он уже заметил его? Зачем вновь плутать в переходах воспоминаний, когда нужно просто признаться себе и ей, что Ландар Ренваль не такое уж и чудовище, а она не тень, потом что… К Нечистому, да! Он неравнодушен к ней с того мгновения, когда увидел благородную лаиссу, и всерьез увлечен с того дня, когда пощечина обожгла его щеку. И ведь это столько раз прорывалось, но Ландар, как упрямый баран не желал задуматься и позволить себе отказаться от своих прежних взглядов. Наместник резко развернулся и поспешил обратно. Свет давно угасшей надежды вновь затеплился в одинокой и стылой душе.

На постоялом дворе лаисса Ренваль уже успела полежать в купели, имевшейся здесь в отличие от множества других постоялых дворов, где купель заменяли таз, ведро и ковш. Переодевшись в чистую одежду, девушка села за дневную трапезу, уже стоявшую на столе. Свою служанку она отпустила в общую трапезную, там же сейчас находился и Лиот, постоянный спутник своей госпожи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Воспользовавшись своим одиночеством, Лиаль достала медальон Гаэрда Дальвейга, положила его на раскрытую ладонь и несколько мгновений вглядывалась в изображение орла, улыбаясь своим мыслям. Перед внутренним взором лаиссы стояло благородное открытое лицо, и Лиа с особым тщанием вспоминала каждую его черточку. Вспомнила маленькую родинку чуть ниже левого уголка мужских уст, вспомнила приветливую улыбку, от которой на щеках благородного ласса появлялись задорные ямочки. Вспомнила его глаза, так часто и так долго задерживавшие на ней свой взор и то, что чудилось ей в глубине цвета весенней зелени.