Двойник для шута - Виктория Угрюмова

— Что с ним потом станет? — поинтересовался Аббон.

— Казним, конечно. Я человек гуманный. Зачем его мучить, бедолагу? Но если ты против, то могу просто сказать Теобальду, что отдаю этого мерзавца на его попечение.

— Лучше казни, — посоветовал Аббон. — В живых его в любом случае оставлять нельзя, чтобы никто другой не смог проникнуть в его мысли.

— Разве это так просто? — изумился Сивард.

— Конечно, нет. Но я уже ни в чем не уверен. Я представил на минуту человека, чья ненависть настолько ослепила его, что он мечется, не разбирая дороги. И тогда главная заповедь мага — не будить некоторые силы, многажды подумать, прежде чем обращаться к ним за помощью, — эта заповедь может быть им забыта.

— Что будет представлять из себя такой человек?

— Игрушку в руках разгневанной стихии. Причем игрушку, которая воображает себя хозяином положения. Но смертельно опасную и крайне сильную.

— Только этого нам не хватало, — пробурчал Сивард. — Я знаю не понаслышке, что могут натворить несколько фанатиков, помешанных на своей идее. Помнишь, что было в Эмдоне три года тому?

— Когда закололи короля Кринна?

— Вот-вот, закололи. Причем в открытую, как скотину на бойне, не считаясь ни с охраной, ни с придворными, ни с тем, какая казнь ждет такого преступника. Убийца, видишь ли, страдал за несправедливо забытого бога! И помнишь, это ведь было только начало, а потом разразилась война между приверженцами Господа и последователями языческих жрецов? Они по сей день отдышаться от этой бойни не могут.

— Ну, в Великом Роане такое вряд ли возможно, — неуверенно сказал Аббон.

— А я бы теперь ни за что не ручался.

Сивард откинулся в кресле с высокой спинкой, трижды хлопнул в ладоши. На пороге возникли трое воинов — два охранника и гвардеец Аластера.

— Разбойника ко мне, — негромко приказал одноглазый.

Охранники растаяли в темноте коридора.

— Аластер имел весьма поучительную беседу с Шовеленом, — продолжал он, обращаясь к магу. — Так вот, графу кажется, что архонт Бангалора не такая уж и простая штучка: либо он лицо подневольное и выражает не свою собственную, а чью-то чужую волю, либо ловко притворяется невинной овечкой, а сам между тем играет в какую-то свою игру. Заметь, его наблюдения в любом случае полностью совпадают с твоим рассказом о магах, обосновавшихся где-то в окрестностях Оиты. Мне это очень не нравится, Аббон.

Тот не отвечал. Уставился немигающим взглядом на крохотный огонек свечи.

— Аббон! Ты меня слышишь?

— А? Что? Да-да, прости, задумался. Представил себе, что могло случиться с нашей милой Террил или любой другой на ее месте, и оторопь взяла.

— Такое случается слишком часто, чтобы меня оторопь брала, — фыркнул Сивард. — Эти мерзавцы поняли, что слуг императора подкупить нельзя, и смирились с этим, но по-своему. Вызнали, что у Теобальда и Террил будет первенец, и решили сыграть на родительских чувствах — что может быть вернее? Меня лишь беспокоит, откуда они столько узнали.

— Ну, это-то нетрудно, — рассеянно откликнулся Аббон, все еще всматриваясь в пламя свечи.

— То есть как это?! — чуть не поперхнулся Сивард. — Что же ты мне голову морочишь? Что же ты не узнаешь, кто и как это сделал? Что ж сидишь сложа руки?!! А?!

— Будет ли тебе это интересно, Сивард? На лице одноглазого изобразилось такое возмущение, что маг махнул рукой и стал объяснять:

— Я ведь только что говорил тебе: это все нетрудно сделать в том случае, если ты черпаешь силы из определенного источника. Как те, кто курят или нюхают Красную Кору, могут оторваться от действительности и воспарить над нею так, как это недоступно святым и ясновидцам. Они прозревают чудесные истины, которые скрыты от прочих, но ты ведь прекрасно знаешь, как недолго длится это удивительное состояние и чего оно стоит впоследствии. Видишь ли, так называемая черная магия — это такой же незаметный яд, проникающий в кровь и мозг человека, прибегающего к ней. Вначале — могущество. Настоящее, неподдельное, голова кружится от вседозволенности, но проходит немного времени, и ты уже раб, не имеющий ни собственной воли, ни разума, ни человеческих чувств. А за свою силу приходится платить и платить, с каждым разом отдавая что-то дорогое.

Ужасна участь черного мага. Он не живет и не умирает, высасывая силу из окружающих, чтобы как-то продлить свое жуткое существование.

— И что, остановиться нельзя?

— Конечно нет. Это как утопающий, который хватается не только за соломинку, но и за волосинку.

— Неужели нет того, кто смог бы одолеть эти силы?

— Силы — нет. Только искушение. Истинно мудрые просто не черпают из этого источника. Находят в себе волю не брать то, что лежит прямо перед глазами, хорошо помня о том, какова будет расплата за самонадеянность.

— Когда ты говорил о человеке, ослепленном ненавистью, ты имел в виду черного мага?

— Именно его.

— А сейчас в мире есть черные маги?

— Понимаешь, Сивард, — Аббон поставил локти на стол, сплел тонкие пальцы и оперся на них подбородком. — Дело в том…

Но тут двое великанов-гвардейцев втащили в кабинет обмякшее, похожее на мешок с тряпками тело. Разбойник двигался так, как двигаются во сне, смотрел, словно сквозь плотную завесу тумана, и вряд ли понимал, что с ним и где он находится. Ноги он, правда, переставлял сам, но все движения, от него требующиеся, выполнял машинально, скорее потому, что тело еще помнило себя прежним. Иногда человек бессмысленно улыбался, и улыбка выходила довольно жуткой на его изборожденном морщинами и обезображенном шрамами лице. Тусклые, пустые глаза отражали только огонек свечи — ни мысли, ни чувства, ни намека на что-либо подобное не было в этом тупом взгляде.

— Какая мерзость, — поморщился Аббон Флерийский.

— Это тебе не с жабами да травами возиться, — пробурчал Сивард. — Представь себе, мне то и дело подобные типы встречаются. Ну что, займешься им?

— Придется, — пожал плечами маг.

По его знаку воины усадили арестованного в кресло с прямой спинкой, придвинув его к столу. Сами встали на два шага сзади, предоставив магу заниматься своим делом.

— Смотри на меня! — приказал Аббон глухим тяжелым голосом.

Разбойник вздернул голову резким движением, будто лошадь, спасающаяся от слепней, сощурил глаза.

— Смотри на меня и отвечай!

— Да, — ответил пленник хрипло и страшно. — Да, господин!

— Куда ты должен был доставить женщину? Кто тебя нанял?

— Не знаю.

— Где вы должны были встретиться?

— Не знаю.

— Кто ты?

— Мое имя Ирам, господин, но зовут меня чаще всего Ирам Кровавый.

— Ого! — присвистнул Сивард. — Да знаешь ли ты, Аббон, кого нам Бог послал? Я за этим красавцем десять лет гоняюсь, все добыть его голову не могу, потому что работает он в одиночку, а если и случаются у него помощники, то после он от них избавляется. И живых свидетелей не оставляет, так что признать его в лицо никто не мог. Я уж и награду назначал за него, и отряды специальные по всему Роану рассылал, так он прячется за границей. Он хоть понимает, что теперь я его непременно казню?