Чужая жизнь. Мистические практики для обретения самого себя - Токо-па Тернер

вспомнить, что печаль ― тот ливень, которого вы так жаждали. Потому что то, что остается спрятанным слишком долгое время, не меняется. Оно покрывается известковым налетом в отдельных местах, на него накладывает отпечаток стыда, оно остается нетронутым и забытым временем. Но когда оно наконец-то становится очевидным для всех, то подвергается воздействию новых условий и начинает двигаться. Оно зарождается в соленых гейзерах слез, иногда возвещает о себе на поверхности ужасающим стоном, сбегая по нашим щекам до тех пор, пока насквозь не промочит почву, на которой мы стоим, подготавливая нас к следующей спирали духовного роста.

Вы когда-нибудь замечали, как прекрасны люди, после того как вволю наплачутся? Как будто они заново переродились после крещения слезами. В противном случае, если не дать выйти печали, застой обернется горечью, цинизмом и даже насилием.

В наше время средства массовой информации настолько переполнены новостями о катаклизмах, что мы едва начинаем выражать опечаленность одной вещью, как на поверхности уже появляется другая. Лесные пожары бушуют из-за засухи, цунами превращают целые города в забвение, животные вымирают в беспрецедентных количествах, нефтяные разливы уничтожают обширные экосистемы, беженцы тонут в отчаянных попытках сбежать от преследований, людей с другим цветом кожи убивают на улицах, и этого уже слишком много, чтобы гипотетически горевать, не приходя в отчаяние. Слишком многие из нас выросли, привыкнув жить с определенным уровнем онемения к утрате сострадания к чужому горю. Отрицание играет определенную роль в том, что помогает нам установить приоритеты таким образом, чтобы мы могли продолжать действовать. Но как онемение личной печали приводит к залипанию, которое удерживает от истинной принадлежности к своей жизни, так же и разъединение с великой печалью нашей планеты отвлекает нас от соприкосновения с ощущением родства, которое нам нужно, чтобы вдохновить нас действовать.

Мы ― производное нескольких поколений неоплаканных ран. Наши предки, сосредоточенные на выживании, не имели большего выбора, кроме как примириться или подавить эмоции, связанные со всеми неправедными поступками, совершенными в отношении них, так, чтобы они могли продолжать стойко добиваться своего. Но, когда есть всего лишь несколько наставников в нашем кругу, которые учат важности печали или создают культуру и обряды вокруг почитания печали, мы испытываем одиночество вкупе с личными страданиями. Мы редко становимся свидетелями горя посторонних людей из-за табу, укорененного в культуре, заставляющей нас верить в то, что печаль постыдна или неестественна.

В старые добрые времена, если человека постигала утрата или горе, мы оплакивали покойника с причитаниями, как одна деревенская община, давая возможность личному горю соединиться с печалью других людей, вознося его с помощью наших общих способностей, провозглашая его публичным актом. Мы склонялись в знак уважения перед страдающим человеком, потому что знали, что все будем рано или поздно на его месте и в одиночку справиться с таким горем невозможно. В некоторых традициях есть женщины, чья работа заключается в том, чтобы скорбеть от лица тех, кто столкнулся с несостоятельностью личного горя [44]. В традиции народов дагари создается физическое пространство во время проведения похоронного ритуала для тех, кто может лишиться чувств от горя, и выбираются предварительно назначенные помощники, чтобы утешать их в случае необходимости [45].

Обучение скорбеть, можно сказать и так, нужно начинать с собственного эго. В каждом из нас существуют руины. Место, где «что-то когда-то случилось», продолжает жить, как эхо, наводя ужас на весь ландшафт наших жизней с его обвешавшими основаниями. Заброшенные, разграбленные и разрушенные временем, руины ― самое сакральное место в нашем сердце. Это дороги, на которых мы разбили то, что давало нам возможность быть стойкими. Именно их отсутствие в нашей жизни и породило это страстное стремление. Эти развалины ― храм, в котором нужно молиться, отбрасывать все свои печали и упущения и прославлять то, что осталось. В конце концов, все эти развалины ― свидетельства величия нашей любви, и их нужно почитать в качестве наследия, которым они и являются.

Для приветливой встречи со своей личной печалью, возможно, понадобится некоторая практика, потому что все, чему нас учили, идет вразрез с этим подходом. Конечно, было бы приятно увидеть еще больше общественных мест, предназначенных для публичного проявления скорбных чувств, ― таким образом, мы бы могли погружаться в глубины нашей печали, зная, что нас поддерживает большая, благосклонно настроенная структура. Но до той поры мы должны учиться доверять друг другу. Мы должны учиться делиться сакральными руинами, давая друг другу возможность убедиться, что мы не одиноки.

События ваших потерь, противоречия в вашем воспитании, недостатки в вашем становлении ― все это формирует вашу неповторимость. Ваши границы дают толчок развитию воображения, а ваши сожаления направляют вас в правильные взаимоотношения с будущим. Таким образом, вы должны благословлять каждую печаль, с которой повстречались в затруднительных обстоятельствах, и вероломное обхаживание Эго за то, что превратили вас в сияющий бриллиант, которым вы и являетесь на самом деле.

Как и в случае с дождем, чем великолепнее и гениальнее вы скорбите, тем больше роста и фертильности можете ожидать. Есть будущее за пределами скудности и бесполезности наших времен, переполненное жизнью. Если у каждого из нас будет достаточно упорства заново открыть эликсир жизни для своих неудач, наша совместная медицина сможет исцелить коллективную рану.

Временное пристанище превращается в дом

В довершение всего переизбыток конфликта в сердцах мы чувствуем, потому что откололись от жизни, которой живем. Мы отделили себя перегородкой от вещей, с которыми не соглашались, обращаясь с ними как с чужими, хотя ими мы и живем. Мы смутно воображаем какое-то другое место, какую-то лучшую работу, какого-то другого любовника ― но вся ирония состоит в том, что большая часть всего, что делает нас несчастными, наше собственное отвержение всего того в жизни, чего мы добились сами. Очевидно, мы должны взять жизнь в свои руки и считать ее своей собственной. Мы должны смотреть на нее честно, со всеми ее несостоявшимися качествами, и в любом случае находить способ ее любить. Только из такого широкого объятия жизнь может начать превращаться в то, чем должна становиться.

В этой главе мы встретились с несколькими нежелательными гостями, которые, если их принять с уважением, открывают нам тайную мудрость. При наличии достаточной практики у нас развивается умение адаптироваться.