Шрамы - Вера Холлинс

Мои губы сжались в тонкую линию, я кивнула и подошла к своему шкафчику. Хейден стоял, прислонившись к шкафчикам, скрестив руки на груди, и я встретила его молчаливый взгляд. В глубине его глаз светилось понимание. Хейден был знаком с болью потери, ведь около двух с половиной лет назад он потерял своего брата-близнеца Кайдена, который бросился под машину, чтобы спасти его. Выражение лица Хейдена лишь усилило ту боль, что бушевала во мне с тех пор, как я нашла Стивена в пятницу.

— Как ты держишься? — Спросил он меня.

Я проглотила внезапный комок в горле и открыла свой шкафчик. Мои губы болят от улыбки, которую я постоянно ношу с собой.

— По крайней мере, твои реплики по-прежнему звучат убедительно.

— Когда все остальное терпит неудачу, выход — вернуться. — Сказал он и я подняла кулак в притворном приветствии.

— Скажи… — я отвела взгляд, чувствуя себя неловко из-за того, что собиралась спросить его, но мне было необходимо знать.

— Да?

Я быстро вздохнула и оглянулась на него.

— Когда-нибудь станет лучше? — Спросила я.

Он не ответил. Его немигающие глаза потемнели, когда он посмотрел на меня, и это было достаточным ответом.

С горькой улыбкой я схватила книгу, которую мне нужно было прочитать на первом уроке.

— Значит, боль действительно не пройдет, не так ли? — Спросила я тихо, чтобы только он мог услышать.

— В каком-то смысле так оно и есть, — наконец произнес он.

— Что это значит? — Спросила я.

— Это значит, что однажды ты проснешься, и это не будет первым, о чем ты подумаешь, когда откроешь глаза. Но это навсегда останется частью тебя.

Я размышляла над его словами по пути в класс. Мне казалось, что лучше бы я каждый день смешивала бензин и шампунь, чем испытывала эту боль. Однако, когда я пришла на занятия по государственному управлению и политике, которые я посещала вместе с Мейсеном, я снова потеряла контроль над собой. Он был моей слабостью, которую я должна была немедленно преодолеть, пока ущерб не распространился со скоростью лесного пожара.

Мне было не по себе от осознания того, что он видел меня в самом уязвимом состоянии и мог использовать эту информацию по своему усмотрению. Даже моя семья не знала, что скрывалось за моей твёрдой оболочкой, которую я хранила в течение многих лет. Теперь же парень, которого я ненавидела больше всего, получил это на блюдечке с голубой каёмочкой. Я бы не удивилась, если бы он уже рассказал об этом половине населения Энфилда.

Он стоял, прислонившись к своему столу, скрестив руки на груди, и беседовал с девушкой. На его лице играла почти ослепительная улыбка, но, как только он заметил меня, она сразу же исчезла. Я направилась к своему столу, который находился прямо за его столом, однако мне мешали его невероятно длинные и вызывающие раздражение ноги.

— Ты загораживаешь дорогу, — прошипела я ему. — Отойди.

Я была готова к бою, если он хотел драться со мной, но он лишь выпрямился и отвернулся, позволяя мне пройти, не сказав ни слова. Я уставилась на него в изумлении, потому что это было так непохоже на его обычную манеру поведения. Но потом я вспомнила, что он сказал на чердаке — что хочет прекратить ссоры со мной. Но мне было трудно в это поверить.

Когда я проходила мимо него, наши руки соприкоснулись, и странная дрожь пробежала по моей спине. Я села на свое место и почти бессознательно потерла руку. Я бы сказала, что такая реакция была вызвана моим отвращением к физическому контакту с парнями, но это было не совсем так… В этом не было никакого смысла.

Я нахмурилась и попыталась игнорировать его разговор с нашей одноклассницей, но было невозможно не слышать его хриплый смех и ее взволнованный голос. Они беззастенчиво флиртовали друг с другом, и её рука слишком часто касалась его плеча и предплечья, что действовало мне на нервы.

Я быстро вертела карандаш в пальцах, уставившись в свой блокнот. В какой-то момент я была на грани того, чтобы предложить им пойти выпить кофе и поговорить там, вместо того чтобы так много болтать здесь. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем девушка подошла к своему столу. Что ж, скатертью дорожка. От меня не ускользнул взгляд, который Мейсен бросил на меня, прежде чем сесть. Он как будто ожидал, что я устрою сцену, и это ожидание было вполне оправдано.

Да, я бы устроила сцену, если бы он кому-нибудь проболтался о том, что видел меня.

Я направила карандаш на его шею, чтобы привлечь его внимание, так как ни за что бы не прикоснулась к его поражённой болезнями коже. Но потом я вспомнила о многочисленных шрамах, которые покрывали верхнюю часть его спины и теперь были скрыты под белой футболкой.

Глубоко внутри меня вспыхнула острая боль. Эти шрамы выглядели ужасно, как будто он прошёл через настоящий ад, когда получил их… Нет. Это не было моим делом. В этот момент не было места жалости и состраданию.

Я ткнула его карандашом в шею, и он посмотрел на меня через плечо, приподняв бровь.

— Что?

— Я хочу быть уверена, что ты не будешь болтать о воскресенье. То, что ты видел, никогда не происходило, понял?

Он повернулся обратно к столу.

— О чём ты вообще говоришь? — Спросил он ровным голосом, словно подыгрывая мне. Я удивленно подняла брови, пытаясь понять, в чём подвох. Он никогда бы не согласился так просто оставить всё как есть.

— Лучше бы мне не знать, что ты уже всем об этом рассказал.

— Я этого не делал, — сказал он с явным отвращением в голосе. — Если бы я это сделал, разве ты не думаешь, что новость уже разлетелась бы по всей школе?

— Хорошо. Потому что если ты кому-нибудь об этом скажешь, я расскажу всей школе об этих уродливых шрамах на твоей спине.

Он замер на мгновение. Кто-то другой, возможно, и не заметил бы этого, но я всегда была внимательна к деталям.

— Откуда, черт возьми, ты о них знаешь? — Спросил он, не отводя взгляда.

— Давай просто скажем, что в следующий раз, когда ты решишь показаться передо мной в одном полотенце, тебе следует дважды подумать. Никогда не знаешь, когда из этого могут получиться компрометирующие фотографии. Ты же не хочешь, чтобы люди их увидели, верно?

Я увидела, как он сжал руки в кулаки.

— Ты просто невероятна, — пробормотал он себе под нос. — Твой брат только что умер, и