Шрамы - Вера Холлинс

прежде чем я успела бросить её в него. Я уронила лампу и захлопнула дверь перед его носом, закрывшись на замок. Обхватив колени руками, я сползла по двери и залилась слезами.

Всё, чего я хотела, — это остаться одна. Утонуть в своей боли. Забыть о том, что жизнь была жестокой и забрала у меня моего брата. Забыть о том, что, как бы я ни старалась контролировать всё, что происходит, что-то может ускользнуть из моих рук и разбиться, и больше никогда не восстановиться.

Солнце уже почти скрылось за горизонтом, когда я остановилась у могилы Стивена. Небо было окрашено в оранжевые и розовые тона, которые резко контрастировали с темнотой, царившей внутри меня. Вдалеке тихо гудел ветер, гипнотически раскачивая ветви деревьев, но на меня это не производило успокаивающего эффекта.

Надгробие было окружено цветочными композициями. Мое сердце сжалось при виде того, что я надеялась никогда больше не увидеть. Это казалось нереальным. Кто-то, должно быть, сыграл со мной злую шутку. Стивен не мог быть здесь, навечно погребенный под землей. Он просто не мог.

Я даже не успела сказать ему, что люблю его.

Закрыв глаза, я заставила себя глубоко дышать. Мне нужно было продолжать идти, оставаться сильной, хотя больше всего на свете мне хотелось свернуться калачиком и заплакать.

Прижав к себе раненую руку, я открыла глаза. Мои губы дрожали, когда я попыталась изобразить улыбку.

— К сожалению, я опоздала, но теперь я здесь. — Я прочистила горло и попыталась говорить бодрым голосом. — Тебе повезло, правда. Я могла бы отправиться в путешествие на Багамы или, не знаю, в Малайзию, но я решила почтить тебя своим великолепным присутствием. Для тебя должно быть честью, что такая важная персона, как я, потратила своё время на то, чтобы приехать сюда и навестить тебя, вместо того чтобы загорать и есть мороженое на каком-нибудь далёком пляже.

Моё сердце болезненно сжалось в груди, а улыбка исчезла. Я почти видела, как он закатывает глаза и говорит, что я слишком много болтаю. Я почти слышала, как он говорит, что я не в своём уме и мне следует проверить, не уронили ли меня при рождении.

— Может быть, они действительно уронили меня при рождении. Это объяснило бы, как я могла мириться со всеми твоими выходками. — Мне было больно улыбаться. Больно говорить. Больно вспоминать. Я не хотела этого.

Но воспоминания всё равно нахлынули на меня.

— Помнишь, когда мне было пять лет и я простудилась, ты накормил меня черникой, потому что думал, что она поможет? Ты сказал, что видел это в каком-то мультфильме, и, конечно, тебе хотелось попробовать. Но потом у меня началась крапивница, и мама с папой отвезли меня в больницу. Так мы узнали, что у меня аллергия на чернику. Ты плакал несколько дней, потому что думал, что я могла умереть, и мне пришлось быть старшей сестрой и утешать тебя. Ты был таким плаксой. А потом, когда мне было семь, ты уговорил меня залезть с тобой на высокое дерево. Мама была очень расстроена, когда поймала нас, а папа чуть не сломал руку, помогая нам спуститься. Мы с тобой заключили тайный договор: в следующий раз забраться на дерево так, чтобы мама с папой не заметили. Больше они нас так и не поймали.

Я рассмеялась, и боль пронзила мою грудь.

— А когда тебе было одиннадцать и ты получил свой первый поцелуй, я пошла к твоей пассии и сказала ей, что у тебя вши. Ты не хотел разговаривать со мной до конца той недели.

Из меня вырвалось еще больше смешков, каждый из которых причинял больше боли, чем предыдущий. Я должна была остановиться. Воспоминания убивали меня. У меня больше не будет новых воспоминаний о нём. Мы больше никогда ничего не будем делать вместе.

Я судорожно вздохнула и просто стояла неподвижно, слишком измученная, чтобы двигаться. Могли пройти минуты или даже час, прежде чем я услышала чьи-то шаги. Я даже не потрудилась обернуться.

— Ты пришла, — сказал папа, останавливаясь рядом со мной. Он положил руку мне на плечо.

Я стряхнула его руку, не отрывая взгляда от земли.

— Ты ведь знаешь, что это твоя вина, верно? Ты всегда давил на него. Ты всегда хотел идеального сына, а когда он не захотел поступать в колледж, пригрозил отречься от него.

Мои слова глубоко ранили, но не только моего отца. Они также были адресованы мне, потому что я сама чувствовала свою вину. Стивен был прав. Я всегда была такой мнительной, полная яда и ненависти. Я была готова взорваться и сделать всё, чтобы достичь своих целей.

Я закрыла глаза. Если бы только я была более благосклонна к нему и терпелива, всё было бы совсем по-другому. Если бы я не нападала на него из-за каждой мелочи… Если бы я держала язык за зубами вместо того, чтобы говорить эти ужасные вещи. Если бы, если бы, если бы…

Сильная дрожь сотрясла моё тело. Я так сильно хотела помочь ему, что не замечала, как делаю только хуже. Я была слишком упряма. Я не слушала. Ему не нужно было, чтобы я его исправляла. Ему нужно было, чтобы я его понимала.

— Я знаю, Мели, — сказал папа хриплым голосом. — И ты не представляешь, как мне жаль. Жаль, что я не могу повернуть время вспять. Жаль, что я не слушал его больше.

Я ожидала, что он будет возражать мне, но вместо этого он признал свою вину, и это признание только усилило мои страдания. Я печально улыбнулась. Если бы только мы могли вернуть время назад. Если бы, если бы, если бы…

Я взглянула на папу. Его лицо было непривычно бледным, на нем застыла маска сожаления. Часть меня злорадствовала. Эта часть меня хотела, чтобы он чувствовал себя настолько виноватым, насколько это возможно. Она желала, чтобы он страдал за то, что пренебрегал Стивеном и не проявлял к нему любви. Но я не хотела поддаваться этому чувству. Я и так была полна горечи.

— Что теперь, папа? — Мой голос сорвался.

Его губы задрожали.

— Иди сюда, — Он притянул меня в объятия. — Мы справимся с этим. Посмотрим, что мы сможем сделать, чтобы двигаться дальше.

Чтобы двигаться дальше отсюда…

Стивен был мертв.

Мама с папой разводились.

Я была всего лишь сломленной, одинокой, полной ненависти девушкой.

Как мы могли бы двигаться дальше?

Он молча обнимал меня, а шелест ветра создавал свою незамысловатую мелодию, напоминая, что жизнь продолжается, как бы мне ни хотелось,