Камбрия - навсегда! - Владимир Коваленко

А багрянородная была слаба здоровьем, да вскоре после неудачного путешествия своего умерла. Эмилий хмыкнул. Слухи и эту смерть приписывали Мартине. Вот уж не в ее стиле деяние. О, как рвал на себе волосы начальник разведки, когда зачитали завещание, назначавшее вдовствующую императрицу регентшей! Боялся, что та пойдет по стопам Юстиниана и отменит разведку в принципе.

Эмилий оглянулся, словно мог рассмотреть августу за несколько миль и сквозь полдесятка холмов. Кривой клинок. Осадные машины. Имена. Уж не ее ли готовили в невесты степняку? Если так — зря. Такую не стыдно и на собственный трон. А что женщины, по римской традиции, не допускаются к власти, так традицию можно и обойти. Или проще — сломать. Вот только сама августа заниматься этим не хочет. Ей проще построить новую империю и новую традицию.

Нашла провинцию, отпавшую после очередной гражданской войны лет двести назад, да так и не возвращенную. И теперь решает все те же вопросы, что и в Константинополе пришлось бы. Пополнение казны. Торговля. Разбойники. Варвары на границах. И пока справляется.

Пела Немайн теперь только во сне. Увы, и в снах сосредоточиться на упражнениях для укрепления голоса не удалось. Сперва Немайн попыталась выбраться в музеи, но самые интересные залы оказались на реставрации, пришлось пялиться на экспонаты, которые она и так хорошо помнила. Впрочем, несколько мелких деталюшек сида все-таки подсмотрела. Например, подъемные шверты на бортах модели голландской херрен-яхты. Для суденышка, ходящего и по морям, и по рекам, самое оно.

Всякая польза от прогулки в Петродворец прервалась у знаменитого фонтана, где вместо Самсона, разрывающего пасть льву, довелось увидеть «БелАЗ», разрывающий кардан «Катерпиллеру». «Призрак» назвал сию кошмарину дивным образчиком конструктивизма, бегал вокруг, охал, ахал, да так, что забыл накормить даму пирожными — сладкими, и критикой — кислой с горчинкой. Слушать его оду конструктивизму и футуризму пришлось до самого пробуждения!

На этот раз, однако, стоило смежить веки — и перед Немайн встал консерваторский класс. А время исчезло! До тех пор, пока не отворилась дверь и не заглянул сухопарый седовласый джентльмен. Замдекана.

— Мы пошли вам навстречу, — сообщил, невозмутимо дослушав очередную невысокую — «у тебя проседает середина, девочка! Ее и тренируй» — трель. — Тем более расписание позволяет. Так что вместо фортепиано теперь будете ходить на арфу. Кстати, если вы намерены петь ирландскую и валлийскую народную музыку, сразу разочарую. Современная арфа от традиционной отличается как рояль от клавира.

Немайн распахнула глаза шире обычного. Совершенно не ожидала, что ей уступят. И только собралась поблагодарить, как замдекана оглянулся, юркнул в класс, плотно затворил дверь, заговорщически зашептал:

— Пой. Арию. Из тех, что тебе разрешают. Или со вступительного.

При этом седой живчик словно ниже ростом стал. Точно — подогнул коленки. Как за прикрытие присел.

— Чего ради? — удивилась сида.

— Пой, кому говорят! — Вот уж не ожидала, что можно прикрикнуть шепотом. — Потом объясню… Ну! Быстро!

— Мне нужно работать середину, — напомнила Немайн спокойно. — Вот ее я и буду распевать.

И продолжила упражнения как ни в чем не бывало. Певец-математик между тем чуть на стену не лез. Говорить и даже шептать уже не осмеливался, зато устроил пантомиму. Много махал руками: выше, выше! Но Немайн вверх не лезла, упорно пропевая заданные куратором ноты. И с интересом разглядывала солидного человека, лицо которого вдруг исказилось, подобно театральной маске скорби, а руки метнулись к горлу, изобразив сцену самоудушения. Потом замдекана разом превратился в себя обычного, укоризненно покачал головой. Осторожно приоткрыл дверь.

— Ушел, — выдохнул, — ушел. Ну просил же я… А ведь заглядывал настоящий ценитель. Нет, вру. «Настоящих» и «истинных» — как грязи. А этот… Профессиональный, вот. Проходит иногда мимо классов, чтоб узнать — кого можно будет сходить послушать годика так через три в театре-студии. А если он придет на студентку больше раза — все уже знают, это звезда… Что с вами?!

Немайн выскочила из класса, как бросившаяся на добычу хищница. Уж ей ли не знать манеру Клирика! Увы — среди струящихся под ногами лестниц и смазанных от быстрого бега стен она так и не увидела знакомой фигуры. Не догнала! Может, потому, что часто оглядывалась. Боялась не узнать со спины того, кого знала лучше себя самой…

Граф Роксетерский старался не подавать вида, что ему не по себе. Его люди уже дважды отгоняли от колодца разъезды саксов. Кто-то из варваров догадался подкрепить конницу легкой пехотой. Лучниками и метателями дротиков. В результате бездоспешные диведцы стали действовать очень осторожно. А его отряд терял лошадей. Но с главной задачей справлялся — продвижение саксов задерживал. Вот только делать это приходилось не только мечами и копьями, но и насосом.

Идею об отравлении колодцев он выдвинул сам. Способ — простейший и верный — кусок гнилого мяса. Камбрийцы переглянулись. И сказали, что получить войну с братьями-бриттами им вовсе не хочется. А отравления своих вод бежавшие или спрятавшиеся жители Глиусинга не простят. Король же у них рано или поздно снова заведется. Скорее всего, Артуис. Хороший вояка, получше отца. Другое дело, если удастся сделать воду непригодной только для саксов. Тогда никаких политических проблем. Тут все уставились на Неметону. А на кого еще? Кто лучше в воде разбирается? Та подергала ушами и спросила, устроит ли командование, если воды просто не будет некоторое время. Или будет, но очень мало, для саксов недостаточно.

Вот теперь и приходилось защищать ровно половину городской пожарной команды — вторая половина осталась в городе на случай осады, — которая, пыхтя, наполняла пожарные рукава водой, убегавшей ручейком в сторону ближайшей речки. Наследники римских вигилов почитались, по старой традиции, едва ли не выше рыцарей. Да так оно и было — подолгу качать воду ручным насосом не легче, чем бить из лука, а иной огонь пострашней врага-человека. Некогда Рим запрещал провинциям заводить пожарные службы, боясь, что в случае восстания пожарные легко одолеют легионеров. Впрочем, Рим Камбрии уж триста лет как не указка! Максим, Вортигерн, Артур — всякий правитель Британии заботился о пожарных службах. Короли Диведа не были исключением.

— Быстрее! — Граф обернулся. Десятник пожарных, несмотря на прохладу, скинул рубаху — и то блестел от пота, как и все его люди, да как медные шлемы на головах. — Быстрей, лошаки!

Прикрытие о помощи он не просил — случись еще раз саксы, кто мечами махать будет? Но это не означало, что он останется совсем без поддержки. Окта не был христианином. И виды колдовства делил надвое: полезные ему лично и вредные. А потому решил рискнуть. Иные страшные слова, которые говорила Неметона, напутствуя передовой отряд, граф запомнил. И как они цеплялись друг за друга — тоже. А если от повторения заклинания у глиусингцев не будет в колодце воды лишнюю неделю — переживут. К соседям побегают.

— Насколько уровень опустился? — бросил Окта.

— Как всегда. — Десятник притворился, что принял ритуальный вопрос за практический, чтобы разогнуться и утереть пот со лба. — Но эта зараза глубокая. И зачем такую копали, ослы?

Ослы бы рассказали, что колодец старый, а при римлянах вода стояла ниже. Но ушли. То ли далеко, в Дивед и Брихейниог. То ли в близкое укрепление в холмах.

— Сейчас сформируется воронка депрессии, — объявил Окта, — грунт глинистый, коэффициент фильтрации низкий… Ожидаемый срок восстановления грунтовых вод — неделя.

Он оглянулся, уточняя условия заклинания.

— Река далеко, восполнение происходит через питание дождевыми водами… — Вдруг до графа дошло: часть доселе страшных слов вполне рациональна и понятна. Впрочем, у кого мать валлийка, у того бабушка ведьма. Наверняка какие-то способности есть! Ведь ясно же, хоть никто не объяснял: если почва — глина, она сама похожа на воду, только медлительна — недаром из нее горшки лепят, не из песка. Ее водяным колдовством уговорить придержать собственно воду или напустить саксам одной грязи куда легче. И дождь… Тиу, норманнский Тор, бог грома и дождя — честный и бесхитростный воин. Он склонен помогать защитникам земли, а не грабителям. А особенно ему, Окте, с детства посвященному носителю молний! Не случайно его и в графы призвали — ведь король дал Роксетеру на выбор несколько кандидатур. Но все остальные больше Вотана жаловали. Значит, дождевые капли, собравшись вместе, помнят власть Тиу? Окта обалдело помотал головой. Новое знание не исчезло. И преотлично, вождю такое на пользу. Водяная магия, значит… Окта потер руки, потрогал на всякий случай висящий на шее знак бога — молоточек и спокойным тоном опытного ведьмака пояснил. — Сейчас сухо. Боги на нашей стороне. Не только Неметона.