Счастливый Кит. Повесть о Сергее Степняке-Кравчинском - Магдалина Зиновьевна Дальцева

Он и сам верил в то, что говорил. Возникший внезапно план использовать талант Курочкина был единственным шансом на спасение его самого от нависшей угрозы.

Три дня назад Рачковский приехал в Лондон и вызвал к себе Гуденку в отель на Гровенор-стрит. Приглашение свалилось как снег на голову. Он не подозревал, что начальник агентурной разведки иногда совершает инспекционные поездки и теперь уже несколько дней пребывал в Лондоне и даже посетил Ольгу Алексеевну Новикову. Ничего хорошего от встречи с Рачковским он не ждал. Наблюдения его над лондонскими эмигрантами были очень поверхностны, сведения скудны. Готовясь к свиданию, он судорожно старался придумать какое-нибудь сенсационное сообщение, но, кроме оживленной переписки Фанни Степняк с семьей Карауловых, пребывающих в Сибири, и довольно частых писем Минского и Венгеровой из России, в голову ничего не лезло.

К Рачковскому он явился в состоянии смятенном и в то же время готовый к отпору.

Начальник заграничной агентуры сидел у камина в вольтеровском кресле, в халате, с трубкой в зубах. Когда-то он мечтал быть флотским офицером, стоять на капитанском мостике, вглядываясь в туманные дали. А какой же морской волк без трубки в зубах?

Интимность обстановки, немундирный вид Рачковско-го в халате, с обнаженной жилистой шеей, выступающей из батистовой сорочки, пылающие поленья в камине, дымчатые сумерки за окном вдруг странно расслабили Гуденку, почти успокоили его. Соблюдая субординацию, он бодро отчеканил:

— Явился по вашему приказанию.

Рачковский вяло отозвался:

— Было бы лучше, если бы вы действовали по моему приказанию.

Недоуменно задрав и без того высоко вскинутые брови, Гуденко захныкал:

— Воля ваша, Петр Иванович, я, кажется, прилагаю усилия...

— Не по тому адресу прилагаете. Ольга Алексеевна, человек бесценный для нашего ведомства, не может вспоминать о вас без дрожи отвращения.

Внезапно обнаглев, Гуденко, не раздумывая, брякнул:

— Я тоже. Хорошо хоть в этом мы сошлись.

— Вижу, что она была права,— Рачковский встал, сдерживая бешенство, зашагал по комнате.— Вы, по-видимому, забыли свое место и свою роль. Вы агент. Исполнитель приказаний начальства и наблюдатель. Вы обязаны понимать, что от вас требуется. А что вы преподнесли Ольге Алексеевне? Вот полюбуйтесь,— он указал рукой на письменный стол,— вон там, в желтой папке, ваш трофей. Она швырнула его мне, а вам сделала прощальный подарок — убийственную аттестацию.

— Убийственную?— чуть слышно прошептал Гуденко.

Он рванулся было к столу, но Рачковский остановил его.

— Не торопитесь. Мне пришлось выслушать, что мы прислали к ней человека грубого, бестолкового, непроверенного, кажется, даже пьяного. Я должен сделать из этого выводы. Самые радикальные. Вам понятно?

У Гуденки потемнело в глазах. Качнулся на потолке розовый фонарь на массивных цепях, будто поехало в сторону чеппенделевское кресло у письменного стола. Свершилось. На улицу. Вышвырнут, как приблудившегося пса. А все она, зловещая волоокая дама. Пиковая дама!

— Тройка, семерка, туз!— выпалил он, совершенно растерявшись.

— Что вы сказали? — грозно спросил Рачковский и вдруг расплылся в хитрой улыбке: — Пиковая дама? Слушайте, с вашим воображением неужели вы не можете соорудить подобие заговора? Подбить их, вдохновить, наобещать чего угодно. Вы же прекрасно работали в Америке. Вошли в доверие... Куда все девалось?

Все еще не веря счастливой перемене в тоне, Гуденко бормотал:

— Так там же была только транспортировка... Дело техническое, принял — отправил. И люди другие. А тут...

Они же умнее меня! — вырвалось у него с бесстыдной откровенностью. Рачковский поскучнел, сказал нахмурившись:

— Не приходится сомневаться. Умнее. Но не думайте, что вы один занимаетесь наблюдением. Пока что сведения мало расходятся. Но работа ваша вялая. Я рассчитывал, что вы сумеете действовать. Не только наблюдать. Ошибся. И теперь — даю две недели срока. Ваши подопечные должны совершить акцию. Противоречащую английской конституции. Или хотя бы дающую материал для статьи об их деятельности.

—• Вы сказали, Петр Иванович, что есть еще...— он инстинктивно оглянулся,— есть еще, так сказать, осведомители, так, может, соединенными усилиями?..

— Да вы, я смотрю, совсем младенец! Неужели вам не объяснили еще в Питере, что в нашем ведомстве содружеств не существует? По крайней мере для внутренних агентов. Могу вас уверить, что в окружении Степняка, например, вы десятки раз видели своих коллег и не догадывались об их роли. Впрочем, надеюсь, как и они о вашей. Понятно? Помните, что время не ждет. Иначе — не обессудьте,— и он сделал жест по направлению к двери, как бы выпроваживающий Гуденку.

Тот потянулся было снова за желтой папкой, но Рачковский сказал:

— Это еще может пригодиться. Для статьи. Как орнамент. Так сказать, гарнир к основному блюду. Вот и позаботьтесь о нем.

Несколько дней после визита к Рачковскому Гуденко ходил совершенно опустошенный, не в силах собраться с мыслями, не то что сочинить какую-нибудь антиконституционную акцию со стороны «преступных эмигрантов». Голова отказывалась работать, и только одна мысль не давала покоя: кто же еще из его коллег вращается в окружении Степняка и его друзей? Первым попал под подозрение некий студент, приехавший с рекомендательным письмом от Короленки. Он чем-то не понравился Степняку, похоже, даже показался подозрительным. Но он и пробыл-то в Лондоне всего четыре дня, а затем отправился в Ирландию. А какие в Ирландии политические эмигранты? Не то. Курочкин? Но он настолько замкнут и погружен в свою работу, так нелюбопытен, что никому не придет в голову делиться с ним своими планами и намерениями. Двойной игры со стороны Волховского, Кропоткина, Чайковского он ни на минуту не допускал. Может, кто-нибудь из англичан? Но с какой стати эти опытные подпольщики будут посвящать англичанина в свои тайны? Ради чего? Что они могут сделать в России? Почему-то ему не приходило в голову, что он не так часто бывал у Степняка и Волховского, чтобы знать всех их гостей.

Несколько успокаивала только мысль, что если он сам не знает, кто его коллега, то и тот ничего не знает о нем. Впрочем, от этого не легче. Задание Рачковского не может быть выполнено. Какой заговор? Против кого? Какие такие антиконституционные акции? Вернее всего, что эмигранты занимались открытой гласной пропагандой, рассчитанной на Европу. А если помогали чем русским, кроме нелегальной литературы, то концы так глубоко запрятывали, что до них и не докопаешься. Да, ухватить за хвост этого увальня, этого медвежеватого, простодушного с виду Степняка немыслимо. Скользкий, как уж, не уцепишься.

Теперь выход найден.

Хвастливое признание наборщика, что он может подделывать даже сотенные ассигнации, окрылило Гуденку. Идея