Главное управление - Андрей Молчанов

– Слышали новость? Рыжова-то… У нас раньше работал… Вчера грохнули.

По моему хребту поползла шершавая крупа гусиной кожи.

– Кто? Как?!

– Вход в подъезд, лестничная площадка. Без особых затей.

– А… кто занимается?

– Министерство поручило нам, у нас самый квалифицированный отдел. Баранов, естественно!

Я ринулся в убойный отдел.

Баранов сидел за столом, внимательно изучая какую-то служебную бумагу, – сама невозмутимость, застывшая скала опыта и всеведения матерого правоохранителя.

– Как понимать? – спросил я терпеливым голосом.

Он поднял на меня спокойные, залитые усталостью и скукой глаза. Дернул плечом, словно сгоняя назойливого слепня.

– А пойдем выйдем… – предложил вежливым тоном.

– А пойдем.

– Ты куда-то торопишься? – Он накинул пальто.

– В аэропорт.

– Вот я и провожу. До ворот.

Несмотря на всю свою монументальную массивность, от которой веяло носорожьей силой, говорил он неизменно корректным, обезоруживающе дружеским тоном – что с коллегами по работе, что с бандитами, также, впрочем, его трудам сопричастным.

Речь свою он начал уже в коридоре, тихо, но веско роняя слова:

– Ты меня спрашивал, о чем с тобой люди из «Днепра» беседовать будут? О двуликом Рыжове, вот о чем. Который получал с двух подносов и всех подносящих между собой ссорил. Но, полагаю, получал он с кого-то еще, кому тоже насолил интриганством своим и жадностью. За что и поплатился.

– Чего ты мне мозги паришь – сказал я укоризненно, отворяя тяжеленную входную дверь учреждения и выныривая из затхлого люминесцентного тепла холла в прохладную сумрачную тишину мягкого обильного снегопада. – Какого ты там третьего конструируешь? Что за миф?

– Это ты так их будешь парить шефу, – уверил он меня мягко. – Был третий, был. И мы упорно выясняем, кто он такой. А сегодня до кучи задержим таможенного вертихвоста. После чего разговор с «Днепром» пойдет с позиции очень серьезной силы. Но на доброжелательных интонациях. А затем людям протянут руку дружбы. И они к ней прильнут.

Я тупо смотрел, как нежные сливочные хлопья снега оседают на плечах его пальто и густой, уже обильно засоленной сединой шевелюре.

– А Сливкин все проглотит, – продолжил он назидательно. – Как только задержишь злодея – находи меня. Тут же будет звонок из Администрации нашему командиру: дескать, поздравляем, с этими негодяями давно пора кончать. – Добавил доверительно: – Смена грядет в таможенном руководстве, большая смена, а тут ты ненароком побеждающей стороне сильно удружишь…

Так вот почему дело по Рыжову передали нам… Заказное убийство, заказное расследование…

– Продолжить? – спросил он, уловив мое замешательство.

– Любопытно послушать.

– Через неделю хозяева «Днепра» превращаются в обычных коммерсантов. Заинтересованных отныне в нашей милости. А поймут они этот прискорбный факт уже сегодня. Шах и мат.

– А исполнитель по Рыжову конечно же подберется…

– Всех найдем, – сообщил Баранов убежденно. – И посредника, и заказчика… Только бы руки не связывали.

– Да уж, идейный ты мой… А со мной, значит, предварительно ничего не обсуждается? Я у вас – мальчик на побегушках по руководству…

– Иногда руководство, – дрогнул он в улыбке лиловой губой, – в которое, кстати, входишь и ты, в своих опасениях и предосторожностях губит на корню самые эффективные инициативы. Тому пример – Сливкин, – поправился дипломатично. – А подтверждение примеру – твое умолчание ему о том, кого сегодня ты закуешь в наручники.

Удовлетворившись этой отповедью, я отправился в аэропорт.

Видеотехника к моему приезду уже зафиксировала проход очаровательной дамы, облаченной в изысканную шубейку, через таможенный пост, равнодушный кивок дежурного таможенника в ее сторону; далее дама уместилась в поджидавший ее «Ягуар» и покатила в город.

Нам повезло: вместе со всеми своими чемоданами и баулами заморская гостья сразу же направилась к своему попечителю и одновременно любовнику, впившемуся в нее с порога, как упырь в ангелицу.

Через пару часов, вдумчиво прослушав шумы и диалоги в квартире, дав парочке насладиться как желанной встречей, так и «дорожкой» изысканного наркотика, спецназ, уже имевший подобранные к замкам ключи, проник в юдоль греховных страстей, и деловитых любовников повезли на медицинское освидетельствование.

Пакет с кокаином, тщательно взвешенный и опечатанный экспертами, отправился в хранилище вещдоков.

В мой адрес из уст задержанных изрыгались хамские угрозы, несшие в себе, вероятно, предпосылки всамделишных неприятностей, а потому торжества победы над злом наркоторговли я не испытывал. Тем более знал, кому кокаин предназначался: богемной накипи и рублевским зажравшимся куклам. Да хоть бы они им занюхались, исчадия богемно-коммерческого рая, перед грядущим своим переходом к вратам преисподней…

Вечернее заседание у Сливкина началось с минуты молчания по павшему от рук подлого профессионального убийцы сотоварищу. Горевали, омрачив рожи, настолько искренне, что впору было в связи с трауром перевести все мониторы конторских компьютеров в режим черно-белого изображения.

В мою сторону генерал не глядел. Зато, выслушав доклад о проведенной операции по задержанию ответственного таможенного чина, вылупился на меня с негодованием:

– Почему не озвучена фамилия в предварительном порядке ознакомления?!

И тут же, как по заказу, словно повинуясь палочке невидимого дирижера, грянули звонки по телефонам спецсвязи, повергшие его в смятение и оторопь.

– Да, как раз разбираемся, – лепетал он, хватая одну трубку за другой. – Элемент ошибки не исключен… Так точно… Кто виноват – к ответу…

Изредка он поднимал на меня взор, полный невысказанной, в силу обстоятельств непреодолимой силы, матерщины.

Когда телефонная буря мало-помалу улеглась, Сливкин, отдышавшись, вопросил меня неожиданно терпеливо и даже иезуитски вежливо, прикинув, видимо, что в конфликте сторон может обнаружиться тайное дно:

– Шувалов! Фигурант мог являться объектом провокации, что следует из раздавшихся комментариев. Есть такая версия в ваших запасах мозгов?

Взоры коллег испытующе скрестились на моей особе.

– Фигурант был организатором стабильной переправки кокаина через территорию США из Колумбии, – ровно поведал я. – Мы бесспорно изобличим его и доведем дело до суда.

– Такой персонаж пригодился бы в качестве информационного фонтана, – подал голос экономист Есин, уловив конъюнктурные веяния.

– И источника питания, – подтвердил я с саркастическим энтузиазмом. – По мощности и отдаче – способного перекрыть возможности фонтана. С финансовыми плюсами, перевешивающими нравственные минусы. Но тогда возникает наивный вопрос: у нас совещание сотрудников милиции или консилиум дорогих адвокатов?

Сливкин хотел выплеснуть из себя нечто возмущенное, но поперхнулся словами. Остальное собрание взирало на меня задумчиво, но без неприязни. За все мое недолгое время службы в конторе меня могли упрекнуть в рискованной дерзости операций, в пренебрежении к авторитетам и служебным уложениям, обходу законов, но никак ни в корыстолюбии и угодничестве разного рода чинам.

Для большинства заседавших здесь деятелей моя персона, взявшаяся из средних глубин социального дна и перевоплощенная в удачливого функционера, являла собой в свободе своей случайности молчаливый укор в осквернении ими тех принципов ясного служения профессии, которые они голословно провозглашали на всех собраниях и которыми каждодневно пренебрегали из-за сиюминутных шкурнических выгод. Но идеал предначертанной и преданной ими судьбы, пусть и утраченный, болезненно напоминал им о себе в очередных отступлениях и лукавствах, как убитый абортом ребенок.

– Даже принимая в виду ваше происхождение… – сглотнув слюну, начал заместитель Сливкина, видимо, намекая на мое родство с вице-премьером, покуда, слава богу, неразоблаченное в широких массах, – мы тем не менее не можем позволить…

– Такие вот, знаете, ремарки с галерки! – запенился, как шампанское Сливкин. – Я уже устал от того, что каждая пипетка у нас мечтает стать клизмой! – Но тут грянул последующий звонок. Долгожданный. Из Администрации.

Сливкин выслушивал неизвестного собеседника, привстав из кресла по стойке «смирно», искаженной приступом острого радикулита.

– Есть представить к поощрению, – выдавливал он задушевно. – Есть – так держать! Есть – игнорировать всячески…

Положив трубку, оглядел жмущееся в пиджаках и удавках галстуков собрание подчиненных, произнеся вдумчиво и властно:

– Да, подтвердилась причастность. Мы не ошиблись в постановке вопроса. Но погорячились в дебатах… – И – указал на меня пальцем, из чего следовало, что в дебатах погорячился я.