Главное управление - Андрей Молчанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Акимов и Баранов смотрели на меня, уважительно и удивленно покачивая головами. Эту речь я не готовил, в свои соображения их не посвящал, и соратнички думали, что дело обойдется лишь обременением Алика на расходы, связанные с выявленным уголовно-экономическим компроматом.
– Но тогда надо как-то выйти на «Днепр», утрясти наши прошлые недоразумения… – промямлил Алик. – Разве такое возможно? Я бы не простил… А как перепрограммировать нашего шефа?
– А вот это – мои задачи, – сказал я твердо.
Собственно, первая задача по замирению с «Днепром» уже была решена, а сложностей в убеждении вице-мэра возвратить под свое крыло очерненную покойным интриганом компанию, а вместе с ней и утраченный доход не предполагалось.
– Плохая у нас будет дружба домами, – раздосадовался Алик.
– Но такова концепция, – сказал я. – Посмотри на агентские банки мэрии. Их два: Гуслинского и Ходоровского. Думаешь, им нравится такой тандем? А принцип прост: разделяй и властвуй. Не хочешь разделяться – четвертуем. Но и этот тандем ненадолго. По мнению мэра лучше иметь свой банк. И его создание – дело решенное. Как и слово «Москва» в его названии. В качестве существительного или прилагательного. Подберется для него и подходящий офис на перекрестках столбовых магистралей. В каком-нибудь небоскребе. Офис займет там этаж-два, но на крыше будет сиять цветом кремлевских звезд наименование банка, а от того вся монументальность здания одухотворится принадлежностью к расположенной в нем структурке…
Алик изучающе, с некоторой даже озабоченностью взирал на меня. Думаю, его обескуражила как моя лексика, так и логический анализ, несвойственные стереотипам милицейского функционера.
– Мне нужна хорошая охрана, – переменил он тему. – Дело в том, что у меня своя частная лавочка, и ребята там добросовестные, но мне милее обезьяны в форме, с удостоверениями и с оружием. С оплатой не обижу. – И он вновь смачно выдохнул в далекий потолок клуб дыма с химическим фруктовым ароматом. Уточнил: – Три сотни зеленых каждому за сутки.
– Все сделаем, – сказал я, припомнив, что накануне мне плакался командир нашего комендантского взвода, сетуя на текучку кадров из-за низкой зарплаты наших вертухаев и их неспособности приработать где-то на стороне. Аналогичная ситуация угнетала и подразделение спецназа.
– Но чтобы сзади на форме была нашивка «ОМОН», а оружие – автоматы! – заключил Алик тоном, не терпящим возражений.
– На нашивке будет «СОБР», это круче, – сказал я, думая, что делаю благое дело, давая возможность подработать бедному служивому люду. – А зачем непременно автоматы?
– Я так хочу!
Ответ в стиле капризного купчика, не возразишь.
– Значит, будут автоматы… – пожал я плечами.
Алик удовлетворенно потянулся, отставил кальян в сторону и последовал в туалет.
– Ты чего? – Акимов покрутил пальцем у виска. – Кто им в неслужебное время?..
– Кто им в неслужебное время запретит ездить с муляжами каких угодно стрелялок? – перебил я. – Хоть автоматов, хоть пулеметов…
Ответом мне было сдержанное ехидное ржание с ноткой злорадного понимания.
– А рядовых сотрудников надо поддержать, – сказал я, вставая. – Ну, веселитесь, а мне пора. Вам завтра хоть с какой головой вставать, а мне ею думать надо. И не веять перегаром на вице-мэра, а на жену – чужой женской парфюмерией.
– Много теряешь, – сказал Акимов.
– Неизвестно, что вы приобретете, – урезонил его я.
Через два дня президента «Днепра» моими усилиями благосклонно приняли в мэрии, к следующему вечеру позиции на рынке были поделены, и теперь на меня легла обязанность координирования дальнейшего взаимопонимания всех замирившихся сторон. Естественно, не за просто так.
Скрепя сердце Сливкин вручил мне именной «Стечкин». Новенький, лоснящийся, приказ на выдачу которого им был выклянчен у министра. Слово свое он сдержал, но наградное оружие вручал мне с кислой рожей. Ему болезненно претило мое возросшее влияние над лидерами строительных корпораций и прямой контакт с их крышей, но отодвинуть меня в сторонку или подмять мои контакты под себя теперь он не мог. Я стал недосягаем для всех его вероятных инсинуаций. Снять меня с должности, согласно иерархическим уложениям, сподобился бы лишь министр; гадить мне по службе означало противопоставить себя как всему коллективу оперов, так и нашим общим покровителям; да и какая выгода родилась бы во вражде со мной? А вот выродилась бы – наверняка.
Нет, Сливкин никогда бы не дал воли ущемленным амбициям. Вся его предыдущая жизнь являла собой цепь этих ущемлений. И небрежение ими вознесло его на генеральский пьедестал. Равно как подобострастие к высшим, хамство к нижним и расчетливое долготерпение.
– Ты бы в фонд что-нибудь отписал от этих деятелей, – сподобился он на хмурое напутствие. – Жируют безнаказанно, а вся икра мимо носа…
– Не умею я вымогать деньги, – горько ответил я. – Вы бы сами… Подошли бы к вице-мэру… Так, мол, и так… Фонд…
– Так если он их заставит в фонд отстегнуть, они же из его дивидендов отстежку и вычтут технично! – запыхтел Сливкин. – Взаимозачетом.
– Этого я не слышал, – обронил я. – Вообще современная экономика – тема для меня загадочная и чужая. Тут мне учиться и учиться. Другое дело бандиты. Пошел их ловить. Разрешите?
– Не переусердствуй, – ледяным тоном откликнулся Сливкин, складывая руки на груди и пронзительно глядя мне в след.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Суд над Тарасовым изрядно потрепал нам нервы. Во-первых, Решетов через свои связи давил на судью, в чьей голове качались две чаши весов: на одной высилась внушительная взятка, на другой теснилась и подпрыгивала ватага влиятельных лиц, перечить которым стоило большого мужества. Нам оставалось либо увеличить массу взятки, либо усилить противовес административного ресурса, что и было великими трудами и уговорами исполнено.
В часовой паузе, предшествовавшей вынесению приговора, Акимов выполнил настоятельную просьбу товарища, сумев провести в его камеру проститутку, скрасившую узнику минуты томительного ожидания развязки в ее тягостной неизвестности. Мы действительно ожидали любых казусов до последнего мгновения произнесения приговора, но в итоге со скрипом перевесила наша чаша: Тарасова осудили, но истекшее время его заточения покрыло срок, озвученный ему за прегрешения перед законом.
Однако открытие замка клетки конвойным милиционером и выдворение на свободу осужденного вовсе не означало конца его злоключениям.
Как мы, собственно, и предполагали, у выхода из суда Тарасова караулили трое бодрых молодцев, сунувших ему под нос ксивы центрального аппарата МВД и попросившие следовать за ними в порядке задержания по неизвестному поводу, должному проясниться в процессе общения с компетентными лицами в казенных стенах.
Этому просчитанному нами ходу Решетова было противопоставлено появление на авансцене гэбэшного спецназа в масках и с внушительным вооружением, заявившего, что у спецслужб также имеется ряд вопросов к гражданину Тарасову, и ведомственное противостояние в данном случае неуместно ввиду силового превосходства одной из сторон.
Пока покрасневшие от унижения мусора связывались с начальством, вожделенный объект под охраной стволов и штыков отбыл на Лубянку, надежно укрывшись за неприступной глухотой ворот секретного ведомства, откуда через час, видимо, исчерпав к себе интерес со стороны бывших сослуживцев, испарился в направлении неизвестного местопребывания.
И вовремя, надо заметить, испарился!
На следующий день, попивая кофе после обеда у себя в кабинете, я включил телевизор и – оторопел, услышав свежую новость о назначении Решетова, осевшего, казалось, до скончания века возле политической параши, заместителем министра внутренних дел и начальником всех наших потрохов. Казалось, кресло подо мной заскрипело, проверяя себя на прочность. И тут же затрезвонили заполошно, словно сговорившись, все телефоны.
В нашу планету МВД (малограмотных внуков Дзержинского) врезался, утвердившись в ней горой до небес, опаснейший астероид, несущий скорую погибель сотням и сотням недальновидным конъюнктурщикам, некогда пренебрегшим таившейся в нем мощью. И неверно рассчитавшим траекторию его движения среди иных небесных тел. Первым погорел мой заступник и бывший шеф – сиятельный Владимир Иосифович. Именно на его место заступил опальный генерал, неизвестно каким чудом выбравшись из-за кулис безвестности и прислужения второстепенным шавкам от политики.
Впрочем, секрет чуда в последующий час мне прояснил Сливкин, пригласив к себе на беседу о жизни и вообще. Рабочие вопросы главу Управления не занимали абсолютно, мой доклад об очередной разгромленной группировке прошел мимо его ушей, но вот мое мнение о перспективах нашего Управления и своих лично интересовало его весьма живо. Собственно, сейчас он и занимался сбором мнений, пытаясь выстроить на них зыбкую линию обороны.