Главное управление - Андрей Молчанов

К тому же, раскрывая хозяйственные мухлежи, опера, как правило, выходили на бандитские группировки и сообщества, а мое ведомство, разоблачая группировки и сообщества, непременно натыкались на их экономические рычаги. Так что бандитизм и экономика, как я безрадостно уяснил, существовали в нашей стране как категории взаимно связанные и поглощающие друг друга.

В очередной раз из Америки приехала Лена. Новость об изменении моего семейного статуса ее не обескуражила, а напротив, обрадовала, ибо привезла она новость ответную, опасаясь моей ревнивой реакции на нее: Лена вышла замуж. И за кого! За сукиного сына Юрку, с кем благодаря моему невольному сводничеству установились у них отношения поначалу деловые и доверительные, а после – искренне-любовные. Нашли в этом мире друг друга две авантюрные натуры, соединившись в семейном союзе. Некоторая досада от такого известия меня, конечно, кольнула, но так, отстраненно. Жизнь, как ни крути, все расставила на свои места логично и справедливо.

– Выручай! – сказала Лена. – Меня дико подставил один ваш таможенный черт. Взял деньги, а товар переправил с задержкой, перепутав рейсы и указав мой адрес как адрес получателя. А я же в базе данных! Еле успела вывернуться. Едва груз забрала, все компьютеры замигали: контрабанда! Как ноги унесла – не помню. Скинула карго на склад, приезжаю домой, а там уже ФБР! Отовралась – чудом! Причем треть товара куда-то исчезла. Еще в Москве. Ну, звоню этому хмырю, а он меня посылает… Зажравшаяся морда! Ничего не знаю, вообще – больше никаких дел…

– И чем я могу помочь? Рассмотреть твою официальную жалобу?

– Зачем? Я тебе кое-что выставлю… Моя подруга бывшая, Верка, кокаин в Москву возит. Тоже, профурсетка, меня кинула… Познакомила ее с этим таможенным козлиной, они и спелись. Доли мне никакой, одна морока. Судьба, видать, такая. Я бы стерпела, если б не последний кидок… В общем, знаю, когда Верунчик прилетает с кокосом, кто ее в аэропорту принимает, кто до дома везет… А дом – квартира этого деятеля. Как тебе?

– Так он в аэропорту работает?

– В аэропорту – его шестерки! Он в Таможенном комитете заправляет! Важный чин, один из первачей…

– Я помогу тебе, Лена… – произнес я с чувством, сознавая, не без удивления, трепыхнувшийся во мне азарт устремленного искоренять зло правоохранителя.

Вот те на! Бытие и в самом деле определяет сознание. Кажется, я становлюсь милиционером…

– Ну, и как там твой муженек от второго брака? – переменил я тему.

– Попал тут в историю, чудом выкрутился, – поведала Лена. – Связался с какими-то охламонами, организовали дело: начали ставить камеры и лжеприемники карт под экраны банкоматов. Коды кредиток считывать… Сначала все резво шло, потом их вычислили. Полиция, наручники, но как-то он сумел откреститься. Видимо, оперской опыт, не иначе… А в полиции его поздравили с бракосочетанием: интересная, дескать, у вас семейка, с историей – закачаешься… На меня, конечно, намек мусорской… Но теперь Юра при деле. Общественно-полезном. Открыл лавочку, торгует авиабилетами. Представь, процесс идет. Вот… – И она показала мне ухоженный розовый пальчик, на котором сияло кольцо с внушительным бриллиантом. – Подарок к свадьбе, заботится мальчик…

Проводив Лену из аэропорта в отель, я вернулся на службу. И едва вошел в кабинет, затрезвонил внутренний телефон.

Из трубки, как перекипевшая кофейная жижа, поперла обильная начальственная матерщина Сливкина:

– Где тебя носит, тра-та-та!..

Не отрываясь от трубки, я лениво выпростался из пальто.

– Килограмм кокаина скоро возьмем, вот где, – сказал твердо. – Выявил лично, через иностранную агентуру, транснациональное преступное сообщество.

– О! – осеклась трубка. – Молодец… Всегда в тебя верил. – И укоротив тон, Сливкин произнес уже ласково, примирительно: – Зайди, дружок, у нас проблемы. Неохватного свойства.

В приемной толклась куча народа в ожидании милости начальственного рандеву, как на скучном рауте. Кто-то лениво обсуждал текущие дела по углам, кто-то заигрывал с секретаршей, а какой-то гражданский, затесавшийся по рекомендации свыше то ли с жалобой, то ли с деловым предложением, склонив голову искривленно, тупо рассматривал столь модный нынче в начальственных приемных аквариум с живописным рыбно-суповым набором.

Я без стеснений, не оглядываясь на присутствующих, нажал на латунную ручку, проходя в кабинет и чувствуя на спине завистливые взоры низших по рангу.

О, волшебное чувство избранности и почитания. Избранности среди убогих и почитания среди челяди.

Среди прочих в приемной толкался и глава фонда Абрикосов, чудесным образом отодвинувший своим жирным бедром новую кандидатуру на пост распорядителя наших внебюджетных средств и оставшийся, видимо, не без серьезной поддержки, на плаву в волнах своего порочного бизнеса.

Сливкин бодро поднялся мне навстречу. Осведомился, улыбнувшись широко, до мочек ушей:

– Народу в предбаннике много?

– У-у!

– Значит, дела идут! Ну, вот что… – Приобняв меня за плечи, повел в святая святых – комнату отдыха, где стояли кушетка, сервировочный стол в окружении пухлых кожаных кресел и телевизор.

Краем глаза я заметил пластиковую мусорную урну в углу со смятыми салфетками и поникшим на них презервативом.

Следом вспомнилась миловидная секретарша шефа.

Словно прочитав мои мысли, Сливкин торопливо усадил меня в кресло, спиною к урне, а затем, преодолев тучность свою в художественно-гимнастическом па, накрыл ее томом какого-то уголовного дела, до сего момента лежавшего на столике.

– Нагромождение несоответствий, – горестно начал он, озираясь по сторонам, словно отыскивая взором еще какую-либо сомнительную деталь обстановки. – Эти наши кредиторы из «Днепра» проявляют печалящую меня взволнованность. Очень активные долбоискатели. То есть у нас – утечка! – Он трагически всплеснул короткими тучными ручонками. – Показания твоего бомбодела плавно перетекли в русло врага. Я насчет номера машины их службы безопасности и вообще легенды по существу… Возникли сомнения по ее сути. Крепнет элемент возмущения. Идут поиски истины. Из диверсанта могут извлечь наши пагубные инициативы… Он где, кстати?

– В камере.

– Еще не повесился?

Пауза. Подчеркивающая двусмысленность вопроса и заодно определяющая его однозначность.

А вот таких глубин грехопадения я в Сливкине обнаружить не ожидал… Ну и сволочь!

– Я понял задачу…

– В общем, напряги наш воровской отдел, свяжись с личными мозговыми извилинами…

– У нас все отделы воровские, – сказал я, не утерпев в себе издевку. И тут же поправился: – В хорошем смысле этого прилагательного слова. – И не давая реакции начальника развиться в нежелательном патриотически-ведомственном направлении, продолжил: – Мы говорим о частностях. А глобальный вопрос таков: война с «Днепром» наплодит врагов. И при удобном случае они нам ответят. «Днепр» надо мирить с мэрией, пока они не помирились сами против нас.

Сливкин задумался. Глубоко, натужно. Аж глаза выкатил в пространство, как при потуге запора.

– И что предлагаешь? – молвил осторожно, через тугую свою хитрожопость.

– Предлагаю поручить эту комбинацию мне. А несчастный случай с подрывником только оголит наши позиции. Устранение симптомов не устраняет болезнь. Наоборот – усугубляет.

– А где же тогда крайний в центре? – прозорливо вопросил Сливкин.

– Главное, чтобы им не были вы, – сказал я. – Остальное – моя забота. А ваша – обозначить источник давления.

– Копает Рыжов, из министерства… Интенсивно. Как помесь крота с таджиком.

– Мотив работоспособности?

Тут я понял, что, невольно заразившись изысками лексики Сливкина, вскоре могу перещеголять в них шефа.

– Он долетел до середины «Днепра». Самой, так сказать, золотой речной середины.

– Вот и понятно. Разрешите идти?

– Ты справишься?

Сливкин спрашивал не зря, и не напрасное опасение крылось в его интонации: Рыжов был всего лишь начальником отдела, но к нему благоволил министр в силу едва ли не дружеских отношений, и даже всемогущий Иосифович не стал бы вмешиваться в интересы этого парня, заправлявшего отборной опричниной от экономики, прямо обеспечивающей нужды ментовских верхов.

Я знать не знал, с чем мне придется справляться, но понимал иное: орудием в устранении проблемы все равно выбран я, да и нет тут иных кандидатов, а потому, как ни юли в тупике, вход и выход один…

– Приложу все усердие. Включая его резервы.

– А с меня – именное оружие, – откликнулся Сливкин и полез в карман, будто наградной пистолет находился именно там и сейчас он был готов мне его со значением продемонстрировать.

Из кармана, однако, он извлек носовой платок, просморкался вдумчиво и выдавил наконец тяжело, с простудным надрывом: