От лжекапитализма к тоталитаризму! - Михаил Антонов

Многих на Западе такой ход событий в Германии удивил. В действительности же Германия тех недель вернулась к своей сути. Ещё Томас Манн предупреждал, что суть немецкого представления о порядке в государственном устройстве — это диктатура.

Разбирая позицию коммунистов в этот критический Момент, Фест отмечает «доходившее прямо до гротеска заблуждение их руководства в оценке исторической ситуации. Не обращая никакого внимания на преследования и мучения, на бегство многочисленных товарищей и массовый отток своих сторонников, коммунисты продолжали считать, что их основной противник — социал-демократия, что нет разницы между фашизмом и парламентской демократией, что Гитлер всего-навсего марионетка, что если он придёт к власти, то тем самым только приблизит власть коммунизма, а на нынешней стадии высшая революционная добродетель — терпение». И вот, после захвата власти Гитлером, «ещё недавно представлявший собой мощно действующую угрозу, наводивший ужас на буржуазию многомиллионный отряд сторонников коммунистов вдруг испарился — без какого-либо признака сопротивления, действия, сигнала». Пожар рейхстага 27 февраля 1933 года закрепил захват власти Гитлером и дал ему повод расправиться с его давними врагами — коммунистами.

Говорят, что если бы КПГ и СДПГ объединили свои усилия, а не спорили, кто из них правильнее понимает марксизм, они не допустили бы Гитлера к власти. Это вряд ли справедливо. Социал-демократы в особенности их вожди, — это публика, готовая выражать своё мнение на митингах, которые никто не разгоняет, но не нацеленная на серьёзную, опасную борьбу. Пролетарской революции они боялись больше, чем фашизма, и настоящими союзниками коммунистов стать не смогли бы.

2 августа 1934 года Гинденбург умер. Гитлер упразднил пост президента и стал единовластным правителем — рейхсканцлером и фюрером («вождём») — Германии.

Но это не было его конечной целью. Как ему послужила орудием завоевания власти партия, так и Германия должна была стать теперь ему инструментом для того, чтобы «открыть дверь к прочному господству над миром». Внутреннюю политику Гитлера следует безусловно рассматривать в теснейшей взаимосвязи с его внешней политикой.

Расправа с союзниками

В то время, когда деятели нацистской верхушки делили посты в правительственных структурах, штурмовики, так много сделавшие для победы НСДАП, чувствовали себя обделёнными. Политика Гитлера «неизбежно должна была посеять семена гнева в боевом авангарде СА, который с боями проложил движению путь к власти и чувствовал себя теперь обманутым». С весны 1934 года вновь стали звучать лозунги «Второй революции». Их оппозицию возглавил Рём.

«В то время как Гитлер, более хитрый и изощрённый, чем простоватый Рём, видел в революции псевдолегальный процесс выхолащивания захваченных структур, при котором на первый план выдвигались средства демагогии, изматывания противника или обмана, а насилие использовалось лишь как вспомогательное средство для запугивания, Рём, исходя из самого понятия революции, связывал с ней фазу восстания с громом битв…

— Адольф — подлец, — ругался он. — Он предаёт всех нас. Только с реакционерами и якшается, Старые товарищи ему слишком плохи».

Рём не понимал, что Гитлеру принадлежит выдающееся место в истории великих государственных переворотов именно в силу понимания им безвозвратного конца революции в виде восстания. Гитлер ещё решительнее, чем Муссолини, доказывал, что современная революция не завоёвывает власть, а прибирает её к рукам и пользуется не столько силовыми, сколько бюрократическими средствами.

Гитлер пытался уговорить штурмовиков: «Фюрер подчеркнул…, те, кто утверждает, что революция не окончена — дураки… у нас в движении есть люди, которые понимают под революцией не что иное, как постоянное состояние хаоса…

Как острейшую главную задачу фюрер охарактеризовал подбор людей, с одной стороны, способных, а с другой — со слепым повиновением претворяющих в жизнь меры правительства. Партия, являясь своего рода орденом, должна обеспечить необходимую стабильность всего немецкого будущего…»»

Но штурмовики не могли согласиться с такой постановкой вопроса. И Гитлер, во многом обязанный Рёму своей политической карьерой и связанный с ним дружескими отношениями, был вынужден устроить 30 июня 1934 года «ночь длинных ножей», когда были убиты главные руководители штурмовиков. Был расстрелян и Рём.

Руководители рейхсвера, тоже помогавшие Гитлеру брать власть, полагали, что и впредь будут иметь на него определяющее влияние. Фюрер их отрезвил. Он заявил, что армия может строиться только на единоначалии, и в демократии она неизбежно становится чужеродным телом. Впредь решающим критерием в военной карьере должно быть не происхождение из старой офицерской касты, а «понимание сути нового государства». После этого рейхсвер ввёл политическую учёбу в войсках. Постепенно Гитлер подчинил себе и генералитет, убрав с руководящих постов тех генералов, которые не соглашались с его политикой.

Точно так же он взломает и другие косные структуры государства с жёстким социальным делением. Революция без разбора вербовала своих приверженцев из всех классов и прослоек, что лишало её противника.

После победы нацистов мелкие лавочники, бывшие их сторонниками, шли в универмаги, присматривая местечко, где они могли бы открыть свои магазинчики. Гитлер охладил их пыл: он стремился сделать Германию сильной, а не обогатить маленьких людей.

Псевдокорпоративное фюрерское государство

Большинству наблюдателей приход Гитлера к власти казался комедией, и они предсказывали, что новый режим не продержится и двух недель. Ведь ни Гитлер, ни его ближайшие сподвижники никогда не руководили даже небольшим предприятием, а между тем им придётся решать сложнейшие экономические, социальные и политические задачи.

Ведущие политики Запада, слушая речи Гитлера, казавшиеся им безумными, воспринимали его как пародию на Муссолини или хуже того — как Чарли Чаплина, оказавшегося на вершине власти. Каково же было их удивление, когда при личных встречах они неизменно видели перед собой воспитанного, по-европейски культурного человека, к тому же вполне владевшего предметом переговоров и не нуждающегося при обсуждении любого вопроса в справках специалистов и экспертов. Он лично проверял мельчайшие детали крупных проектов или публичных мероприятий, Немецких генералов Гитлер поражал тем, что по памяти сыпал цифрами и говорил о деталях разных видов оружия, что создавало впечатление его компетентности в самых разнообразных областях. К тому же Гитлер мастерски умел вживаться в психологию противника и одурачивать его.

Касаясь структуры будущего нацистского государства, Гитлер ясно дал понять: в будущем нет места для разной «демократической чепухи», Третий рейх будет руководствоваться принципом фюрера, что означало установление диктатуры. Он почти ничего не говорил об экономике. Она нагоняла на Гитлера тоску, и он никогда не пытался углубить свои познания в этой области, ограничиваясь лишь обыгрыванием сумасбродных идей чудаковатого Готфрида Федера, выступавшего против «принудительного налогообложения» и «процентного (то есть ростовщического) рабства».

Гитлера интересовала лишь политическая власть, а экономика сама о себе как-нибудь позаботится.

«Государство, — утверждал он, — не имеет ничего общего с конкретной экономической концепцией или развитием… Государство является расовым организмом, а не экономической организацией… Внутренняя сила государства лишь в редких случаях совпадает с так называемым экономическим процветанием; последнее, как свидетельствуют бесчисленные примеры, очевидно, указывает на приближающийся крах государства… Пруссия с исключительной наглядностью подтверждает, что не материальные средства, а лишь идейные ценности позволяют создать государство. Только при их наличии может благоприятно развиваться экономическая жизнь. Всегда, когда в Германии отмечался политический подъем, экономические условия начинали улучшаться, и всегда, когда экономические условия становились первостепенной заботой народа, а идейные ценности отходили на второй план, государство разваливалось и вскоре возникали экономические трудности… До сих пор никогда в основе государства не лежали мирные экономические средства… Всегда сначала распадается государство, а уж за ним экономика, а не наоборот: не может быть процветающей экономики, если её не защищает и за ней не стоит могучее процветающее государство.

Но мощь и благополучие государство — это следствие их внутренней организации, крепости общих взглядов на некоторые принципиальные вопросы».