Хижина пастыря - Тим Уинтон

грустил, но уже почти не злился. Сидел у костра, оглядывал все в последний раз, слушал шипение и бормотание котелка. Он наконец закипел.

Я заварил чай, разлил в две кружки – для себя и для Финтана. Но он не появлялся. Наверное, хотел похандрить и полюбоваться луной без таких соседей, как я. Его чай остыл, а мой закончился, когда Финтан приплелся к огню и бросил на землю свой ящик.

Я ухожу, сообщил я.

Куда же, юноша?

В постель.

А. Да.

Я без сил. Кактус.

Кактус, повторил старик. Да, действительно. Ты кактус, согласен.

Вот-вот, поднялся я.

Сначала я хотел бы кое-что прояснить. Сомневаюсь, правда, что это принесет пользу хоть кому-нибудь из нас. И вряд ли что-нибудь прояснит.

Да неважно.

Важно. Я не хочу внушать тебе неправильные идеи. Не хочу запутывать тебя еще сильней – там, где могу на это повлиять. Я не лучший кандидат на роль мудрого советчика, однако ты заслуживаешь честных ответов.

Слушай, сказал я. Мне все равно.

Возможно. Сейчас тебе все равно, но недавно ты спрашивал, во что я верю, Джекси. Про Бога.

Это не мое дело. Расскажи камням.

Не могу. В том-то и беда, юноша. Вот на таком ржавом крюке я и болтаюсь. Причем мне больно, добавлю без всякой гордости. Вероятно, я никогда с него не слезу, никогда не стану логичным и уж тем более здравомыслящим. Однако я подозреваю, что Бог – это то, что ты делаешь, а не то, во что или в кого веришь.

Ладно. Как скажешь.

Ты меня понимаешь? То, что ты делаешь.

Но люди вечно поступают дерьмово, ответил я. Что-то с нами не так.

Наверное. А возможно, и нет. Однако, когда ты поступаешь правильно, Джекси, когда творишь добро, тогда становишься орудием Бога. Становишься частью божественного, частью жизненной силы, самой жизни. Вот во что я верю. На что надеюсь. И по чему скучаю.

Ни черта не понял, сказал я как можно вежливей.

Попробую объяснить, начал Финтан и поправил сползшие очки. Когда кто-нибудь поступает со мной по-доброму, это наполняет меня, украшает мою жизнь, согласен? И не только мою – жизнь в целом, всеобщую. Поэтому я хотел поблагодарить тебя. За твое появление здесь.

Меня?

Финтан невесело хохотнул. И уставился на меня по-дурацки, прям как эму.

Чего? – спросил я.

Ты не понимаешь, парень? Не видишь сам? Джекси Клактон, ты – орудие Бога.

Ага, а ты – чокнутый старикан, кивнул я. Сильно долго торчал под луной!

Мы оба засмеялись.

Я серьезно, парень.

Отвали, махнул я, все еще смеясь.

Обдумай мои слова.

Я оставил Финтана у костра с дурацким выражением на лице и с отблесками огня на ногах.

Я наконец-то улегся в спальник, натянул на себя простыню и задумался о Финтане. О его заумных разговорах и церковной фигне. Орудие Бога. Очередной бред старого балабола. Похоже, в голове у Финтана было слишком много слов, поэтому он не мог сказать прямо – у нас с тобой все по-честному, мы на равных. Иногда Финтан аж тонул в собственной болтовне. Интересно, хорошо или нет вот так не затыкаться? Мы, Клактоны, никогда не думали вслух. Да и не разговаривали особо. Гондон изредка сообщал, что бы он взял в руку. Сообщал перед тем, как схватить этот предмет и врезать им тебе. А мама, по-моему, вообще не могла объяснить, чего она хочет. Под конец ей вообще нечего было мне сказать. Наверное, болтать без остановки все-таки лучше.

Вот удивительно, как Финтан умудряется быть таким старым, потерянным, виноватым и несчастным и одновременно видеть так ясно и далеко? Он раскусил меня, это точно. Вообще-то логично, мы ведь проводили вместе кучу времени, несколько месяцев общались только друг с другом. Странно другое – Финтан раскусил и Ли, хотя я никогда ее не обсуждал. Тем не менее он знал, какая она. Не просто глаза, бритая голова и все такое, не просто внешнее. Финтан знал, какая Ли крепкая и смелая, как она, по его выражению, украшает жизнь, как делает мир приятней одним своим присутствием в нем.

Финтан, конечно, мастерски умел вешать лапшу на уши. Только это тоже было внешним, типа камуфляжа. Стоило узнать старика получше, и ты начинал ощущать от него жар. Будто сидишь слишком близко к печке или у тебя температура поднимается. Раньше я испытывал такое лишь с одним человеком, с Ли. Опасное чувство, когда тебя замечают, тебя хотят. Видят твою душу глубоко и по-настоящему. Кайфово, но и жутко. Будто тебя поглощают. Вся кожа болит, словно ты за минуту вырос на два размера.

В ту последнюю ночь я многое мог бы сказать Финтану, если б не умирал от усталости, если б знал про завтрашние сюрпризы. Я обязательно вылез бы из спальника и сказал. Не обо мне и даже не о Ли, Монктоне или Магните. О самом Финтане. Да, раньше он творил что-то ужасное и был фиговым священником, но не это в нем главное, совсем не это.

Хотелось бы присочинить, будто я полночи бодрствовал и все думал про Финтана. На самом же деле я слишком устал. Спальник засасывал, точно губка. Я провалился в сон, просто исчез, как дождь, впитавшийся в землю.

Я проснулся от шума. От лязга. Кто там? Я медленно-медленно сел и вспомнил, что оставил «браунинг» в хижине. Даже ножа с собой не взял. Рюкзак до сих пор лежал на веранде.

Луна уже висела за моей спиной, но пока освещала все прекрасно. В хижине стояла тишина, поблизости никто не бродил. Озеро выглядело очень ярким, как молочное море. Мельница четко выделялась на его фоне, лопасти не вертелись. Лишь через несколько секунд я сообразил, что это за белая вспышка под мельницей. Взлетает и падает. Коза, которая пытается найти выход из дворика-ловушки и наскакивает то на калитку, то на ограду. Ерунда.

Я лег назад под простыню, чуть подтянул полы спальника, потому что немного похолодало. Коза не успокаивалась, звякала и брыкалась. Пару раз она заблеяла, но не помешала мне быстро уснуть.

Мне приснилось, как я опять пришел домой, сюда. Вернулся из долгого похода, вымотанный и голодный. На разделочном дереве, на распорке, висела коза. Рот наполнился слюной. Я ускорил шаг, захотел глянуть, много ли старик уже обработал, скоро ли поджарится мясо. Оказалось, еще и шкура не ободрана. Да и туша крупнее козы. Толще кенгуру даже. С задних ног стекала черная кровь, и я вдруг понял, что это мои собственные ступни болтаются над землей, мои голые ноги, грязные и в синяках, мой член, маленький и сморщенный, как улитка. Я поднял голову, посмотрел в свое лицо и увидел животное, из которого вместе с кровью вытекла вся дикость.

Я никогда не узнаю, могло ли