Девятый вал I: шторм судеб - Александр Спиридонов

надежде не выпустить того, кто в ней заточен. Вы разгневали Богов тем, что творите, и молитесь, чтоб они не открыли замок этой клетки». Инкритий вспомнил слова Ретины, и они наконец обрели смысл. — Клетка.

— Живой все-таки, пес! Ха-ха, так и знал, что не утонешь, — Рамос огромными шагами двигался к Инкритию, широко улыбаясь во все свои желтые зубы. — Такие, как ты, так

просто не мрут. — Рамос подошел к ученому и радостно похлопал его по плечам. — Вот это история вышла, можно и детям рассказывать, да, Огедай?

— Есть еще выжившие? — тревожно спросил Инкритий.

— Кто-то переваривается в трупе монстра, а кто-то кормит рыб. Мы единственные выжившие, но не переживай, это все шелуха, найдем новых! Пойдем, босс хочет тебя видеть!

Инкритий закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

— Не делай вид, ученый, что убит до глубины души. Мы оба знаем, что ты отдал бы в десять раз больше за возможность увидеть то, что увидел, и узнать то, что узнал. Ты засранец с черной душей, уж поверь мне, рыбак рыбака…

— Не смей так говорить обо мне! — Инкритий сорвал руки Рамоса с плеч и сделал шаг назад. — Эти люди были нашей командой.

— Лицемерие — качество, что ты не утерял даже после встречи со смертью, Инкритий. Конечно, нет проблем. Вымести всю злость на мне, убеди себя в том, что это я виноват. Забудь о человеке, что потащил их на юг Дарона; забудь все предупреждения, что слышал; забудь, как потащил команду Мор-Отана в Буйное море и потерял половину, а затем и даронийцев, что убило море. Людям нужно искать зло вне себя, чтобы до последнего верить в правильность своих решений.

— Я свой вины не отрицаю. Я виноват, потому моя душа и болит.

Рамос отвернулся от Инкрития и зашагал в сторону кабины адмирала армады. — В прошлый раз болела недолго. Пошли за мной. Мелех хочет тебя видеть.

Инкритий хотел что-либо ответить и возразить, но отвечать было нечем.

………..

Полуосвещенная находящимися на стенах свечами комната ничем не изменилась с прошлого визита ученого. Строгий минимализм наряду с абсолютной чистотой царил в каюте адмирала армады. Тонкий запах корицы исходил из стоящего на небольшом столике стаканчика с кофе, на удивление, совершенно не ощущавшего качки. Инкритий заметил, что комната, в целом, была непоколебима, словно и не находилась в эпицентре шторма.

— Идти на юг, за Дарон… Идея авантюрная, но, честно, вызывающая уважение. — Мелех спустился в комнату по находящейся справа винтовой лестнице, ведущей на небольшую

смотровую площадку корабля. — Ваша жажда снять полотно тайны с этой части буйного моря погубила корабль и экипаж…Что вы скажете в свое оправдание? — адмирал армады снял с себя длинную кожаную дубленку с высоким воротником, казавшуюся не совсем подходящей для прогулок в ливень.

— Оправдания нет, — тихо сказал Инкритий.

— Это неправда, — Мелех сел за стол, приглашая ученого составить компанию на соседнем стуле, но быстро остановил его движением руки, увидев стекающую по лицу линию крови. — Пройдемте в мою лабораторию, которая сейчас будет играть роль лазарета.

Инкритий прошел в находящуюся слева от жилой части каюты лабораторию и сел, а скорее, рухнул без сил на стул. Мелех, отставив кофе на дальний край стола, прошел за ученым, задирая рукава белой рубахи. Он взял в одном из шкафов пробирку с прозрачной жидкостью и обработал ей руки. Бросая взгляд на запекшуюся кровь в волосах ученого, морской дьявол вылил остатки жидкости на истекающую кровью рану. — Череп цел, поврежден лишь скальп. Это нестрашно, а количество крови объясняется спецификой здешних сосудов. Они не спадаются, а активно зияют, благодаря чему испускают такое количество крови. Я зашью рану и дам вам лекарство от головной боли, которая будет еще какое-то время. Я лишу вас боли физической, но скажите мне, так ли сильна боль, что терзает вашу душу?

Инкритий молчал: он не знал, что ответить. Ответ просился наружу, но, будто сам осознавая вранье, он был не в силах его озвучить.

Мелех зловеще улыбнулся, зашивая рану ученого: — Не бойтесь признать свою истинную суть, господин Огедай. Те знания, что вы получили, то, что увидели в этих краях, всегда имеют цену. Вы ее заплатили сполна. Цель оправдала средства, и это то, чего вы боитесь признать. Буйное море требует изучения, возможно, являясь ключом ко многим вопросам, касающимся и жизни на материке. Десятки великих ученых платили ее точно так же, как вы. Зло сейчас дарует добро в будущем. Сколько людей погибло при изучении материка, сколько было убито при завоевании Тратгиром! Но теперь вы живете в мире и процветании, не вспоминая о грехах прошлого. Это то, что я говорил вам при первой встрече, это то, что хотел продемонстрировать вам, предоставив доступ в Буйное море. Ваши открытия повлекут за собой огромный научный прорыв, а вы забудете об утонувших и сожранных монстром людях; забудут и о тех, кто погиб в начале экспедиции. Вас, как и их, назовут героями, а обстоятельства — они неважны. — Мелех закончил зашивать рану. — А

теперь ответьте мне, Инкритий, я хочу услышать честный ответ: зная все, что произойдет, зная о смертях и невзгодах, отправились бы вы в море в самом начале?

Ученый взял паузу, слушая в каюте Мелеха отдаленные всплески Буйного моря.

— Находясь на волоске от смерти и ожидая ее, я думал, для чего это все, есть ли у этого смысл. Я скажу честно: в тот момент мои мысли были о даронийцах, что утонули, о людях, что шли со мной в поход. Но больше всего я горевал о своих родных, что будут страдать, изучая посмертные записи о своем отце и муже. Я признаю это, признаю! Чем больше я изучал Буйное море, тем сильнее тонул в своих же амбициях. Новые острова, племена, знания и, конечно, туннели, буквально поглотили меня от предвосхищения будущих открытий. Дарон же был кульминацией праздника, самое таинственное и страшное место Буйного моря ослепило меня настолько, что я забыл об ответственности за жизни находящихся на корабле… Забыл или просто…не хотел ее замечать. — Инкритий обернулся на стоящего в пламени зажженной свечи Мелеха: — Да, я бы отдал жизни этих моряков. — Инкритий ощущал боль и страдание, будто острый нож разрезает его душу, раскрывая из нее истинную сущность человека. — Я бы отдал каждого из них, — глаза Инкрития наполнились слезами, и с каждой каплей из его тела выходили остатки ученого, начавшего это путешествие, — но не отдал бы свою, не причинил боль своим родным, просто бы не смог. Наука —