Я спереди! - Мари Секстон

всех мужчин в мире я всегда цеплялся за тех, кто был недоступен? Но это был не Джонас, который лгал мне о том, что происходит. Это был Дом, растерянный, возбужденный и расстроенный, пытающийся поступить правильно.

— Ты хочешь сказать, что тебе нужно время?

— Я не знаю, — сказал он, качая головой. — Я не знаю, что мне нужно. Я не знаю, чего хочу. Я без ума от тебя, но я должен думать о Наоми. Я должен ставить ее потребности на первое место. Я должен...

Я сократил расстояние между нами. У него перехватило дыхание, когда наши тела соприкоснулись.

— Ставить ее потребности на первое место не значит отказывать себе во всем. — Я обвил руками его шею. Я встал на цыпочки, чтобы прикоснуться губами к его губам. — Иногда ты тоже можешь повеселиться.

— Я не могу, — простонал он.

Его голос звучал так надломленно, так противоречиво, но его тело не было сбито с толку. Его руки нашли мои бедра, и он крепко прижал меня к себе. Я почувствовал, как между нами что-то изменилось, когда его член начал подниматься. Он опустил голову, но не стал целовать меня.

— Зачем отрицать это?

— Потому что я должен. — Его слова были похожи на сдавленный стон. — Потому что... Потому что...

Но его хватка на мне усилилась. Он пошевелил бедрами, потираясь об меня своей эрекцией. Я прижался ближе, чтобы поцеловать его в щеку, и услышал тихий звук, который он издал.

— Хочешь, чтобы я остановился?

— Господи, хотел бы я знать.

Но он не сказал «нет», поэтому я запустил пальцы в его волосы и прижался губами к его губам.

На мгновение он застыл, его дыхание срывалось с моих губ. И затем он сдался. Он застонал, сдаваясь, и крепко поцеловал меня, сминая мои губы своими. Я просунул руку между нами, чтобы обхватить его пах, и его стоны стали громче. Но когда я начал расстегивать его джинсы, он замер.

— Господи, Ламар, — прошептал он. — Не думаю, что мне следует это делать.

— Тебе нравится целовать меня? — Спросил я, расстегивая еще одну пуговицу.

— Боже, да.

Еще одна пуговица, и его эрекция, скрытая тканью боксеров, проступила сквозь прорезь ширинки.

— Ты хочешь, чтобы я остановился?

— Да, — прошептал он. — И нет.

Я провел пальцами по его длине, и у него перехватило дыхание.

— Тебе приятно?

Он ничего не ответил, только закрыл глаза, прикусил губу и издал глубокий горловой стон. Это был не стон разочарования или замешательства. Это было чистое удовольствие, и я знал, что победил. Он перестал сопротивляться, по крайней мере, на данный момент. Какими бы сильными ни были его опасения, я превзошел их все, положив руку на его член и проведя языком по его губам.

— Мне кажется, это просто, — сказал я.

Я потянул за пояс его боксеров. Стянул их и джинсы с его бедер, освобождая его возбужденный член, и опустился на колени. Я знал, чего он хотел больше всего с того самого дня на его кухне. Он напрягся, но не пошевелился, чтобы остановить меня. Он дрожал, прижимаясь ко мне, ожидая, что я прикоснусь к нему.

Я остановился, глядя на его возбужденный член. Даже спустя пятнадцать лет я помнил его вкус и запах. Я знал, как он будет держать мою голову, когда я буду делать это. Воспоминание заставило меня вздрогнуть. Я наклонился вперед и открыл рот, выдыхая горячий воздух на его обнаженную плоть. Он издал тихий звук, не совсем стон, скорее, стон предвкушения. Он запустил руку в мои волосы. Не дергая и не требуя, но я знал, что он хотел этого так же сильно, как и я хотел это сделать.

Я провел языком по его стволу так медленно, как только мог. Почувствовал каплю влаги на его кончике. Провел языком по головке, содрогаясь от глубоких горловых звуков удовлетворения, которые он издавал. И, наконец, я принял его в себя. Постепенно я заглатывал его все глубже, пока он не уткнулся мне в горло, а мой нос не уткнулся в его пахнущие мускусом волосы. Я оставался так, ожидая, просто отдаваясь, пока он, наконец, не начал двигаться.

Сначала один мучительно медленный, нежный толчок. Проверяя себя и меня. Это был почти вопрос.

Затем еще один, почти такой же медленный, как и первый, но его бедра дрожали под моими руками, пока он боролся со своей настойчивостью.

Третий толчок был быстрее, а на четвертый он застонал, наклоняясь вперед, его пальцы сжались у меня на затылке. Он не открывал глаз, но я почувствовал, как он вздрогнул. Я увидел момент, когда он потерял самообладание, и в следующее мгновение он уже двигался быстро, тяжело дыша, громко постанывая, трахая мой рот со страстью, которая делала меня слабым. Он запрокинул голову, уже напрягшись, выдыхая мое имя, и через несколько мгновений после того, как это началось, он кончил. Он вошел глубоко и удерживал меня обеими руками, его хватка была почти болезненной, когда он изливал себя в меня. С другими мужчинами это могло бы расстроить меня, но дело было не в том, что он был мачо или пытался меня к чему-то принудить. Он просто потерял контроль, но в следующее мгновение пришел в себя. Он осознал, что натворил, и отпустил меня, со вздохом отстраняясь.

— Господи, прости меня.

— Все в порядке. — Я встал, вытер подбородок, улыбнулся ему и встал на цыпочки, чтобы поцеловать его. — Видишь? — тихо спросил я. — Теперь, кажется, все действительно ясно, не так ли?

Его смех был хриплым.

— Думаю, мне следовало бы разозлиться на тебя.

— Но ты не злишься?

— Боже, нет. — Он вздрогнул и обнял меня. — Как я могу злиться? — Он поцеловал меня в щеку и подбородок, но остановился, прежде чем его губы коснулись моих. — В основном, я думаю, что мог бы быть чуть менее эгоистичным.

Я улыбнулся.

— Я не возражаю. — Но даже теперь, с, горящим от его спермы, горле, я не был уверен. Мне пришлось сильно заморгать, чтобы избавиться от рези в глазах. — Дом?

— Да?

— Пожалуйста, не покидай меня снова.

Он обхватил мою щеку ладонью и нежно поцеловал.

— Не покину.

— Я слышу, как приближается это «но».

Он вздохнул и прижался своим лбом к моему.

— Я не знаю насчет… этого.

— Секса?

— Да.

Этого было достаточно, чтобы заставить меня стиснуть зубы от разочарования, и все же я знал, что он старается. И самое главное, что он не бросит меня снова наедине с одиночеством и алкоголем. Как бы жалко это ни было, я нуждался