Солнце против правил - Анна Витальевна Литвинова

— Потолстела?

— Да нет, нормальная.

— А какой санаторий?

— «Девятый вал».

— Ну, значит, не бедный муж, — оценил Барбашев.

И перешел к разговору о делах — в Геленджик они приехали выбирать участки под застройку элитного жилого комплекса.

После завтрака разошлись. У Анатолия была назначена встреча с мэром, Виктор до трех дня колесил по округе, проводил предварительные просмотры.

А за обедом Барбашев возвестил:

— Вечером на моей яхте пойдем.

— Я не могу, — поспешно отказался Виктор.

Одноклассник усмехнулся:

— Василиса с детьми тоже будут. Все для тебя, дорогой.

— Ты ее видел?

— Да. Мне ж тоже стало любопытно. С мэром повидался, время было — ну и подъехал в этот ее «Девятый вал», засел в ресторане. Дождался, пока мимо пройдет. Рассмотрел. Выглядит хорошо, глаз горит. Тогда окликнул.

Школьные годы сейчас уже помнились смутно. Но Толик вроде на Василису тоже поглядывал. Так что понятно желание — пригласить на собственную яхту девушку, которая когда-то тебя отшивала.

Виктор, конечно, предпочел бы детей оставить с няней и узким кругом, как вчера. Но против начальственной воли не попрешь.

К шести вечера вдвоем заехали в санаторий, загрузили Василису и ее отпрысков в представительский лимузин. Пасынок держался настороженно, а трехлетняя девочка со светлыми кудрями и милой родинкой над верхней губой щебетала, словно счастливый птенчик, и очаровала даже детоненавистника Барбашева.

Яхту Толик (как и все свое имущество в последние годы) приобретал напоказ, с размахом: имелись на ней и бассейн, и джакузи, и даже алые паруса. Шампанского и прочих напитков вдоволь, еда на все вкусы, нанятая команда даже к маленькой Лие бросалась с вопросом: «Что вам угодно?», а девочка царственно отвечала: «Самое огромное мороженое».

Толик немедленно начал подкатывать к Василисе. Никакого, упаси бог, насилия, но перехватывал у официантов коктейли, подавал. На правах хозяина провел экскурсию по плавсредству, одноклассница вертела штурвал и гудела в клаксон. Виктор — по многолетней привычке верного помощника — им не препятствовал. Смотрел на море, беседовал с Василисиными детьми. Изредка поглядывал на их маму. Та мило Барбашеву улыбалась, но, когда тот пробовал уложить руку на ее плечо, аккуратно ее стряхивала. И стоять в обнимку на носу (мода возникла задолго до появления фильма «Титаник») отказалась категорически.

Виктор, конечно, тоже не показывал виду, что они больше, чем одноклассники. Только когда купались в умопомрачительно теплом ночном море, подплыл, взял за руку под водой, шепнул в ухо:

— Я люблю тебя.

Василиса посмотрела на него счастливыми и пьяными глазами — Толик еще со школьных времен умел своих гостей подпоить.

Из воды они выходили последними — сначала она, Виктор страховал. Команда каждого встречала с огромным махровым полотенцем. Но что вода с купальщиков все равно течет на пол — не учли. Василиса, едва ступила на палубу, поскользнулась, попыталась удержать равновесие, но, будто назло, яхту в этот момент качнуло. Она ничком упала и отчаянно закричала.

Виктор пытался настоять, чтобы найти частного врача. Анатолий рявкнул:

— Совсем сбрендил? У нее кость из ноги торчит. Чего частный врач сможет?

По сотовому (одному из первых в России) вызвал «Скорую помощь» прямо к пирсу. Пока Василису везли в больницу, Барбашев совершал звонки — искал лучшего в городе хирурга, кто немедленно прооперирует, Виктор успокаивал ревущую Лию. Мальчик, Борька, сидел тихо, без слез. И когда сестра на минутку перестала рыдать, втиснулся:

— Вы можете отцу не говорить? Пока мама не поправится?

Барбашев и Виктор переглянулись.

— А вас куда? — спросил Анатолий.

— Няню нанять. Можем в лагерь, в детский сад, — начал размышлять Виктор.

Но придумывали зря: едва Василису привезли в приемный покой, немедленно потребовали назвать контакты близких. И она безропотно продиктовала домашний телефон.

Муж явился на следующий день. С удовольствием поселился в роскошном номере. Ел фрукты, грел пузо на пляже. Василису навещал коротко и сухо.

Анатолию доложили: операция прошла успешно, дети под присмотром, — и он про чепе с одноклассницей благополучно забыл. Постоянно требовал от помощника: просматривать как можно больше участков, изучать сразу же спецификации, искать подводные камни.

А Виктор чувствовал себя малышом, которому на минутку показали восхитительную игрушку и немедленно отобрали.

Василису он навещал дважды. Первый раз она была после операции, еще не отошла от наркоза, тихо стонала с закрытыми глазами и крепко держала его за руку.

А пару дней спустя мертвым голосом сказала:

— Не приходи ко мне больше. Это знак был. Не надо нам.

Он попытался спорить, но одноклассница упрямо помотала головой:

— Витя. Не уговаривай. Уже два раза. Тогда, после парашюта, едва не умерла. И сейчас тоже. Больше не хочу.

Всхлипнула, добавила:

— Это Луизка порчу наводит.

— Вася! Ну что за дикость!

Но она оказалась неумолима:

— Мы с мужем венчались. Я ему клятву дала. И нарушать ее больше не буду.

* * *

Василиса всегда была упрямой и решения своего не изменила. Виктор предпринимал попытки штурма, но вскоре плюнул — не по статусу и не по возрасту ему бегать за девчонкой. Удостоверился, что перелом зажил, последствий не осталось, — и оставил одноклассницу в покое. Тем более своих хлопот хватало.

Заболел и очень быстро ушел отец. Странная гримаса судьбы: пересадку печени в лихие девяностые пережил почти легко, а на излете тысячелетия умер от пневмонии — несмотря на все возможности и старания сына.

Мама, на нервной почве, стала вести себя странно, тревожно. Отправлялась в магазин и возвращалась без единой покупки. Уходила гулять и забывала домашний адрес. Часами сидела у окна, не сводила глаз со двора. Бормотала чепуху:

— У магазина очередь. Курей небось выбросили. Василиса опять с дочкой гуляет.

Поначалу пытался спорить — что кур в магазинах нынче с десяток видов безо всяких очередей, а Василиса живет совсем в другом месте и девочка ее давно выросла, но мама в дискуссию не вступала. Продолжала бормотать:

— Луиза твоя колдунья. Свекра в могилу свела и меня уморит… А у девочки родинка точно как у тебя.

— У какой девочки? — устало спрашивал Виктор.

— В синей коляске.

Исчерпывающе.

— А где у меня родинка?

— Вот тут, на верхней губе! — кипятилась мать.

— Нет у меня никакой родинки.

— Так воспалилась, когда ты совсем маленький был. Удалили хорошо, даже шрама нет.

Самому впору с ума сойти. О том, чтоб взять мать к себе, речи не шло — Луиза старуху в доме не потерпит. Пришлось нанимать сиделок, ездить, контролировать.

Барбашев постепенно свернул все прочие проекты и сосредоточился на масштабном строительстве. Но если в безнаказанные девяностые можно было получить участок хоть в километре от Кремля, огородить яркой