Солнце против правил - Анна Витальевна Литвинова

и обрядил в тяжеленные военные ботинки. Голову украсила ярко-зеленая каска. Спасибо хоть от бушлата смогла отбиться.

Виктор, едва увидел ее в полном обмундировании, начал неостановимо ржать. Профессиональные парашютисты тоже глядели насмешливо. Но в жизни Василисы всегда было так мало того, чем можно похвалиться, что твердо решила: прыгнет. И будет потом рассказывать, что тренировалась для этого, в обход регламентов и правил, какой-то час, а ее спутник вообще купил весь аэродром.

В Ан-2 погрузились узким кругом. Пилот сел в кабину, Виктор поместился там же, на соседнем кресле. В салоне остались начальник, огромный дядька под названием выпускающий и сутулившаяся под весом тяжеленного обмундирования Василиса. Ее пристегнули за специальную веревку к тянувшемуся вдоль потолка тросу.

Во время сверхскоростной подготовки методист объяснял: в момент прыжка что-то там вытягивается и остается в кабине, но Василиса поняла по-своему: привязали, чтобы прежде времени не вывалилась.

Хотя у выпускающего за спиной аккуратный ранец и никакой уродливой запаски на пузе нет — без всякого троса стоит у открытой двери, держится одной рукой, голову наружу высунул.

До поры Василиса старалась вести себя героически. Но чем ближе к подвигу, тем страшнее. Едва самолет зарычал мотором, ее начало трясти. А когда пронесся по кочковатой взлетке и взмыл в небо, уже готова была срывать с себя обмундирование, проситься обратно. Кто за язык тянул? Зачем ей прыгать?

Еще и дверь не закрыли, холод, рев, свист.

— Ветерок хороший! — сообщил выпускающий.

— Ноги вместе, колени подогнуть, — пробормотала Василиса. И выкрикнула: — Нет! Я не хочу! Можно, пожалуйста, я не буду!

— Хозяин — барин. — С готовностью отозвался начальник.

Но выпускающий отмахнулся:

— Самый надежный парашют в мире. Один фатальный случай на миллион. Ничего с тобой не случится.

— Умеете поддержать, — прошептала Василиса.

Виктор из кабины закричал:

— Васька, да что ты, правда! Не прыгай, конечно, если не хочешь!

А она вдруг свое сочинение школьное вспомнила. Была в нем фраза: «Старые птицы могут спокойно ждать смерти в своем гнезде. Но мы не боимся перемен и улетаем в новую жизнь». Учительница литературы тогда еще обиделась. Что ж она, получается, сама — старая ворона?!

И когда высотомер продемонстрировал километр, а самолет издал два противных сигнала (подавал их, по команде летчика, Виктор), смело поднялась. Выпускающий настежь распахнул дверь, она увидела внизу игрушечные дачные домики, но вместо страха почему-то ощутила сверхъестественную, почти божественную силу.

— Сама прыгай! — выкрикнул выпускающий. — Толкать не буду.

Раздалась еще одна, самая пронзительная, сирена. Виктор смотрел на нее из пилотской кабины, одобрительно улыбался. Инструктор кивнул:

— Давай.

Больше всего сейчас хотелось вцепиться насмерть в кромку самолета. Но она смело разжала руки и шагнула в бездну.

Свист и безумное падение вниз длились пару секунд, а дальше над ее головой медленно и величаво раскрылся огромный желтовато-белый купол.

Ох, ну и красота!

Заболтала ногами, завизжала от восторга. И даже не забыла, что надо выдернуть «рыжую» — специальная такая веревочка, чтобы не открылась запаска. А то спускалась бы, как чайник, одновременно на двух парашютах.

Самолет — теперь он казался совсем маленьким — остался высоко над ней. Настолько интересно видеть мир, когда зависаешь между небом и землей! Шоссе — словно в мультике, ползут игрушечные машинки. Елки, если сверху на них смотреть, выглядят как гигантские водоросли. И бесснежная земля, оказывается, имеет сотни переливающихся, необычных оттенков. Она никогда прежде не летала на рейсовых самолетах, поэтому налюбоваться никак не могла. И слишком поздно обратила внимание, что внизу уже не поле аэродрома, но глухой лес.

Запоздало и лихорадочно начала искать глазами полосатый конус, что указывал направление ветра. «Его острый конец обязательно должен смотреть тебе в глаз», — раз пять повторил методист-зануда.

Сейчас желто-белая тряпочка уже далеко, но Василиса и без нее поняла: про ветер она забыла напрочь. И сейчас он дует ей в спину, прохватывает в легкой курточке насквозь.

Срочно начала тянуть правую стропу управления вниз, разворачиваться. Купол исполнял команду медленно, неохотно. А щетинистые макушки елей все ближе!

Кое-как смогла повернуть лицом в нужную сторону, но как недавно Ан-2 летел хвостом вперед, так и ее, хотя стояла против ветра, продолжало тащить не к аэродрому, а все дальше в чащу.

Василиса запаниковала. На экстренные случаи вроде приземления на воду или электрические провода времени у методиста почти не осталось, начальник торопил в небо. Запомнилось, что надо лицо руками закрывать, но как тогда увидишь, куда падаешь?

Пока парила в небесах, казалось, что плывет величаво, неспешно, будто круизный лайнер. Но чем ближе к земле, тем выше скорость и страшнее.

Завизжала, заболтала в отчаянии ногами, закрыла глаза. Обо что-то ударилась, заскользила, в лицо хлестали ветки, острая боль пронзила ногу… И, наконец, повисла. На скрипучей, дрожащей от ветра елке. Метрах в десяти от земли.

* * *

Спуститься сама Василиса не решилась, а нашли ее только через полтора часа — отнесло в итоге на семь километров от аэродрома. Промерзнуть за это время успела до последней косточки — солнечный и погожий с утра январь в лесу обернулся могильным, пронизывающим холодом.

Начальник виновато стелился, методист неприкрыто торжествовал. Симпатяга-летчик выглядел смущенным, выпускающий причитал: «Я ж на земле еще сказал! Ветерок-то сильный для новичка!»

Медсестра зачем-то совала Василисе в нос нашатырь, повариха порхала с горячим чаем, Виктор требовал, чтобы она выпила водки. Девушка послушно исполняла все назначения, но трясти, то ли от холода, то ли от страха, ее продолжало еще часа два.

Только в машине окончательно отогрелась, отошла, разревелась. Виктор грозно буркнул:

— Разорю этот проклятый аэродром!

— Нет, нет! — испугалась. — Я ведь сама попросила!

Когда оказалась дома, легче не стало. Пыталась уснуть, но едва закрывала глаза — на нее летел ощерившийся лес. Болел ушиб на ноге. И пронизывало холодом. Все одеяла собрала, накрылась, но ее снова стало трясти. Чай с малиной и коньяк не помогали, и только к утру догадалась измерить температуру — тридцать девять.

Лечиться с помощью докторов Василиса не собиралась. От температуры пила аспирин. От кашля однокурсницы принесли анисовую микстуру. Едва наступала ночь, ее продолжал колотить озноб. И только Виктор, приехавший навестить спустя пару дней, догадался вызвать «Скорую». У незадачливой парашютистки оказалось воспаление легких.

От денег, чтоб «как-нибудь полечиться дома», врачи решительно отказались и забрали Василису в больницу. Виктор сопровождал «Скорую» на новенькой «девятке» и уж в отделении развернулся от души. Девушке выделили — неслыханно по тем временам — отдельную палату, персональную медсестру. Лечащий врач забегал каждый час, заведующий отделением проведывал дважды в день. От