До последнего - Майк Шэкл

боль была быстрой. Его — бесконечной, ужас, с которым нужно было проснуться и как-то перетерпеть.

Дальняя дверь открылась, и выглянула Грейс.

— Она ушла?

— Конечно, она, черт возьми, ушла, — рявкнул Лариус.

Несмотря на его заверения, девушка вошла в комнату на цыпочках, как будто ожидая, что Валлия внезапно материализуется. О, почему они не могли дать ему женщину с мозгами, подходящими к ее лицу? Если бы он был настоящим королем, у него могла бы быть подходящая королева. Вместо этого у него была… вот эта Грейс.

Она погладила его по плечам. «С тобой все в порядке?» В ее голосе звучало столько сочувствия. Лариус знал лучше. Она имела в виду: Все ли в порядке со мной? Эта баба могла быть глупой, но она более чем осознавала, что ее судьба связана с его судьбой. Когда Лариусу придет конец, он придет и его шлюшке.

— Просто сходи и принеси мне поесть. Я голоден.

— Поговори со мной, — вместо этого сказала она. — Я могу помочь.

Лариус вскочил на ноги:

— Поговорить с тобой? Ты можешь помочь?

— Лариус. Пожалуйста, не сердись. Я только хочу тебя порадовать... — Теперь настала очередь кого-то другого демонстрировать притворное неповиновение, и ему это ни капельки не понравилось.

— Пожалуйста, не сердись? — Он взревел, и, во имя Богов, это было приятно. — Порадовать? В этом мире нет ничего радостного. Ты должна это знать. Я, конечно, знаю. — Он посмотрел на нее со всей ненавистью, которую испытывал к себе.

— Почему ты так себя ведешь? — Губы Грейс задрожали, и в уголках ее больших, широко раскрытых глаз появились слезы. — Я тебя люблю.

Он ударил ее прежде, чем понял, что делает. Хороший удар правой тыльной стороной ладони по ее щеке, отправивший ее на пол. Он тряхнул рукой, почувствовав укол, мгновенно пожалев о своей жестокости и боли, которую это ему причинило. Это ниже достоинства короля — бить кого-то лично. Он только надеялся, что не повредил руку. Как будто нужно было что-то, чтобы сделать его день еще хуже.

— Я принесу тебе завтрак, — пробормотала Грейс, отползая от него. Будем надеяться, она усвоила свое место, как и он усвоил свое. Каждый находится под чьим-то каблуком. У каждого есть хозяин.

Но что делать теперь? Лариус понятия не имел. Все зависело от того, победят ли эгрилы этих захватчиков, этих освободителей. Но Валлия права. Но не было никаких если. Эгрилы выйдут победителями. Никто никогда их не побеждал. Это не изменится.

Однако в этой Зорике было что-то такое, чего Валлия боялась. Была ли она его племянницей или дочерью Бога? Оба варианта казались невозможными. Но все в жизни казалось невозможным.

На него нахлынули воспоминания о маленькой девочке, которая любила сидеть на коленях у своего дяди и слушать, как он рассказывает небылицы о принцессах старых времен, о девочке, которая хихикала, когда он доставал монетку из ее уха, и так яростно хлопала в ладоши, когда он пел ей песни. Он ненавидел думать о тех счастливых днях, когда он был человеком получше, принцем, которому никогда не суждено стать королем. Когда его любили и он сам был любим.

Он вернулся к окну и открыл его. Падение будет долгим. Быстрый конец его наказанию. Побег из тюрьмы.

Но в этом пути не было достоинства. Только стыд.

У короля была своя гордость, о которой стоило подумать. О том немногом, что от нее осталось.

Возможно, притворная гордость.

Лариус позвонил в колокольчик, чтобы слуги принесли его одежду.

21

Тиннстра

Пляж Омасон

Тиннстра слышала голоса. Люди разговаривали. Значит, она не была мертва. Левая сторона ее лица ощущалась странно. Она протянула руку, коснулась повязки, закрывающей глаз, и поморщилась от боли. Ее лицо горело. Она хотела закричать, но вместо этого стиснула зубы. Она могла справиться с болью. Она знала боль.

Тиннстра открыла другой глаз, увидела холст над своей головой. Она была в палатке. Она попыталась пошевелить головой, но огонь охватил все ее тело с такой яростью, что Тиннстра снова закрыла глаз и откинулась назад. Контролируя дыхание, она расслабилась, насколько могла, отдалилась от огня, сосредоточилась на голосах вокруг нее. Прислушалась к разговорам. Большинство из них были далеко, бессвязный гул смешивался со стонами и криками других людей, страдающих от боли. Однако поблизости были мужчина и женщина, достаточно близко, чтобы слышать их разговор.

— Говорят, она королева Джии, — сказала женщина, ее голос был полон энергии, молодой.

— У нас нет королевы. Лариус — король, — прохрипел мужчина. Его голос звучал ненамного лучше, чем чувствовала себя Тиннстра.

— Говорят, она дочь Кариина.

— Но она мертва... И даже если нет, я думал, что она ребенок. Не...

— Богиня?

Мужчина попытался рассмеяться, но в итоге закашлялся от боли.

— Она не Богиня. — Молчание. — Или?

— Ну, она не человек, — сказала женщина. — Это я точно знаю. Учитывая то, как она летает вокруг и разбрасывает огонь и все такое. Я просто рада, что она на нашей стороне.

— Она изменила все.

— Угу. Она пугает меня до усрачки, но если она хочет, чтобы ее называли королевой, я буду называть ее королевой.

Тиннстра попыталась что-то сказать, но язык казался слишком большим для рта, и она знала, что это было выше ее сил. Кроме того, огонь с лица добрался до мозга, и, во имя Богов, причинял немыслимую боль. Дальше этого было некуда. Огонь поглотил ее, выжигая мысли, превращая мир в черное ничто.

Огонь исчез, когда Тиннстра проснулась в следующий раз. Она протянула руку, коснулась своего лица, снова нащупала повязку и почувствовала прилив своего старого друга, страха. Насколько серьезна рана под ней? Милостивые Боги, я не хочу быть полуслепой.

Нет, что бы это ни было, она исцелится. Вода Чикара сделает свое дело. В конце концов, вот почему она пила ее последние четырнадцать или около того лет. Вот почему она стольким пожертвовала, чтобы стать… кем? Кем я стала?

Она мысленно потянулась наружу, исследуя мир. Зорика была рядом. И Аасгод. Но других пользователей магии не было. Ни Избранных. Ни демонов. Слава Богам. Тиннстра глубоко вздохнула и села. Ее ребра запротестовали, но боль была незначительной, учитывая все обстоятельства. По правде говоря, ей повезло, что она осталась жива. Она повернулась, когда Избранный выстрелил из своей дубинки, и она получила лишь часть энергии