Русская Церковь на страже православия в XXI веке - Андрей Вадимович Новиков

Патриархов – это их послания 1723 и 1848 гг., а также Окружное Патриаршее и Синодальное послание Константинопольской Церкви 1895 г. по поводу энциклики Льва XIII о соединении Церквей.

В отличие от текста 1663 г., эти документы не были предназначены для использования в какой-либо внутрицерковной интриге. Они стали важными этапами в попытке максимально полно перед лицом внешнего инославного мира выразить учение Святой Православной Церкви, в том числе по вопросу о главенстве в Церкви – как правило, в контексте полемики против ереси папства. В этом состоит их особая ценность для исследования рассматриваемой проблемы.

Послание Патриархов Восточно-кафолической Церкви о православной вере (1723 г.) лишь немного говорит по интересующей нас теме. Рассуждая об апостольской преемственности епископата, Патриархи обращаются к примеру первосвятительских кафедр Древней Церкви: «Посему святой Иоанн Дамаскин в четвертом письме своем к Африканцам говорит, что Церковь Вселенская вообще была вверена Епископам; что преемниками Петра признаются: в Риме – Климент первый Епископ, в Антиохии – Еводий, в Александрии – Марк; что святой Андрей поставил на престоле Константинопольском Стахия; в великом же святом граде Иерусалиме Господь поставил епископом Иакова, после которого был другой епископ, а после него еще другой, и так даже до нас»[226]. Здесь обращает на себя внимание подчеркнутое равенство всех Патриарших кафедр.

Большее внимание уделяет вопросу первенства в Церкви послание восточных патриархов 1848 г., полное название документа – «Окружное послание Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви ко всем православным христианам»[227]. Документ посвящен полемике с римо-католическими отступлениями от православия, поэтому не удивительно, что на теме первенства документ останавливается подробно.

«Его Блаженство, – пишут, в частности, восточные Патриархи в Окружном послании, – говорит, что Коринфяне, по случаю возникшего у них несогласия, отнеслись к Клименту, Папе римскому, который обсудивши дело, отправил к ним послание, и они читали оное в церквах. Но это событие есть очень слабое доказательство папской власти в Доме Божием: так как Рим был тогда средоточием управления и столицею императоров, то всякое дело, сколь-нибудь важное, как в споре Коринфян, должно было там разбираться, особенно если одна из спорящих сторон прибегала к постороннему посредничеству. Так бывает и доныне. Патриархи Александрии, Антиохии и Иерусалима, в случае дел необыкновенных и запутанных, пишут к Патриарху Константинополя потому, что сей город есть столица самодержцев и притом имеет преимущество, предоставленное Соборами. Если братским содействием исправится нуждающееся в исправлении, – то и хорошо; если же нет, то дело передается правительству надлежащему. Но сие братское содействие в христианской вере не бывает за счет свободы Церквей Божиих. То же надобно сказать и касательно приводимых Его Блаженством примеров из жизни святых – Афанасия Великого и Иоанна Златоустого, т. е. что это – примеры предстательства братского и подобающего преимуществам епископов Римских Юлия и Иннокентия».

Итак, преимущество первой кафедры Церкви, будь то в дни Климента Римского, будь то в XIX веке, восточные Патриархи в 1848 г. видели в столичном положении этой кафедры в пределах единого государства: вначале Римской, затем – Османской империй. Не священные права, не особый канонический статус, но естественный ход вещей вынуждал при возникновении споров обращаться в столицу, Рим или Константинополь. И даже в случае принимавшихся решений таковые должны были носить братский, а не повелительный характер, не нарушать свободу Поместных Церквей, то есть их автокефалию. Причем особо подчеркивается, что братское содействие Константинопольского Патриарха должно было осуществляться исключительно по просьбе Предстоятелей Поместных Церквей, а не навязываться им. Причем круг проблем, по которым может быть уместно подобное содействие, ограничивается в Окружном послании только такими, какие подпадают под возможную дальнейшую юрисдикцию «самодержца», коим в 1848 году являлся турецкий султан. Таким образом, и эта возможная помощь ограничивается Патриархами единственно территорией, подконтрольной султану, и такими делами, которые могут быть подотчетны решению даже инославной власти, коей являлся тот же султан.

Давно уже нет ни Римской, ни Османской империй, ни василевсов, ни султанов, а сам Константинополь является не столицей, а провинциальным городом светской Турецкой республики. По логике Окружного послания 1848 г., даже символические преимущества Константинопольской кафедры теперь совершенно теряют свою актуальность.

Еще более категоричен по отношению к любым притязаниям какой бы то ни было кафедры на властные поползновения над Церковью Христовой текст Окружного Патриаршего и Синодального послания Константинопольской Церкви 1895 г. по поводу энциклики Льва XIII о соединении Церквей[228]. Звучащие в нем слова приобретают сугубую актуальность в контексте современной папистской и раскольнической политики Патриарха Варфоломея и подчиненного ему синода Константинопольского Патриархата:

«…всякий епископ есть глава и Предстоятель своей частной Церкви, подчиняющийся только соборным постановлениям и решениям Кафолической Церкви как единственно непогрешимым, и никоим образом не составлял, как показывает церковная история, исключения из этого правила и епископ Римский. Единый же вечный Началовождь и бессмертный Глава Церкви Господь наш Иисус Христос, Той есть Глава телу Церкве (Кол. 1:18) …

Божественные отцы, почитая епископа Рима только как епископа царствующего града империи, предоставили ему почетную привилегию председательства, смотрели на него просто как на первого между другими епископами, то есть первого между равными, каковую привилегию дали потом и епископу города Константинополя, когда этот город стал царствующим в Римской империи, как свидетельствует о том 28-е правило 4-го Вселенского Халкидонского Собора, содержа, между прочим, следующее: Во всем последуя определениям св. отцов, и мы определяем о преимуществах Святейшей Церкви Константинополя, нового Рима. Ибо престолу ветхого Рима отцы прилично дали преимущества: поелику то был царствующий град. Следуя тому же побуждению, и 150 епископов… (т.е., бывших во дни Феодосия на 2 Вселенском Соборе в Константинополе) предоставили равные преимущества святейшему престолу нового Рима. Из этого правила явствует, что епископ Римский равночестен епископу Церкви Константинопольской и епископам прочих Церквей, и ни в каком правиле и ни у кого из отцов нет и намека на то, что епископ Рима есть единый начальник Кафолической Церкви и непогрешимый судья епископов прочих независимых и автокефальных Церквей…

Каждая в отдельности автокефальная Церковь на Востоке и Западе была всецело независима и самоуправляема во времена семи Вселенских Соборов. Как епископы автокефальных Церквей Востока, так и епископы Африки, Испании, Галлии, Германии и Британии управляли делами своих Церквей – каждый чрез свои Поместные Соборы, а епископ Римский не имел права вмешательства, будучи и сам также подчинен соборным постановлениям. По важным вопросам, требовавшим утверждения Кафолической Церкви, обращались к Вселенскому Собору, который один только был и есть наивысшею властию в Кафолической Церкви» (пп. 14-17).

Позиция Патриарха и членов Синода Константинопольской Церкви в 1895