Древнерусские княжества X–XIII вв. - Леонид Васильевич Алексеев

освободил обонижан на три года от суда. Сопоставление этих двух фактов и указывает на тесную связь Ладоги и Обонежья в судебно-податном отношении по крайней мере уже в 60-х годах XIII в.

Важным для окончательного суждения о составе древней Новгородской земли является описание событий 30-х годов XII в. Этот период был временем больших перемен в жизни Новгорода, завершившихся изгнанием князя Всеволода Мстиславича. В 1132 г. Всеволод пытался обосноваться в Переяславле-Русском, но был выбит оттуда дядьми — Юрием и Андреем, после чего он вновь возвратился в Новгород. Дальше летописец сообщает: «…и бысть въстань велика въ людьхъ; и придоша пльсковици и ладожане Новугороду, и выгониша князя Всеволода из города»[635]. Окончательный разрыв произошел в 1136 г.: «Индикта лета 14 новгородьци призваша пльсковиче и ладожаны и сдумаша, яко изгонити князя своего Всеволода»[636].

Таким образом, в переломный момент новгородской истории решение дальнейшей судьбы княжества принадлежало представителям его трех главных центров — Новгорода, Пскова и Ладоги. О связи этих городов с определенными округами речь шла выше. Не вызывает удивления, что новгородцы, ладожане и псковичи (здесь разумеется, конечно, местная феодальная знать) в новых условиях быстро развивавшихся на Руси феодальных отношений заменили архаичные для данного времени этнические термины.

Наблюдения над племенным членением войска первых новгородских князей на протяжении X–XI вв., отразившим территориальный состав самой Новгородской земли, связывают в одну цепь отмеченные свидетельства. Древнее ядро Новгородской волости сложилось на базе союза словен, псковских кривичей и чуди очевидно не позднее рубежа X в. Конечно, этот процесс нельзя понимать как окончательную кристаллизацию государственной территории Новгорода. Консолидация новгородских земель, распространение по ним суда и даней продолжались и значительное время спустя. Но на первом этапе военно-политический союз словен, кривичей и чуди подготовил почву для феодализации охваченных им земель, создал их устойчивые связи с нарождающимися административно-экономическими центрами.

Границы этого образования можно наносить на карту, пользуясь главным образом археологическими данными. На юге они проходили по водоразделам бассейнов Псковского и Ильмень-озера с Западной Двиной и верхней Волгой; на востоке захватывали верховья Мологи, западные скаты Вепсской возвышенности, частично южный и западный берега Онежского озера; на севере они доходили до Олонца, шли южным берегом Ладожского озера, но не достигали побережья Финского залива; на западе рубежом, вероятно, служили земли, прилегавшие к Чудскому и Псковскому озерам, а далее он шел по левобережью р. Великой.

Письменные источники X — начала XI в. такой картины нам дать не могут, но имеющиеся в них сведения ей ничуть не противоречат. Летопись четко отделяет Смоленск и Полоцк от изначальных владений новгородских князей того времени. Территории, занятые водью, также не были освоены, поскольку водь вместе с Всеславом Полоцким еще в 1069 г. нападала на Новгород[637]. Земли эстонской чуди именно с XI в. прочно вошли в сферу влияния русских князей[638].

Данных для реконструкции восточных и юго-восточных границ древнего Новгородского княжения в летописи мало. Однако появление в Ростове княжеского стола при Владимире[639], а также именование суздальских земель «той страной» в эпизоде с восстанием волхвов 1024 г. по отношению к Ярославу, шедшему из Новгорода[640], дают основания отделить эти области от новгородских владений X в.

Некоторые немаловажные подробности можно извлечь и из описания в Повести временных лет событий, последовавших за вокняжением Рюрика в Новгороде, хотя на нем и сказались представления летописца конца XI — начала XII в. По смерти легендарных братьев «прия власть Рюрикъ, и раздавая мужемъ своимъ грады, овому Полотескъ, овому Ростовъ, другому Белоозеро»[641]. Следовательно, освободившийся стол в Белоозере получает кто-то из мужей. Логично ждать и нового властителя в Изборске, но его нет. По-видимому, единство бывших земель племен-федератов под верховенством Новгорода к XII в. ни у кого не вызывало сомнений. Не в этом ли кроется причина странного размещения братьев Рюрика?[642] Интерпретатор устного предания старался соблюсти видимость правдоподобия, но не мог нарушить историческую реальность своего времени. Так, вместо Пскова появился Изборск, расположенный на окраине кривичских земель. Ладогу заменило Белоозеро, тоже центр веси, но веси восточной. Ведь Ладога и Псков уже в XI в. были слишком прочно связаны с Новгородом, чтобы отрывать их друг от друга. Но и Изборск входил в число исконных владений новгородского князя. Поэтому вновь нарушить территориальную целостность главной «власти» Рюрика, не подвергая опасности идею ее единства, летописец не мог, а не входившее в нее Белоозеро получило очередного владетеля.

Если высказанные соображения справедливы, то они возвращают нас к мысли о формировании основного ядра Новгородской земли в очерченных границах. С географической точки зрения это вполне оправданно. Указанные территории группируются компактной областью вокруг озера Ильмень. Его разветвленная водная система связывает воедино все составные части древнего княжения. Удобные речные пути с выходами к Балтийскому морю, волоками в Западную Двину, Днепр и Волгу сыграли, надо полагать, не последнюю роль в экономическом развитии новгородских земель и их последующей политической консолидации. Нумизматические данные хорошо аргументируют этот вывод.

Куфические монетные клады появились здесь уже в конце VIII — первой трети IX в.[643] Их количество увеличивается к началу X в. и становится очень значительным на протяжении этого столетия, к концу которого восточное серебро (при сокращении его вывоза) почти полностью поглощается денежным обращением на территории расселения новгородцев, кривичей и в Восточной Прибалтике[644]. Сведения о распространении на Руси в XI в. западноевропейского денария также выделяют новгородские земли в зону его активного проникновения[645]. Более того, ареал распространения денария почти полностью совпадает с ареалом распространения дирхема в заключительный период обращения последнего[646]. В.Л. Янин отмечает в связи с этим, что «закономерности, преградившие денарию путь в южнорусские земли, начинают действовать не с проникновением больших масс западноевропейской монеты в русское денежное обращение, а задолго до этого — еще в 960-х гг.»[647] И если по последним данным денарий все же имел хождение на юге, то простое сравнение количества кладов и отдельных находок утверждает абсолютный приоритет Новгорода. Так, на территории самой Новгородской земли и северных областей, находившихся под ее влиянием, зафиксировано 45 кладов и 83 отдельные находки монет против 39 и 80 во всех остальных русских княжествах, включая и соседние с ними земли[648].

Все это дает основание видеть в специфике районирования находок как восточных, так и западноевропейских монет не только причины экономического характера, но и определенные политические условия[649]. О том же говорит и сложение особой северной денежно-весовой системы в середине X в., отличной от южнорусской[650]. Иными словами, на севере Руси