Дневник добровольца - Дмитрий Артис

Лежишь мёртвый с высунутой загогулиной, а из консервной банки вытекают отходы твоей жизнедеятельности.

— Да уж, — кивает Элпэка.

— На первом круге у нас во взводе добровольцев Пионер был. Пионер — позывной. Так вот, пошёл он как-то на дальняк, и вдруг тревогу объявили, прилёты один за другим. — За мешками с песком послышалось журчание Костека.

— После тревоги, — продолжаю, — вбегает в барак Пионер и рассказывает, дескать, сижу, мысли гоняю, и тут ба-бах. Нормальный человек испугался бы, а я подумал, как это будет ужасно, если погибну не в бою, а вот здесь, на очке.

— Был в бегах, — подхватывает туалетную тему Элпэка, — залез в дом к одному барыге, вскрыл сейф, а там ружья и водка. Ну, выпил, вышел на улицу пострелять. Прицелился в туалетную будку и спустил курок. Патрон с грохотом пробил деревянную стенку, и тут же из туалета вывалился какой-то бич с голым задом. Оказалось, пока хозяин в отъезде, он дом сторожил. Снежок тропинку запорошил, я и не увидел следы. Долго, наверное, там сидел, тоже мысли гонял.

Да, я им про защитников Отечества, а они мне про бичей и барыг.

Костек благополучно доделал свои маленькие дела и быстро прошмыгнул мимо нас.

1 октября, 07:47

Октябрь уж наступил… Никакой романтики под землёй в нынешнем октябре. Ни багрянца, ни румянца. Только пыль и грязь.

Под землёй быстро ногти отрастают. Перед выходом подстригал, но торчат, как у вурдалака, уже.

Парни нескромно посапывают. Двое на посту. Сделал кофе. Хотелось в одиночестве с сигареткой выпить. Пью, мыши скребут по углам. Кошка один раз появилась и ушла. Долго не задержалась. Видимо, искала место окотиться. Здесь не понравилось. Пошла дальше.

Скоро парни проснутся, и выдвинемся совершать геройские поступки во славу Отечества. Работа хоть и пыльная у нас, зато благородная — очищать родную землю от поганого. Мир неизбежен. После победы.

1 октября, 16:33

Задача выполнена. Переходим в режим ожидания «ног». Тот случай, когда хочется посидеть на позициях подольше, потому что время катится к концу контракта и чем дольше мы будем находиться на боевом, тем больше (но это не факт!) будем отдыхать, и это значит, что ещё одного выхода на Дракона не будет. К тому же сейчас относительное затишье, а у меня относительная усталость от всего. Смеюсь.

Дошли слухи, что на днях встречаются большие политики порешать проблему войны, да и выборы у всех на носу. К выборам, как правило, войны затихают. Но, по мне, добрая война лучше гнилого мира. Гнилой мир оборачивается ожесточённым кровопролитием. Затяжным, страшным, болезненным для мирняка. Солдаты рассчитывают на то, что главнокомандующий не даст заднюю. Это уже будет означать предательство.

Сидим тихо, никого пока не трогаем. Чаёвничаем и бутербродничаем. Готовить никто не хочет, обленились под финал б. з. Раздражения нет. Общего. Лично у меня есть подозрительное отношение к тишине. На войне тишина подлая. Не знаешь, чего ожидать. Но об этом я уже говорил Дневнику. В остальном порядок.

1 октября, 19:39

Томаша вызвали по радейке в Кишки Дракона.

Понял, на кого похож повар (позывной Ра). На Будду. Лицо гладкое, взгляд просветлённый, сидит перед кастрюлей на ящике патронов, руки ладонями вверх на расставленных коленях, будто медитирует. Фонарик на лбу красный, горит, как родинка. Его спрашиваешь: «О чём задумался?» Отвечает, взорвавшись: «Я же вас не спрашиваю, о чём думаете вы! Мне нет дела до этого!» Потом резко успокаивается, уходит в себя и снова сидит перед кастрюлей, медитирует.

В харчо из банки добавили рис и тушёнку. Получился плов. Неплохой.

Томаш вернулся из Кишок. Встревоженный. Поручили заминировать поляну перед нашей позицией. Минёров у нас нет. Но это ещё полбеды. От нашей позиции до позиции немцев буквально метров пятьдесят. Открытое пространство. Снимет любой, даже малоопытный стрелок. Как два пальца…

Передали, что нас оставят, скорее всего, до восьмого числа. Хм…

Пришла инфа, что Снежка отправили на городскую базу старшим по территории. Старшим по территории называется тот, кто общие туалеты убирает. Оружие у него отобрали.

2 октября, 14:53

Проснулся и разрыдался, как ребёнок.

Входишь в трубу диаметром метр двадцать. Проходишь сорок гусиных шагов и поворачиваешь в трубу того же диаметра и длиной в двести пятьдесят гусиных шагов. В конце первой трубы у нас оборудована условная кухня, где стоит горелка, есть газ, кружки и пустые пачки от дошика, которые заменяют нам тарелки. По этой трубе справа и слева на расстоянии полутора метров мешки с битым бетоном, защищающие от осколков. На случай прилетов по входу в Отросток.

В начале длинной трубы мы спим. Ряд мешков с битым бетоном, поверх спальник, под головой рюкзак.

Проснулся и зарыдал. Мне приснился дед, мама и бабушка. Царство им Небесное. Приснилась вся моя некогда большая семья. Дяди, тёти, братья и сёстры. Короткий отрывок врезался в память.

У деда больные ноги, и мы идём с ним из одной клиники в другую. Дед коренастый, низкого роста седовласый белорус с густыми бровями. Он опирается на меня. Я крепко стою на ногах и веду его. Асфальтированная дорога идёт вниз. Асфальт старый, побитый. Мелькнуло в голове, что надо бы взгреть коммунальщиков за то, что дорога от одной клиники до другой плохая. Мама спустилась, стоит внизу, ждёт нас.

Нет, предки меня не звали к себе в мир иной, я просто помогал им.

Наша большая, дружная семья. До середины восьмидесятых годов мы каждые выходные собирались за огромным столом, ели, пили, пели песни, разговаривали, играли в лото. Дети разыгрывали представления, взрослые хохотали, хлопали и угощали нас вкусностями.

К концу восьмидесятых годов семья посыпалась. В гости друг к другу стали реже ездить. Почти не общались. Редкие встречи, да и те на похоронах, короткие реплики, дескать, пора бы оставшимся, пока ещё живым, возобновить традицию. Дети детей и внуков выросли, а мы всё никак. Никак не соберёмся.

Проснулся, вытер слёзы влажной салфеткой и закурил. Меня никто не видел. Иначе бы я сдержался. Слез не показывал.

Через полчаса мы выдвинулись в конец Отростка, где оборудован наблюдательный пункт. Мы прошли гуськом двести пятьдесят шагов, снова повернули в трубу с тем же