Гувернантка - Венди Холден

что он тут же накинется на нее, начнет оправдываться, но он лишь устало посмотрел ей в глаза.

— Ты же знаешь, что это не так. Меня много чего волнует. Да и тебя до недавнего времени волновало.

— Я никогда не была коммунисткой, — отрезала Мэрион. — Так что не начинай, пожалуйста.

Он не сводил с нее глаз.

— Ты же понимаешь, о чем я.

На сердце ей вдруг навалилась невыносимая тяжесть. Да, она понимала, к чему он клонит. И он был совершенно прав. Она почувствовала, что он собирается навсегда с ней порвать. И горестно опустила голову.

Толпа затянула другую песню. А они всё молчали под расстроенные аккорды пианино.

Он потянулся к ней, взял за руки и внимательно заглянул в глаза.

— Выходи за меня.

От неожиданности Мэрион распахнула рот. Это было уже второе предложение руки и сердца в ее жизни, но до чего же сильно оно отличалось от предыдущего! Дыхание перехватило от счастья, а душа точно воспарила к небесам. Радость наполнила ее сердце…

— За тебя? Замуж?.. — В ушах у Мэрион так звенело, что она с трудом расслышала собственный голос.

Он кивнул, обворожительно улыбнувшись.

— Почему бы и нет?

— Но тогда придется уйти с работы, — медленно проговорила она.

Среди королевской обслуги супружеских пар не было. Этой привилегии удостаивались только члены августейшей семьи.

— Не беда. Я уже все продумал. Ты поселишься на Ротерхит-стрит. Устроишься на работу в школу. Станешь настоящей учительницей. Тут их сильно не хватает.

Она внутренне поморщилась, услышав слова «настоящая учительница», но решила не заострять на этом внимание. Ей вспомнились исхудавшие дети, которых она видела в окрестностях Ротерхита. Личики у них были чумазые, а одеты они были сплошь в лохмотья. Валентин прав — ими непременно стоило заняться.

— Но у меня ведь нет диплома, — напомнила она.

— Доучись здесь, за чем же дело стало? — сказал он. Похоже, у него были готовы ответы на все вопросы. Стало быть, он действительно все продумал. — Ты удивишься, но в Лондоне тоже есть колледжи, и немало.

В памяти у Мэрион всплыло личико Лилибет, и ее накрыла теплая волна любви. Но потом ей вспомнилась Энни, и стало совестно. Вот ведь чем она сперва планировала заняться…

А следом за этими размышлениями пришли мысли о доме, о собственных детях. В душе забрезжила надежда, которую сменил дикий восторг. Мэрион посмотрела на Валентина.

— Надо матушку спросить, — пробормотала она.

Валентин раздосадованно закатил глаза.

— Напомни-ка, кажется, она у тебя закоренелая роялистка и противница революции?

— Все так.

— Бог ты мой! Ну тогда обо всех планах лучше сразу позабыть.

Но, к изумлению Мэрион, миссис Кроуфорд благословила ее безо всяких колебаний.

— Конечно, совсем не о таком зяте я мечтала, — призналась матушка за скромным рождественским ужином. — Не чета он Питеру… — И она с нескрываемым сожалением отхлебнула самодельного бузинового вина.

— А Лилибет? Ты разве больше не боишься кровавых восстаний?

Миссис Кроуфорд с упреком посмотрела на дочь.

— После юбилея — ни капельки. Оказалось, что монархия покоится на куда более прочных основаниях, чем я думала. Пожалуй, еще никогда прежде она не была столь сильна. Да и потом, ты уже многое сделала для принцессы Елизаветы. Пришла пора подумать о себе. И о своих дочурках.

Но не только о свадьбе говорили они в это Рождество. Мэрион пришло письмо от Айви, написанное удивительно изящным почерком. Подруга писала из Сандрингема, где находилась еще одна королевская резиденция и куда ее отправили на работу, и сообщала, что они с Альфом поженятся весной. «Так что скоро мы увольняемся! Отец Альфа — костермонгер[42], и он пристроит его на новую работу».

Мэрион понятия не имела, кто такие эти «костермонгеры».

В своем письме Айви подробно описывала, как королевская семья отпраздновала Рождество в Норфолке. Принц Уэльский впал в немилость за то, что отлучился поиграть в гольф в то время, как его отец поздравлял по радио всю страну с праздником. А потом, изрядно устав от пышных торжеств, он уехал в Швейцарию — кататься на лыжах вместе с Уоллис Симпсон.

Мэрион вспомнился Сандрингем. Из всех королевских резиденций он нравился ей меньше всего и представлял собой длинную вереницу кирпичных зданий, построенных в викторианском стиле, а еще очень напоминал гостиницу для гольфистов. Вот уж где в полной мере проявлялись все причуды королевской семьи; а страсть короля к пунктуальности и вовсе цвела тут пышным цветом. Он даже учредил в Сандрингеме свой личный часовой пояс — «сандрингемское время» — и приказал перевести все часы на полчаса вперед. Айви рассказывала, как король поприветствовал однажды принца Генри, всего на две минуты опоздавшего к ужину после полугодового отсутствия.

«Как всегда не вовремя, Генри!» — неодобрительно прогремел он тогда.

Лилибет же рассказала о Рождестве в куда более радужных красках. Ее письмо было выведено старательной детской рукой и написано карандашом.

«Подарки из „Вулвортса“ пришлись всем по душе! Бабушка пришла в восторг от фарфоровой мышки, а дяде Дэвиду очень понравился платок!»

У Мэрион сжалось сердце, когда она вспомнила их поход в магазин. В тот день Маргарет тоже отправилась с ними. Девочки радостно накупили для близких календари с карандашами. А еще бутылочку розовой соли для ванной в подарок миссис Найт — эта покупка особенно воодушевила принцесс. Да и сама Мэрион не раз представляла, как ее главная соперница после такой ванной выкрасится в цвет фуксии с ног до головы, и эти мысли неизменно поднимали ей настроение в рождественские праздники.

Тогда в универмаге Мэрион старательно делала вид, что не замечает, как они покупают для нее тонкое бисерное ожерелье — сверточек, который она раскрыла в Рождественское утро. А миссис Кроуфорд досталась очаровательная брошка в виде слоненка, которая очень ее растрогала.

— А ценник с коробочки снять не подумали, — улыбнулась она.

Они с матушкой сидели в своей уютной гостиной, а за окном шел страшный снегопад, когда по радио передали новость о том, что король простудился и слег.

— Бедняжка, — сочувственно произнесла миссис Кроуфорд, расположившаяся в кресле с шитьем.

Через несколько дней поступило известие, что у короля осложнения на сердце. Услышав эту новость, Мэрион, в тот момент мывшая посуду после ужина, замерла и нахмурилась. Король никогда ничем серьезным не болел. Напротив, он производил впечатление человека, который будет жить и здравствовать еще долгие годы.

В этом Мэрион убедилась на обеде по случаю юбилея царствования, проходившем в Парадной зале Букингемского дворца. Посреди просторной комнаты под белоснежным потолком с позолоченными украшениями, за длинным столом, покрытым белой скатертью и уставленным серебряной