Конец смены - Стивен Кинг

Вот клацалка, думает он, глядя на пульт. Запперами их еще называют. Ничего так себе изобретение, если задуматься. Можно получить доступ к сотням каналов дистанционно. Даже не вставая. Как будто сидишь не в собственном кресле, а в телевизоре. Или и там, и там одновременно. Просто чудо — на самом деле.

Когда он идет в ванную чистить зубы, у него звонит мобильный. Он смотрит на экран и, не может удержаться от смеха, хотя это ему больно. Сейчас он спокойно сидит в собственном доме, где текстовое сообщение никого не встревожит, — а старый коллега решил позвонить.

— Привет, Пит, приятно узнать, что ты мой номер не забыл!

Питу не до шуток.

— Я тебе сейчас кое-что скажу, Кермит, и если ты решишь что-то с этим делать, то я буду как сержант Шульц в «Героях Хогана»[41]. Помнишь такого?

— Ну конечно. — Ходжес чувствует, что теперь в его животе ощущается не боль, а волнение. Удивительно, насколько они похожи. — Я же ничего не знаю.

— Итак. Так должно быть, ибо, по мнению всего отдела, дело об убийстве Мартины Стоувер и самоубийстве ее матери официально закрыто. Конечно, заново ее открывать, учитывая такое стечение обстоятельств, мы не будем — это лежит на поверхности. Тут все понятно?

— Как Божий день, — соглашается Ходжес. — А что за совпадение?

— Старшая медсестра из Клиники травматических повреждений головного мозга Кайнера минувшей ночью совершила самоубийство. Рут Скапелли.

— Слышал, — говорит Ходжес.

— Видимо, во время паломничества к прекрасному мистеру Хартсфилду.

— Да, — нет необходимости рассказывать Питу, что к прекрасному мистеру Хартсфилду он попасть не смог.

— У Скапелли был такой игровой гаджет. «Заппит». Очевидно, она его выбросила в мусорную корзину перед тем, как истекла кровью. Его один эксперт нашел.

— Хм. — Ходжес возвращается в гостиную и садится, морщась, когда сгибается в поясе. — И это ты подумал о совпадение?

— Не обязательно я, — с нажимом отвечает Пит.

— Но?..

— Но я просто хочу выйти на пенсию спокойно, черт побери! Если там есть, что-то, то это дальше будет дело Иззи.

— Но Иззи не желает такой вонючей ответственности.

— Не желает. И капитан не желает, и комиссар.

Слыша это, Ходжес невольно вынужден пересмотреть свое мнение о коллеге, как о конченом человеке.

— Что, ты действительно говорил с ними? Пытался сохранить эту вещь в действующем состоянии?

— С капитаном. Несмотря на протесты Иззи Джейнс, позволь добавить. Ее резкие протесты. Капитан поговорил с комиссаром. Поздно вечером мне передали, чтобы я это оставил, и ты понимаешь почему.

— Ага. Ибо это напрямую связано с Брейди. Мартина Стоувер была одной из жертв Брейди у Городского Центра. Рут Скапелли — его медсестрой. Репортер среднего ума за шесть минут смог бы сложить это все воедино и сварганить хорошую страшилку. Тебе это сказал капитан Педерсен?

— Так мне сказали. Никто в полицейском руководстве не хочет возвращаться к Хартсфилду, когда он все еще остается не способным себя защитить и, следовательно, предстать перед судом. Черт, да никто в мэрии этого не хочет.

Ходжес молча задумывается — может, глубже всего в жизни. Он в старших классах узнал выражение «перейти Рубикон» и догадался, что оно значит, даже без объяснения миссис Брэдли — принять решение, после которого возврата не будет. Позже он узнал, что часто к своему сожалению — большинство людей подходят к своим Рубиконам не готовыми. Если он скажет Питу, что у Барбары Робинсон также был «Заппит» и она пошла в Лоутаун с целью совершить самоубийство, Пит будет вынужден еще раз идти к Педерсену. От двух самоубийств, связанных с «Заппитами», еще можно отмахнуться как от стечения обстоятельств, но от трех? И, ладно, Барбаре, слава Богу, это не удалось — но она является еще одним человеком, связанным с Брейди. Она же была на том самом концерте «Здесь и сейчас». Вместе с Хильдой Карвер и Диной Скотт, которые тоже получили «Заппиты». Но способна ли полиция поверить в то, во что начинает верить он? Это важный вопрос, потому что Ходжес любит Барбару Робинсон и не хочет, чтобы в ее личную жизнь вмешивались без всякого конкретного результата.

— Кермит? Ты здесь?

— Ага. Просто я думаю. А к Скапелли вчера вечером кто-то приходил?

— Не могу сказать, потому что соседей не опрашивали. Это же самоубийство, а не убийство.

— Оливия Трелони также совершила самоубийство, — говорит Ходжес. — Помнишь?

Теперь Пит замолкает. Конечно, он помнит, как помнит и то, что к самоубийству ее подтолкнули. Хартсфилд запустил ей в компьютер плохую программу-червь, которая заставила женщину думать, что ее преследует призрак молодой матери, убитой у Городского Центра. Также поспособствовало и то, что большинство людей считали, будто безответственно забытый ею в зажигании ключ частично вызвал ту кровавую бойню.

— Брейди всегда нравились…

— Да знаю я, что ему нравилось! — останавливает его Пит. — Нет необходимости об этом разглагольствовать. У меня для тебя еще одна подача есть, если хочешь.

— Давай!

— Я говорил с Нэнси Элдерсон сегодня где-то в пять вечера.

Молодец, Пит, думает Ходжес. Ты не просто номер отбываешь последние несколько недель.

— Она сказала, что миссис Эллертон уже купила дочери новый компьютер. Для онлайн занятий. Он стоит под лестницей в подвале, еще в коробке. Эллертон собиралась через месяц подарить его Мартине на день рождения.

— Другими словами, она планировала будущее. Не похоже на самоубийцу, не так ли?

— Нет, я бы не сказал. Мне пора идти, Керме. Мяч на твоем поле. Или играй, или так оставляй. Как знаешь.

— Спасибо, Пит. Спасибо за подачу.

— Если бы это было, как в старину, — говорит Пит. — Мы бы за это так взялись, что только щепки бы полетели!

— Только не вернешь тех времен. — Ходжес снова потирает бок.

— Да. Не вернешь, блин. Ты собой займись. Поправься немного.

— Приложу всех силы, — отвечает Ходжес, но уже никому. Пит закончил разговор.

Он чистит зубы, пьет обезболивающее и медленно влезает в пижаму. Потом ложится в кровать и смотрит в темноту, ожидая то ли сна, то ли утра — того, что наступит быстрее.

Брейди не забыл взять идентификационный бейдж Бэбино из верхнего ящика письменного стола, когда одевался в его одежду, ведь магнитная лента на обратной стороне превращала этот бейдж в универсальный пропуск. В 10:30 вечера, примерно тогда, когда Ходжес наконец-то наелся программами о погоде, Брейди впервые пользуется этим пропуском, чтобы попасть на территорию парковки, предназначенной для сотрудников больницы, возле главного корпуса. Днем здесь не протолкнуться, зато в эту пору — большой выбор мест. Он останавливается на участке подальше от всепроникающего света натриевых ламп. Откидывает сиденье роскошной машины Доктора Би и выключает двигатель.

Он погружается в сон и чувствует, как плывет в легком тумане несвязных воспоминаний — всего, что осталось от Феликса Бэбино. Чувствует вкус мятной помады девочки, с которой он впервые поцеловался, — Марджори Паттерсон в старшей школе Ист-Джуниор в Джоплине (штат Миссури). Видит баскетбольный мяч с потертой надписью «ВОЙТ». Чувствует тепло в спортивных штанишках, когда он уписался, раскрашивая картинки на бабушкином диване, большом мягком динозавре из вылинявшего зеленого велюра.

Детские воспоминания, очевидно, отходят последними.

Вскоре после двух часов ночи он дергается от яркого воспоминания: отец дает ему по жопе за то, что играл со спичками на чердаке, — и вскакивает на ковшеподобном сиденье «бумера». На мгновение самая выразительная деталь того воспоминания еще остается: пульсация вены на покрасневшее отцовской шее, прямо над воротником синей рубашки поло фирмы «Изод».

И он снова становится Брейди — Брейди, одетым в шкуру Бэбино.

Находясь в заключении в палате 217 и в теле, уже не способном нормально функционировать, у Брейди были целые месяцы, чтобы планировать, пересматривать планы снова и снова. При этом он допускал ошибки (например, он жалеет, что послал через Z-Мальчика сообщение Ходжесу на «Синий зонт» — надо было подождать, пока все будет кончено с Барбарой Робинсон), однако он действовал настойчиво, и вот уже ему почти все удалось.

Мысленно он репетировал эту часть операции десятки раз и теперь уверенно идет вперед. Одним движением карты Бэбино он попадает в дверь с надписью «Обслуживание A». На верхних этажах слышен лишь приглушенный рокот машин, обслуживающих больницу, — а может, даже этого не слышно. Снизу раздается размеренный рокот, и кафельный пол дышит жаром. Но, как он и ожидал, здесь нет никого. Городская больница никогда не погружается в глубокий сон — но под утро она смыкает глаза и дремлет.