Лес твоих грёз - Дарья Олеговна Бойко

Несколько раз он порывался сходить и проведать ее, принести чего-нибудь вкусного. Но потом как-то быстро гнал прочь эту мысль, ограничиваясь кратким сообщением где-нибудь в соцсетях: «Ты как?».

Так прошла неделя. Школа в это время не казалась скучной, но чего-то будто бы сильно не хватало.

Что удивило Саню, так это то, что за неделю про Женю вспомнили лишь пару раз, когда на перекличке в классе называли ее фамилию и интересовались куда она запропастилась.

Когда пошел десятый день после Жениной травмы, он сидел на четвертом уроке, на биологии и со скучающим видом ковырял поля тетради. Учителя никто не слушал, все были заняты своими делами. Вон, например, девчонки в заднем углу класса о чем-то стрекотали и посмеивались, а та самая Катька нет-нет да бросала на него пылкие взгляды.

Пиликнул телефон под тетрадью.

«Я в травме» — это пришло сообщение от Жени.

Саня удивился. В эти дни она ни разу не писала ему первой.

«И как?»

«Да никак еще. Жду очереди».

«Ясно. А чувствуешь себя как?»

«Да тоже никак ахах».

Саня поджал губы. Чувство вины снова накатило волной.

«Прости», — нет, это сообщение он стер. Отправил другое — «Может, встретить тебя? Будет повод свалить с уроков хд».

Какое-то время горел значок того, что она набирает сообщение. А затем исчез. И лишь через пару минут пришло:

«Не надо. У меня дела».

Саня вздохнул и убрал телефон обратно.

Раньше она никогда так не отвечала.

Больничный после сотрясения тянулся долго. Первые пару дней Женя не могла даже подняться с постели — от малейшего движения голова начинала кружиться, а в животе сворачивался тугой ком тошноты. Эти дни она большей частью лежала и спала, оказываясь снова в Лесу и воображая себе все новые и новые места, от которых дух захватывало. Заячья Маска в те дни не появлялся, Женя была одна, но это ее вполне устраивало.

Потом она еще неделю сидела дома, восстанавливалась и ждала повторного приема в травматологии. Эти дни оставили после себя двоякое впечатление. Когда матери не было дома, она в свое удовольствие сидела у себя в комнате, играла, читала, смотрела аниме и изредка сериалы. Иногда она ходила встречать свою мать с больницы, и они немного прогуливались по тающим улочкам в молчании, которое не доставляло дискомфорта им обеим. А иногда, когда они обе оказывались дома, мать отрывалась от своих книг и начинала горестно вздыхать. Это вызывало в Жене нервозность, жалость и раздражение одновременно. Она знала, что мать вспоминает отца и подсчитывает те жалкие копейки, что остались в ее кошельке.

А до первого рабочего дня в магазине была всего пара дней. Это пугало обеих — и мать, которая не работала уже много лет и была откровенно слаба здоровьем, и дочь, которая так не хотела позориться, продавая сигареты местным алкашам.

Наконец настал день повторного приема в травматологии. И первый день их работы в магазине.

Женя изо всех сил мечтала, чтобы приём длился как можно дольше. Ей не хотелось идти в магазин, пусть там и ждала её мать. Было ли это инфантильностью? Конечно. Но кто из нас не инфантилен в семнадцать лет.

Тем не менее, подошёл приём травматолога и на этот раз совсем другой врач сказал ей, что она может возвращаться в школу.

— Спасибо, — сказала она ему, хотя больше всего на свете хотелось плюнуть ему в лицо.

По пути из кабинета на улицу она написала краткое "меня выписали" и разослала Сашке и нескольким девчонкам. Сразу отозвался только Саня, написав "урааа" и отправив какой-то дурацкий стикер.

Как бы то ни было, а час идти в магазин пробил. Женя шла и ей казалось, что на ногах у неё стальные гири. А потом её взгляд остановился на панельной девятиэтажке, выглядящей как её собственная и возникла внезапная мысль: " А почему, если меня не устраивает что-то вокруг, я не могу представить на этом месте другое место? "

И воображение живо нарисовало ей картины её ночных похождений.

Вспомнились обширные луга, что преображались по одному лишь её желанию. Женя улыбнулась. Как-то внезапно мир стал краше и приятнее

Апрельское солнышко скупо пригревало её непокрытую голову. Пахло дымом, сыростью, людьми. День мог бы быть прекрасным и чарующим, но Женя не видела этого.

Наконец-то показался магазин, где ей предстояло работать. Это был обычный продуктовый киоск, каких очень много кругом. Они безликие, обычные. В них порой заходить с лёгкой смесью отвращения и ностальгии и быстро-быстро уходишь.

— Ромашка, — прочитала его название Женя и поморщилась. Название было вульгарным

Она воровато огляделась по сторонам, боясь увидеть знакомых людей, но никого не было, и Женя, точно воришка, проскользнула внутрь.

Внутренняя обстановка магазина не представляла из себя ничего особого. Просто магазин.

— Женя, — ей из-за прилавка улыбнулась мать.

Рядом с мамой стояла женщина классической, что называется магазинной внешности: обесцвеченные, выжженные волосы, тонкие брови, сделанные синюшным татуажем лет десять назад и расплывшаяся фигура под пластиковым синими фартуком.

Стоило только Жене переступить порог, как женщина вперилась в неё цепким взглядом, затем поджала губы. Лицо её приобрело пренебрежительное выражение.

— Это и есть твоя дочка? — спросила она.

Мать кивнула и будто бы вжала голову в плечи.

Женя бросила на неё хмурый взгляд.

— Меня зовут Женя.

— Екатерина Сергеевна, — женщина хмыкнула, будто сплюнула. — Проходи, будем тебе показывать всё.

Работа продавщицы оказалась совсем простой. Уже через пару часов Женя крепко усвоила, как пробивать позиции в чеке, куда вносить весь проданный товар. Вскоре после этого мать ушла домой. Осталась только хозяйка, внимательно бдящая за каждым её шагом и даже не пытающаяся завести разговор на отвлеченную тему, наладить отношения.

И в самом конце дня она, собираясь идти домой, как бы невзначай спросила:

— Денег в семье нет?

Женя ничего не ответила, лишь хмуро, исподлобья посмотрела на неё. Екатерина фыркнула и ушла.

Магазин работал до девяти часов вечера, но это совсем не значило, что в девять Женя пойдет домой. Нет, в девять она должна была повесить табличку «закрыто» и начать прибираться, закрывать кассу и подсчитывать выручку за день. Таким образом, она вышла на улицу лишь в десять. Время было уже позднее. Женька не боялась темноты, но те, кто в ней прятался, те, кто считал ночной город своим местом, немало настораживали ее. Она натянула на голову капюшон и зашагала как можно быстрее, благо до дома было около двадцати минут пешком.