Ночи Клеопатры. Магия любви - Татьяна Вяземская

Ей вдруг стало так жаль его! Такой молодой, почти еще ничего в этой жизни не видевший… Правда, его старший брат погиб, будучи младше, но старшего Птолемея ей жаль не было…

– Отречение, – вдруг прохрипел Птолемей.

– Что-что?

– Отре… чение. – Он попытался приподняться на локтях и рухнул на постель: ослабевшие руки не хотели держать тело.

Лоб его покрылся крупными каплями пота. Клеопатра, схватив тонкий льняной платок, принялась вытирать лоб брата.

– Отречение… скорее… не усп…

Его голова откинулась назад: мальчик был мертв.

Тело отдали бальзамировщикам.

– Не понимаю, почему он все время говорил об отречении? Мне кажется, он чувствовал, что Осирис уже готов принять его душу…

Мардиан покачал головой.

– В последние свои мгновения твой брат заботился о тебе, моя царица. Он не хотел, чтобы кто-то мог хотя бы подумать о том, что это ты избавилась от него. Если бы он успел отречься в пользу Цезариона, никто не сумел бы придумать никакого мотива, ради которого тебе понадобилось бы убивать своего брата. И вообще, пора возвращаться к жизни правителя, Клеопатра. Ты с момента смерти Цезаря совершенно не занимаешься делами государства. Конечно, у тебя есть Аполлодор и Руфрий, есть я, наконец. Но ты рождена, чтобы править. И ты должна обучать своего сына.

– Обучать? – с сомнением протянула она. – Цезарион еще совсем мал…

– Цезарион унаследовал ум и способности обоих родителей, – хмуро буркнул евнух. – Вспомни, сколько ты допустила ошибок, и сколько допустила бы еще, если бы тебя не поправлял Цезарь. Управлять страной – это тоже наука, и никто лучше тебя не научит твоего сына, хотя бы потому, что ты знаешь обо всем не понаслышке.

Глава 23

– Мы – меж двух огней. С одной – республиканцы, с другой – цезарианцы. Мы просто не можем не отправить денег Кассию, Египет страна большая, но мирная. А Восток практически в руках республиканцев: Кассий совсем рядом, в Сирии, под контролем Брута – Греция и Малая Азия. У нас есть только один выход: мы должны помочь и тем, и другим. Потому что не помочь наследникам Цезаря мне не позволяет совесть, а не помочь республиканцам – страх.

– Моя царица, но это убийцы Цезаря!

– Если мы не дадим денег Кассию, они станут еще и убийцами Цезариона, – жестко ответила Клеопатра.

– А если верх возьмут наследники Цезаря? – осторожно поинтересовался Сосиген; к политике он не имел никакой склонности, но Клеопатра в последнее время часто приглашала его на свои советы, поскольку астроном обладал одним весьма замечательным качеством: в любом споре, в любом доказательстве он сразу же находил слабое место и мог разрушить самую стройную теорию, не имея серьезных знаний о предмете спора.

– Они и должны взять верх; это будет справедливо, если его убийцы будут наказаны!

– Не сверкай очами, моя царица, – вмешался Мардиан. – Ты думаешь, если… ну, лучше скажем так: когда цезарианцы разобьют республиканцев, ты думаешь, нам не припомнят, что мы помогали заговорщикам?

– Припомнят, разумеется. – Клеопатра вдруг вспомнила слова Цезаря: «Многоходовки, моя милая, многоходовки». – Только я не стану посылать деньги от своего имени. Их отправит… ну, скажем, Серапион, наш критский наместник. А я его накажу каким-нибудь образом. Официально. И – погромче. Для республиканцев он будет виновен, скажем, в растрате… или нет, за растрату обычно казнят. Значит, его следует обвинить в чем-то менее существенном. Для цезарианцев же он будет виновен в том, что помог Кассию без согласования со мной.

– А легионы Руфрия? Что будет, если они узнают? Ты думаешь, моя царица, мы сумеем… удержаться на своих местах?

Клеопатра кивнула Аполлодору; она была благодарна ему за это «мы», хотя ясно, что, дойди до легионеров весть о том, что царица помогла деньгами убийцам их обожаемого Юлия, мстить они будут именно ей и кого-то другого вряд ли тронут. Тем более, что и претендент на престол уже есть – сын Цезаря.

– Они и не должны узнать. Именно поэтому я позвала только вас троих. Будем знать мы вчетвером и сам Серапион, больше никто.

– Царица, а ты уверена в Серапионе? – помолчав, поинтересовался Сосиген.

Умница, он и в этот раз «нащупал» самое слабое звено цепи: сомневаться в Мардиане и Аполлодоре не приходится, сам Сосиген обожает малыша Цезариона, поэтому никогда не предаст его мать. А вот Серапиона Сосиген, собственно, как и Аполлодор, практически не знает: Клеопатра почти не вызывала его в Египет, ездила на Крит сама – как она смеялась, «проведать провинцию».

Она Серапиону доверяла – в противном случае эта идея попросту не возникла бы. Кроме того… Может быть, по-человечески это было и не слишком красиво, но еще Цезарь научил ее, что владыки далеко не всегда могут себе позволить поступать как обычные люди. При библиотеке в Александрии служил незаконнорожденный сын Серапиона, которого отец обожал. И сделай критский наместник что-то не так, царица не станет жалеть его сына: умница Серапион хорошо это понимал. Хотя, пожалуй, и без этого служил бы по совести.

– Да. Доверяю. Он нас не подведет.

Деньги Сосиген переправил Кассию, а в помощь Марку Антонию Клеопатра отправила флот. Он, правда, добрался до места назначения не весь: серьезный шторм основательно потрепал суда, несколько из них даже потонули.

– То, что я знаю о Марке Антонии, позволяет прийти к выводу, что он не будет испытывать особой благодарности к тебе за посланный флот.

Клеопатра махнула рукой.

– Мне его благодарность с медом не есть. Я же говорила: я отправила флот, потому что не могла поступить иначе. Я не знаю, что собой представляет Антоний, но именно он… говорил речь над телом Юлия.

– Но Антоний может стребовать с тебя ответ за средства, переданные Кассию.

Царица зло усмехнулась:

– Он может попытаться стребовать с меня отчет, мой дорогой друг. Антоний – не Цезарь. Юлий немного, но рассказывал мне о Марке Антонии, он ему какой-то родственник…

– У меня такое ощущение, что в Риме все всем родственники.

Клеопатра кивнула:

– Ну, где-то так и есть. Если я правильно понимаю, некоторые из них даже родственники по двум линиям: отцовской и материнской. Но дело не в этом. Юлий относился к Антонию хорошо, но слегка… свысока. Понимаешь? Он как бы не до конца всерьез воспринимал его.

– К чему ты это говоришь, моя царица?

– К тому, что Антонию, вздумай он играть со мной, победа не светит. Я сумею убедить его в том, что мне будет надо. И не он получит от меня то, на что рассчитывает, – а я получу от него.