Все течет - Нина Федорова

это с ним он заговорит в вагоне, обменяется улыбкой на улице, закурит в городском парке. Но он никогда не сделает того же с тем, кто не Головин.

Возможно, Головины уже перемигиваются между собою по поводу грядущей революции: пусть отшумит! пусть отбушует! выпустит пары – и успокоится, а мы затем заживём снова по-своему.

Если посмотреть на историю: кто побеждал? – Головины. Побеждал «быт». Дети Головиных, лениво изучая историю в школах, не восхищались никем, путали имена великих вождей, реформаторов и даты революций.

Не видела ли это Варвара на себе? Её пропагандные попытки в доме Головиных были встречаемы безразлично, словно она говорила о вчерашней погоде. С обычным вежливым невниманием улыбалась на её слова мать Милы. В присутствии тёти Анны Валериановны Варвара почему-то не решалась говорить о политике. Никто никогда в «Усладе» не отвечал ей никаким аргументом, словно не она говорила, а жужжала муха, и на это не полагалось ответа.

И – самое странное для Варвары – в «Усладе» никто, очевидно, не опасался её собственного влияния на Милу. Не было сделано никаких попыток прекратить её, казалось бы, губительную пропаганду или удалить её из дома. Наоборот, Варвара была приглашена, как репетитор Милы, посещать «Усладу» шесть раз в неделю. Отказавшись от всех других частных уроков, Варвара проводила два-три часа шесть раз в неделю с Милой, которая, несмотря на все усилия репетитора, училась очень посредственно, не подымаясь выше троек. И над этим фактом, нисколько не огорчаясь, посмеивались все Головины в «Усладе».

Глава XXII

Пришла весна. Последняя весна в гимназии, последние, выпускные экзамены.

Побледневшая и похудевшая Мила сидела на балконе, страдая над учебником истории. Оба её брата – теперь уже молодые офицеры – были на несколько недель в отпуску. По очереди они задавали ей вопросы из истории: хронология не давалась Миле.

– Варвара идёт, – сказала Мила, перегнувшись над перилами. – Она ещё далеко. С ней идёт какой-то мужчина.

Братья Милы давно взяли привычку говорить о Варваре в насмешливом тоне.

– М у ж ч и н а с ней? Тогда это не Варвара.

– Или же это не мужчина, кто идёт с Варварой.

– Нет, это и м е н н о Варвара, и с ней идёт именно м у ж ч и н а! – воскликнула Мила. – И я узнаю его – это Сергей.

– В таком случае она перестаёт быть Варварой, покуда мужчина идёт с ней, – лениво протянул Димитрий.

– Возможно другое, – перебил Борис, – тот, кто идёт с Варварой, перестаёт на время быть мужчиной…

Оба брата Милы сидели в глубоких плетёных креслах, и ни один из них не сделал движения посмотреть на идущих.

– Возможно также, – начал Борис, – что у нашей Милы испортилось зрение от усердия к наукам и любезная Варвара двоится в её глазах.

– Или же Варвара просто отбрасывает тень, и эта тень – мужчина.

– Почему, почему? – вскричала Мила. – Ну почему вы оба только с насмешкой говорите о ней?

– Потому что она смешна!

– Варвара смешна?! – изумилась Мила. – Как это возможно? Да она замечательный человек! В восемнадцать лет – она самая умная женщина в нашем городе!

– В восемнадцать лет! Это и делает её смешной.

– Она сама зарабатывает свой хлеб. У ней есть уже цель жизни. Она – стоик! Она – аскет! – волновалась Мила.

– Всё это делает её ещё более комичной… в её восемнадцать лет. – И Димитрий пыхнул папиросой.

– Это потому, что вы не вслушиваетесь в то, что она говорит! Она всё знает, всё понимает, обо всём имеет своё мнение… ничего не принимает на веру. Она всех и всему может научить!

– Всех? Однако наша Мила не поднялась выше тройки по геометрии.

– Вы смеётесь! – почти уже плакала Мила. – Варвара – героический характер! Она может быть даже опасной!

– Опасной? Возможно. Но только не сердцу мужчины.

– И ты ошибся! – торжествовала Мила. – Она очень нравится Сереже. Он сам мне сказал. Это наверное.

– Сергей – астроном. После мёртвой луны в телескопе Варвара кажется ему несколько живей и интересней.

– Но и на Варвару он смотрит в телескоп, – протянул Борис. – В телескоп она выглядит почти элегантной.

– Да, – подхватил Димитрий, – она ходит по улицам города, а Сергей – по Млечному Пути, и расстояние скрадывает, конечно, некоторые детали Варвариной наружности.

– …и характера её также, – согласился Борис. – Например, ему почти не слышно, как умно она говорит!

– К тому же, будучи и стоиком, и аскетом, она не возражает и против междупланетного холода, если Сергей приглашает её на прогулку.

– И понятно, глядя оттуда на нас, она и не может испытывать ничего, кроме досады и презрения. Отсюда её самомнение и надменность.

– Варвара надменна?! – ужаснулась Мила.

– Сноб чистейшей воды.

– Варвара?!

– Конечно. Она знает истину. Она считает себя правой. Она считает себя совершенно необходимой для человечества. Она – в восемнадцать лет – готова распорядиться, кому что делать и как жить на всей планете. Она отрицает право остальных людей жить по-своему. Она разучилась сомневаться и критиковать себя. Она чудовищна.

– О!.. – Рассерженная Мила не знала, что сказать.

– Ну хорошо, – обратился к ней Димитрий, – а ты сама хотела бы быть Варварой?

– Я?.. – вдруг осеклась Мила, но спохватившись, добавила: – Я не гожусь. Я совсем другого характера…

– Ну то-то же. И какое это счастье для нас!

В эту минуту Сергей и Варвара вошли на балкон.

В восемнадцать лет наружность Варвары не бросалась в глаза, но было в ней, несомненно, и своё, особое, скрытое для поверхностного взгляда очарование. Она с презрением относилась ко всяким женским украшениям. Большая сдержанность, скупость линий и красок характеризовали её облик. Она походила на статуэтку примитивного искусства, выточенную из редкого дерева и предназначенную артистом выражать о д н у идею. И было большое и спокойное женское достоинство во всём её облике.

Сергей же выглядел едва ли не слишком красивым для мужчины. Все его движения были полны грации. Его голос был необычайно музыкален, и глаза смотрели на мир рассеянно и ласково. Волосы волною лежали на его голове, оттеняя лицо странно живым золотистым сиянием. Его появление где бы то ни было привлекало все взгляды. Всегда занятый тем, что его интересовало, он почти не уделял внимания окружающей обстановке. Он вошёл со словами:

– Почему я избрал астрономию? Почему не человека – как предмет изучения?

Кратко поздоровавшись с хозяевами, он продолжал, обращаясь к Варваре:

– Человек? Научно человек не является ни центром, ни венцом мироздания. Он – случаен. Он – деталь. Человек – одно из многочисленнейших образований на земной коре, следствие каких-то побочных, второстепенных обстоятельств в развитии планеты, и как таковой он всё не может приспособиться, он неловок и несчастен, он случаен – и пройдёт, возможно, уже идёт к исчезновению. Я же ищу знаний о законах мироздания. Астрономия – единственная точная наука, и в ней надежда найти наиболее