Мэри Роуз - Шарлотта Лин

В ответ Энтони лишь усмехнулся, обнажщв зубы.

— У нас в городе ее называли «ангелом Портсмута».

Роберт удивленно поднял голову. Они оба были родом из одного города, примерно одного возраста, но ему никогда не приходило в голову, что они могут знать друг друга.

— И вы молчали! — набросился на Роберта король. — Правда ли то, что говорит Флетчер? Вы хотите сделать дочь рыцаря графиней? И думаете, что король откажет вам, поскольку дама не из вашего сословия?

Роберт не ответил.

— А если ваш король знает, как это мучительно для мужчины — любить женщину которая не подходит ему по сословию? Если король, словно простой подданный, лежит с открытыми глазами и страдает о той, которую не может получить? — Он обернулся: — Эй, Флетчер, ты никогда не был влюблен?

Взгляд странных глаз остановился на короле, длинные ресницы не шелохнулись. Мужчина, не позволявший никому завладеть собой, молчал.

На протяжении последующих недель Роберт трижды пытался встретиться с Джеральдиной и трижды она отказывала ему через посыльного. Посыльный был из слуг Болейн, которые с недавних пор стали позволять себе больше остальных. Томас Болейн неплохо нажился на том, что подложил королю в постель свою дочь, и стал виконтом. Однако сейчас страстная Мэри вместе со своим мужем находилась в фамильном имении в Хевере, намереваясь родить второго ребенка. При дворе полагали, что это будет еще один королевский бастард.

Роберт впервые сочувствовал Генриху Тюдору, так сильно желавшему наследника, но лишь зачинавшему детей, которых потом воспитывали другие. Мысль о том, что он сам может в ближайшем будущем иметь наследника, казалась настолько радостной, что затуманивала рассудок. Он клялся себе, что его сын никогда не увидит йоркширской грязи. Он воспитает сына в духе новой эпохи, где не будет места парализующему свинцу.

Джеральдина пользовалась посыльным Болейнов, поскольку дружила с Анной, младшей сестрой Мэри. Темноволосая дочь Болейна была не менее кокетлива, чем светловолосая, но, кроме того, считалась язвительной, умной женщиной, да еще и сторонницей реформ. Тем не менее было в ней что-то такое, что пугало Роберта.

— Скажите мисс Саттон, что я должен поговорить с ней во что бы то ни стало, — велел он посыльному. — Пусть назначит время и место.

Прошло несколько дней томительного ожидания, и она согласилась на встречу на вишневой аллее Гринвича. День был мрачный, отдавал осенней прохладой. На Джеральдине было белоснежное платье, закрывавшее ее от подола до шеи. Другие придворные дамы с помощью жестких корсетов поднимали грудь так, что она вываливалась из декольте, но ей столь дешевые уловки были ни к чему. Ее красота ослепила Роберта с первого дня, а сегодня она была прекраснее обычного. Она была такой, каким он хотел видеть корабль: безупречной.

— Леди Джеральдина, я так давно пытаюсь поговорить с вами.

— У меня не было времени, — коротко бросила она.

Он заранее тщательно подобрал слова, но вдруг испугался, что недуг все испортит. Он поспешно выпалил то, что говорил всегда.

— Я хотел бы кое-что дать вам, Джеральдина. Все, что вы пожелаете.

— Я желаю больше не видеть вас, — произнесла она.

Он схватил ее за запястья.

— Джеральдина, никогда больше не говорите так! Я могу вынести все, кроме того, что никогда больше не увижу вас.

— Вы меня компрометируете, — произнесла она. — У такой девушки, как я, только и есть, что доброе имя. Что же будет, если его опозорят? Кто возместит мне ущерб?

— Я, — произнес Роберт. Он попытался встретиться взглядом с ее бледно-голубыми глазами, но она отвернулась. Тогда он обхватил ее за талию и опустился на колено. — Я просил у короля разрешения жениться на вас. Станьте моей женой, Джеральдина.

Он смотрел на влажную землю, которая непременно испортит его золотисто-желтые брюки. Почему она ничего не говорит? Разве он не дал ей все, что может дать женщине мужчина? Он возведет ее в свое сословие, сделает графиней! И какая разница, что он не вышел ростом? Разве так ужасен его недуг по сравнению с жизнью, которая откроется для нее рядом с ним?

— Отошлите того человека, — сказала она.

— Что, простите?

— Если хотите жениться на мне, отошлите того человека. Вашего слугу, который в сговоре с тем, кого нельзя называть. Я не хочу его больше видеть.

— Энтони Флетчера? — Смешно было спорить с ней, стоя на коленях, но Роберт не мог найти в себе мужества, чтобы подняться. — Он повел себя грубо по отношению к вам? Если он позволил себе излишние, неподобающие вольности, я позабочусь о том, чтобы он понес соответствующее наказание.

— Боже мой, не трогайте его! — Ее голос сорвался на визг. — Тот, кто бьет дьявола, точит свой кол. Отошлите его или никогда больше не увидите меня.

— Джеральдина, — мягко начал он, — такая образованная девушка, как вы, не станет слушать бабские сплетни. Этот человек — мой корабел. Ему недостает воспитания, и он не самый общительный человек в мире, но при всем этом он неплохой парень. Он даже говорил мне, что дружит с вашим братом.

— Вы не слышали меня? — Джеральдина, которую Роберт считал воплощением самообладания, визжала, словно какая-то служанка. — Он заключил сделку с неназываемым, об этом весь Портсмут знает. Отошлите его, и я стану вашей женой! Отошлите его!

— Но он не давал мне повода! — удивленно воскликнул Роберт. Как он мог предать этого человека после всего того, что он для него сделал? Как он воплотит без него свою мечту, как сохранит лицо перед королем? — Он прилежен и надежен, отлично знает свое дело. Если он вам неприятен, я позабочусь о том, чтобы вам не пришлось с ним встречаться.

— Он не давал вам повода? — У нее сорвался голос, она умолкла, а затем холодно произнесла: — Что ж, тогда причину назову я: ваш прилежный человек проломил череп своему собственному брату. Десятилетнему ребенку! Он принес его в жертву дьяволу, потому что одержим кораблем.

— Каким кораблем? — пролепетал Роберт.

— «Мэри Роуз», — ответила Джеральдина. — Ради этого корабля он пойдет по трупам. Он подчинил себе моего брата Сильвестра, которого однажды тоже утащит в могилу. Если я действительно что-то значу для вас, то смойте этого человека, который несет лишь смерть, со своих рук. Отошлите его!

Она была поглощена вопиющим бредом, который несла, и убеждена в своей правоте, как и ослепленные жители Йоркшира, которые готовы были избить ребенка до полусмерти, чтобы изгнать демона. Ничто из того, что он мог сказать, не могло излечить ее от безумия. Но если он не хочет потерять ее, ему придется предать единственного человека, которого считал своим другом.