Танковые сражения войск СС - Вилли Фей

Поэтому, дождавшись небольшой передышки в бомбежке, я отдал по радио приказ двигаться дальше. Мы снова выехали на шоссе и на большой скорости пошли на восток. Истребители-бомбардировщики снова начали пикировать на нас, словно сумасшедшие. Мы опасались только тех самолетов, которые атаковали по прямой вдоль шоссе. На тех, кто атаковал сбоку, мы почти не обращали внимания.

Небо было затянуто рваными облаками. По радио мы слышали переговоры американцев. Судя по всему, это были летчики: как только источник сигнала приближался (а я как бывший радист разведбатальона легко улавливал это на слух), из облаков появлялась очередная группа истребителей-бомбардировщиков. Иногда мне казалось, что я понимаю какие-то слова, но это была, наверное, всего лишь игра воображения. Некоторые самолеты пролетали так низко, что, казалось, вот-вот заденут крыльями деревья, росшие вдоль дороги. Часто удавалось разглядеть даже лица пилотов. Через некоторое время мы заметили, что на шоссе, кроме нас, никого больше нет, но мы продолжали идти вперед, не снижая скорости. Позднее выяснилось, что один из танков нашего взвода, экипаж которого также оставался в машине, потерял антенну и не смог принять мой приказ, а остальные экипажи продолжали укрываться под танками. Мы были вне поля зрения друг друга. Через несколько километров мы приблизились к группе домов и фермерских построек и резко свернули с дороги направо, укрывшись в саду, чтобы перевести дух. Тут мы заметили, что истребители-бомбардировщики, только что азартно атаковавшие нас, перестали выискивать нас на дороге. Это означало, что американцы рядом. Поэтому мы вернулись на шоссе и продолжили осторожно двигаться на восток. Бомбежка полностью прекратилась. Мы были практически уверены — передовые американские танки, возможно, из состава 3-й танковой или 1-й пехотной дивизии, прямо перед нами.

Поворот дороги полностью закрывал нам обзор. Мы снова снизили скорость и начали поворачивать в полной готовности открыть огонь. В стволе — противотанковый снаряд, дистанция установлена на 500 метров: так всегда поступали, когда обстановка была неясна. Наводчик прижался лицом к телескопическому прицелу; все, даже радист, держали пальцы на спусковых крючках; заряжающий держал наготове второй снаряд.

Мы продолжали двигаться со скоростью пешехода и миновали «пантеру», развернутую в направлении нашего движения слева от дороги. Это была машина нашего полка. Задний башенный люк был открыт. Но когда мы увидели переднюю часть танка, в правой нижней части лобовой плиты мы увидели дыру от прямого попадания снаряда. Его калибр был явно больше 75 мм, но танк не выгорел. От этого зрелища у нас пересохло в глотках и в животах вдруг стало пусто. Пушка, подбившая эту «пантеру», все еще была где-то впереди. Мы были напряжены и готовы к бою. Потом внезапно перед нами снова открылся вид на дорогу. Это зрелище стало одной из тех картин войны, которые не забываются. Вдоль дороги, насколько хватало глаз, стояли немецкие и американские машины различных типов, легковушки, грузовики, полугусеничники, танки. Некоторые из них были искорежены и объяты пламенем. Между ними сновали туда-сюда немецкие и американские санитарные машины с флагами Красного Креста, подбирая убитых и раненых, разбросанных вдоль дороги или остававшихся в машинах. Похоже было, что немецкое подразделение, возможно, из нашего полка, остановилось здесь и было захвачено врасплох наступающими американцами, не имея времени вернуться на шоссе. Слева от меня лежало довольно открытое поле, окаймленное сзади то ли деревьями, то ли кустарником. Перед нами, чуть слева была видна дорога из Кампрона. Вдоль дороги и около нее, в поле, стояло немало американских танков и, вероятно, истребителей танков. Нам показалось, что там же мы различили и пушки. Когда мы появились, не прозвучало ни единого выстрела. Возможно, это было сделано, чтобы не мешать санитарам. Мы тоже не стреляли, хотя наводчик едва не сходил с ума от возбуждения. Вся эта ситуация казалась совершенно нереальной, особенно если вспомнить о годах войны в России. Эта картина словно пришла к нам из другого мира. Время текло невероятно медленно. Напряжение достигло невыносимого уровня. Мы чувствовали, как по коже текут капельки пота. Мы хотели сделать что-нибудь, хоть что-то, но приходилось, предельно сосредоточившись, сидеть и ждать… Но чего?

Метрах в 200–300 от нас, по ту же сторону от дороги за грудой бревен или камней стоял американский танк. Мы видели его только наполовину. Он казался наиболее опасным противником. Когда последняя санитарная машина закончила погрузку и стала удаляться, мы начали выцеливать башню этого танка. Это было наше первое движение с момента появления в поле зрения американцев, и оно рассеяло чары. Скорее всего американцы сидели в таком же напряжении, как и мы. Как бы то ни было, наша попытка прицелиться положила конец этому необыкновенному, необъявленному перемирию. Множество орудий перед нами открыло огонь, и наш танк резко тряхнуло. Почти одновременно мы выстрелили по танку, в который целились, но поджечь его не удалось.

Мы получали попадание за попаданием, и я с ужасом вспоминал дыру в броне «пантеры». Потом я приказал: «Назад — марш!» В одиночку оставаться там мы никак не могли. Постоянно ведя огонь по разным целям, мы отошли за поворот — намного быстрее, чем вышли из-за него — и объехали «пантеру», приятно удивленные тем, что в нашей броне такой дырки не появилось. Какие результаты принесла наша стрельба, и были ли они вообще, сказать трудно учитывая плотный огонь, который велся по нашему танку.

Мы отошли чуть дальше за поворот и укрыли танк справа от шоссе, постаравшись получше его замаскировать и готовясь встретить американцев, если они решат атаковать. Учитывая характер окружающей местности, в этом месте им волей-неволей пришлось бы воспользоваться дорогой, а это означало, что одновременно в поле зрения будут находиться не более двух-трех танков. Но в этот день, 28 июля 1944 года, они не стали возобновлять наступление на Кутане.

В конце дня показалась группа пехотинцев из полка «Дойчланд». Они заняли позиции поблизости, но вечером были отозваны и выступили в направлении Савиньи. В такой ситуации тяжело было оставаться в наступающих сумерках в одиночестве. У меня не было радиосвязи, и я не знал, что делать. Действует ли еще мой приказ или он уже устарел?

Вдруг, когда я уже начал думать, что в общей суматохе отступления обо мне просто позабыли, появился наш ротный, оберштурмфюрер Шломка. Он был все на том же «Фольксвагене», но уже сильно поврежденном. Одна из покрышек была разорвана и набита сеном. Ротный повел нас на соединение с полком в ту же сторону, куда отправились пехотинцы «Дойчланда». В течение ночи я встретил и остальные танки своего взвода. После обычной заправки и пополнения боезапаса я был передан со своими четырьмя танками в распоряжение штурмбаннфюрера Шрайбера. К этому времени мы уже были окружены под Кутансом, и Шрайберу было поручено вместе с 3-м батальоном полка СС «Дойчланд» пробить коридор для выхода на юг. Итак, мы выступили утром 29 июля, дня, когда дивизия «Дас Райх» потеряла большую часть своих тяжелых вооружений и многих солдат. Я был из числа счастливцев. В упорной ночной схватке с 29 на 30 июля мне вместе с тремя танками, двумя штурмовыми орудиями и несколькими автомашинами удалось прорвать кольцо окружения и вывести около 100 солдат потрепанных подразделений различных дивизий.