Список обреченных (СИ) - Волховский Олег

«Маньяки?»

«В общем, да. Я к ним приезжал периодически, пока работал в Центре, мы пробовали некоторые новые методики, может быть, бы и вытянул. Но после того, как меня уволили, я уже не мог этого делать, и они так и не вышли на свободу».

«Да, я чувствую, к вам лучше не попадать в лапы».

«Вы-то тут причем, Андрей? Вы что серьезно думаете, что у вас безнадежный случай?»

«Ну, много же».

«Сколько сейчас?»

«Больше десяти».

«Ужасно, конечно. Но дело не в количестве. На войне и больше убивают и не более благородным образом, чем вы. Вигилантизм вообще близок к норме. В некоторых случаях вообще норма, когда государство не защищает своих граждан, и у них нет другого выхода».

«Дамиру предъявили терроризм».

«Ну, какой это терроризм, Андрей? Вы же судью убили не за то, что он судья, или за то, что осудил кого-то из ваших. Не было такого, насколько я знаю. Вы убили его потому что он преступник. Да и бесценный национальный лидер у вас в списке не за то, что не отдает власть больше сорока лет и даже не за то, что превратил Россию в авторитарное государство, а за то, что преступник. И так с каждой вашей жертвой. Терроризм тут рядом не лежал. А следствие этого не видит. Точнее не хочет видеть. Вы — вигиланты. Но вы пережимаете, Андрей. Не должно быть судов Линча».

«У нас нет судов Линча, Олег Николаевич. Мы в каждом деле очень скрупулезно разбираемся».

«Может быть, но наказания у вас, как у полковника Линча. Смертная казнь. Причем иногда за ненасильственные преступления. И как единственная мера».

«Не единственная. Увидите».

«Для Медынцева что-то особенное приготовили?»

«Олег Николаевич, он способен сказать правду на суде?»

«Да, если вы на него надавите сильнее, чем следствие».

«ОК, надавим».

«Знаете, в чем вы неправы, Андрей? Глубоко и принципиально».

«В чем, кроме недостаточного милосердия?»

«Вы не даете вашим жертвам шанса. Да, я закрыл двоих безнадежных пациентов навсегда, но они живы, а это значит, что у них есть шанс. Вы спрашивали, сколько у моих пациентов было рецидивов. Ладно, отвечу. У меня не было таких случаев. И ни на одного моего пациента я ни разу даже не повысил голоса, и медикаментозные методики использовал очень ограниченно. Психотерапия тоже помогает, если иметь терпение и человеколюбие. Люди, как правило, не безнадежны. Все лечится. За исключением очень редких случаев».

«Олег Николаевич, не начинайте меня лечить дистанционно».

«Почему? Вы же этого хотите. Вам надоело, вы устали, вы добрый хороший человек. Вы совсем не хотите быть убийцей. Вы хотите быть спасителем. Для этого необязательно убивать».

«У вас просто рефлекс срабатывает. Но я вас поймал. Через сколько в среднем часов психотерапии ваши пациенты начинали лить слезы раскаяния?»

«Такие крепкие орешки, как вы, дня через три. Так что у вас все впереди, не отвертитесь. А ловить меня не надо, потому что я не скрываюсь. Все в открытую. Немного психотерапии в обмен на мою помощь».

«Ладно, будем считать, что сеанс удался. Будет шанс у вашего Медынцева».

Утром Олега разбудил звонок.

Он вяло взял трубку.

— Да?

— Это Левиев. У Дашиных родителей обыск.

Штерн сел на кровати, посмотрел на часы.

Десять минут седьмого.

— Только начали? — спросил он.

— Начали в пять.

— Сволочи!

— Вам, наверное, надо навестить Дамира.

— А то я сам не догадался!

— Вы в Москве?

— Да. Сейчас поеду в Лесной. Давайте в Телегу.

— Вы не реагировали на Телеграм.

— Все, уже проснулся.

«Как Даша?» — спросил Олег Николаевич уже в Телеграме.

«В пути».

«В России?»

«Во многом знании много печали».

«Ладно, не говорите».

Олег Николаевич наскоро позавтракал одним кофе и спустился к машине.

Позвонить дежурному по блоку в Центр? Или лучше нагрянуть без предупреждения? Рабочий день психолога начинается в десять. Подъем в Центре в восемь, все-таки больница. Не в шесть. Он приедет где-нибудь к половине восьмого.

Уже в машине он зашел с телефона со своим паролем психолога в базу Лесногородского ПЦ и посмотрел карту Дамира. Мониторинг ничего плохого не показывал. Судя по всему, пациент спал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Все-таки позвонил.

— Сереж, Дамир на месте?

— Конечно. А что?

— Так, некоторые подозрения…

Половина седьмого утра, пробок в Подмосковье еще нет.

Он опустил стекло.

Ясно. Утреннее солнце светит сквозь яркую листву весенних лесов. Прохладный ветер с запахом цветущих вишен.

Загудел телефон. Очень нехорошо загудел. Пожарная тревога. Этот сигнал Олег Николаевич всегда выставлял в программе мониторинга на случай резкого повышения у пациентов эмоционального фона.

Что-то случилось.

Олег даже не сомневался, что случилось с Дамиром, хотя взял в Центре еще двух не самых простых пациентов.

Он поставил машину на автопилот и заглянул в данные мониторинга. По экрану плыли острые красные пики.

Страх. Дамира разбудили, и ему очень страшно.

Позвонил Сергею.

— Что с Дамиром?

— Его увозят.

— Куда?

— В…

Телефон Сергея отключился.

И больше не отвечал на звонки.

Олег перешел на ручное управление и дал газу.

В начале восьмого он уже подходил к зданию Центра.

Еще минут десять заняла дорога по коридорам через дюжину тяжелых железных дверей к блоку «F». Последний кордон Штерн преодолел, когда дверь открылась, считав папиллярный узор его большого пальца.

Дежурный по блоку встал ему навстречу. Он был явно взволнован.

— Дамира увезли, Олег Николаевич. Только что. У меня отобрали телефон и не дали ничего сказать.

— Куда?

— Видимо, на Лубянку. Следственные действия.

— И не дали с психологом поговорить? Они знали, кто тебе звонит?

— Да.

— Они не имеют права его допрашивать без психолога, у него курс, у него карта под мониторингом, он на препаратах.

Честно говоря, на препаратах он не был. После голодовки Олег ничего ему не назначил. А что здесь назначать? Антидепрессанты? Успокоительное?

Но Олег как-то сразу разрешил себе эту маленькую ложь. Очевидно же, что во спасение.

Здесь же, не скрываясь, отстучал Левиеву в Телеграм: «Дамира увезли на Лубянку. Вас предупредили?»

«Нет. Спасибо», — пришел ответ.

— Адвокату? — просил Сергей, кивнув на телефон. — Его должны вызвать, если это допрос.

— Должны! — хмыкнул Штерн. — Они ведут себя, как банда.

— Это точно.

— Я в Москву, — бросил Штерн и поспешил обратно, к выходу.

Поставить машину на автопилот и смотреть мониторинг или гнать?

Пока Дамир в автозаке, сигнала с модов может и не быть, не в каждой машине есть ретранслятор, зато есть в любом СИЗО и ИВС.

Так что Олег выбрал гнать. В карту заглянул только, когда припарковался недалеко от СБ. Данные были и странные: на фоне страха явные следы каких-то сильных положительных эмоций.

По скорости реакций было очевидно, что Дамира допрашивают.

Олег позвонил Маленькому. Телефон не отвечал. Кивалину. С тем же результатом.

Кинул в телеграм Левиеву: «Дамира допрашивают. Пока без физического воздействия. Следователи не отвечают».

«Я тоже не могу дозвониться. И Константинов не может. Откуда известно, что его допрашивают?»

«Видно по карте. У него карта под мониторингом. У меня доступ, как у лечащего врача».

«Я уже у входа. Вы далеко?»

«Иду!»

Они встретились уже у охраны.

— Мы к Александру Филипповичу Маленькому, — сказал Олег Николаевич. — Он сейчас допрашивает моего пациента. Я имею право присутствовать. А это его адвокат. Разрешите пройти?

И они дружно показали удостоверения.

— Нет никакого допроса, — сказал охранник. — Если вы понадобитесь, вам позвонят.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Есть! — сказал Левиев. — Они не имеют право допрашивать без адвоката.

— У меня приказ никого не пускать, покиньте здание, иначе вас выведут.