Начало Века Разума. История европейской цивилизации во времена Шекспира, Бэкона, Монтеня, Рембрандта, Галилея и Декарта: 1558—1648 гг. - Уильям Джеймс Дюрант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Два портрета8 Дошедшие до нас два портрета подтверждают ее репутацию одной из самых красивых женщин своего времени. Мы не можем сказать, насколько безымянные художники идеализировали ее, но в обоих случаях мы видим точеные черты лица, прекрасные руки, пышные каштановые волосы, которые очаровывали баронов и биографов. Однако эти картины едва ли раскрывают перед нами истинную привлекательность молодой королевы - ее бодрый дух, ее "смеющийся рот", ее проворную речь, ее свежий энтузиазм, ее способность к доброте и дружелюбию, ее жажда привязанности, ее безрассудное восхищение сильными мужчинами. Ее трагедия заключалась в том, что она хотела быть не только королевой, но и женщиной - ощущать все тепло романтики, не отказываясь от привилегий правления. Она думала о себе в терминах рыцарских сказаний - о гордых, но нежных красавицах, одновременно целомудренных и чувственных, способных на пылкую тоску и чувствительные страдания, на нежную жалость, неподкупную верность и мужество, поднимающееся при опасности. Она была искусной наездницей, бесстрашно перепрыгивала заборы и рвы, без устали и жалоб переносила тяготы походов. Но ни физически, ни психически она не была готова к роли королевы. Она была слаба во всем, кроме нервной бодрости, подвержена обморокам, похожим на эпилепсию, и какой-то недиагностированный недуг часто мешал ей, причиняя боль.9 Она не обладала мужским интеллектом Елизаветы. Она часто была умна, но редко мудра; не раз она позволяла страсти разрушить дипломатию. Временами она проявляла удивительное самообладание, терпение и такт, а затем снова давала волю горячему нраву и острому языку. Она была проклята красотой, не одарена умом, и ее характер стал ее судьбой.
Она изо всех сил пыталась справиться с разнообразными опасностями, которые таило в себе ее положение, оказавшись между властолюбивыми лордами, враждебными проповедниками и упадочным католическим духовенством, которое не делало чести ее доверчивой вере. В качестве лидеров Тайного совета она выбрала двух протестантов: своего внебрачного сводного брата лорда Джеймса Стюарта, впоследствии графа Мюррея (или Морея), двадцати шести лет, и тридцатишестилетнего Уильяма Мейтленда из Лэттингтона, который обладал большим умом, чем мог выдержать его характер, и до самой смерти переходил с одной стороны на другую в компромиссах. Цель дипломатии Лэттингтона была достойна восхищения - союз Англии и Шотландии как единственная альтернатива всепоглощающей вражде. В мае 1562 года Мария отправила его в Англию, чтобы договориться об интервью между ней и Елизаветой; Елизавета согласилась, но ее совет воспротивился, опасаясь, что даже самое косвенное признание притязаний Марии на престол подтолкнет католиков к попыткам убийства Елизаветы. Обе королевы переписывались с дипломатической любезностью, в то время как каждая пыталась играть в кошку с мышью другой.
Первые три года правления Марии были успешными во всем, кроме религии. Хотя она так и не смогла примириться с климатом или культурой Шотландии, она стремилась с помощью танцев, масок и очарования превратить дворец Холируд в маленький Париж в субарктической зоне, и большинство лордов оттаяли под солнцем ее веселья; Нокс же кричал, что они околдованы. Она позволила Мюррею и Летингтону управлять королевством, что они делали достаточно хорошо. На какое-то время даже религиозная проблема, казалось, была решена благодаря ее уступкам. Когда папские агенты призвали ее восстановить католицизм в качестве официальной религии страны, она ответила, что в настоящее время это невозможно: Елизавета вмешается насильно. Чтобы успокоить шотландских протестантов, она издала (26 августа 1561 года) прокламацию, запрещающую католикам пытаться изменить установленную религию, но попросила разрешить ей отправлять свои собственные богослужения в частном порядке и совершать для нее мессу в королевской часовне.10 В воскресенье, 24 августа, там была отслужена месса. Несколько протестантов собрались на улице и потребовали, чтобы "священник-идолопоклонник умер";11 Но Мюррей запретил им входить в часовню, а его помощники отвели священника в безопасное место. В следующее воскресенье Нокс осудил лордов за разрешение совершить мессу и сказал своим прихожанам, что для него одна месса - большее оскорбление, чем десять тысяч вооруженных врагов12.12
Королева послала за ним и постаралась завоевать его терпимость. 4 сентября в ее дворце состоялась историческая беседа представителей двух конфессий, подробности которой известны нам только из отчета Нокса.13 Она упрекнула его в том, что он подстрекал к мятежу против должным образом установленной власти ее матери, и в том, что он написал свой "взрыв" против "чудовищного полка женщин", который осуждал всех государей-женщин. Он ответил, что "если обличать идолопоклонство значит поднимать подданных против их князей, то я не могу быть оправдан, ибо Богу было угодно... сделать меня одним (среди многих), чтобы раскрыть в этом королевстве тщету папистских религий и обман, гордыню и тиранию этого римского антихриста", папы. Что касается взрыва, то "мадам, эта книга была написана в первую очередь против нечестивой английской Иезавели", Марии Тюдор. Отчет Нокса продолжается:
"Думаете ли вы, что подданные могут противостоять своим князьям?"
"Если (отвечал он [Нокс]) их князья превышают свои пределы... несомненно, им можно противостоять, даже силой".
... Королева стояла, словно пораженная... Наконец она сказала:
"Что ж, тогда я понимаю, что мои подданные должны подчиняться вам, а не мне.
"Боже упаси (отвечал он), чтобы я когда-либо брал на себя обязанность приказывать кому-либо повиноваться мне или позволять подданным свободно делать то, что им угодно. Но моя задача состоит в том, чтобы и принцы, и подданные повиновались Богу... И это подчинение, мадам, Богу и Его беспокойной Церкви - величайшее достоинство, которое плоть может обрести на этой земле".
"Да (говорит она), но вы не та кирка, которую я буду питать. Я буду защищать Римскую кирку, ибо считаю ее истинной киркой Божьей".
"Ваша воля (quod he), мадам, не является разумом; и ваша мысль не делает эту римскую блудницу истинной и непорочной супругой Иисуса Христа. И не удивляйтесь, мадам, что я называю Рим блудницей, ибо эта Церковь полностью осквернена всеми видами духовного блуда..."
"Моя совесть (сказала она) не такова".
Если верить этому разговору, то это было драматическое противостояние монархии с теократической демократией, католицизма с кальвинизмом. Если верить Ноксу, королева приняла его упреки без возмездия, просто сказав: "Вы меня очень огорчаете"; она отправилась на ужин, а Нокс - на свое служение. Лэттингтон пожелал, чтобы "мистер Нокс обращался с ней более мягко, поскольку молодая принцесса не поддается убеждению".14
Его последователи не считали, что он был слишком строг с ней. Когда
