В путь-дорогу! Том III - Петр Дмитриевич Боборыкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неужели вы такъ прожили три года безъ всякаго общества?
— Я жилъ съ тѣми людьми, какіе мнѣ нужны были.
— Ахъ, какой эгоизмъ!
— Можетъ быть, но я его предпочитаю той пустотѣ, въ которую впадаютъ русскіе молодые люди, неумѣющіе создать себѣ никакой серьезной цѣли.
Телепневъ выговорилъ это громко и скоро, но нечаянно встрѣтился глазами съ дѣвушкой и покраспѣлъ. Въ ея взглядѣ онъ прочелъ насмѣшку.
— Мнѣ кажется, — продолжала брюнетка: —вы напускаете на себя такой тонъ, который едва-ли выработанъ вами…
— Вы жестоко ошибаетесь, — повторилъ съ прежней интонаціей Телепневъ. — Мнѣ, въ моей здѣшней трудовой жизни, нечего было напускать какую-нибудь манерность, какое-нибудь фатовство, я высказываю свои убѣжденія, которыя не въ книжкахъ вычиталъ, а пережилъ.
Барыня такъ и присѣла. На лицѣ ея написанъ былъ испугъ: ну, какъ студентъ выкинетъ что-нибудь, и ея дочь должна будетъ удалиться изъ гостиной. Деулинъ подоспѣлъ на помощь къ дамамъ.
— Ай, ай, mon cher, — вскричалъ онъ: — вы ужасный радикалъ.
Блаженъ, кто смолоду былъ молодъ.
Это сказалъ поэтъ, mon cher. Великую истину сказалъ онъ. А вы знаете, mesdames, что m-r Телепневъ, не смотря на свою философію, любитъ музыку и самъ хорошій музыкантъ.
— Но студенческія пѣсни навѣрное презираетъ, — вставила съ усмѣшкой брюнетка.
— Нѣтъ-съ, я пѣлъ студенческія пѣсни, когда былъ въ корпораціи. У нѣмцевъ есть двѣ, три порядочныя пѣсни съ оригинальнымъ колоритомъ, остальное все грубо и въ высшей степени однообразно. Русскіе студенты перековеркали нѣмецкіе мотивы и слова, и репертуаръ ихъ бурсацкихъ хоровъ — самый жалкій.
— Ахъ, нѣтъ, — заговорила барыня — я очень люблю ихъ пѣніе на «Домѣ», — столько свѣжести въ этихъ нѣмецкихъ мелодіяхъ. Года два тому назадъ, — и она указала на дочь, — мы почти каждый день ѣздили слушать ихъ.
— Нѣмцы поютъ сносно, — рѣшилъ Телепневъ: — но на «Домѣ» они мало поютъ собственно студенческихъ пѣсенъ. а больше квартетныя и хоровыя Volkslieder.
— Вотъ въ этомъ я съ вами согласенъ, mon cher, мои дамы въ восторгѣ отъ нѣмецкой музыки. Хоровыя эти вещи у студентовъ еще можно слушать; но вообще нѣмецкія ораторіи, симфонія и всякія другія премудрости — все это скука мертвенная.
— Ну, я не согласенъ съ вами, — оборвалъ его Телепневъ. — Не хочу быть одностороннимъ, но думаю, что настоящая серьезная музыка существуетъ только въ Германіи. И еслибъ наши русскіе: и мужчины, и барыни, и барышни не сидѣли на разной дребедени, не восхищались семигривенными итальянскими конфектами, какъ ихъ называетъ одинъ мой другъ, очень даровитый музыкантъ, тогда бы къ нашему обществу привился серьезный музыкальный вкусъ. А то посмотрите, что у насъ дѣлается: дѣвочку, не спрашиваясь, есть ли у нея какой-нибудь талантъ, или нѣтъ — начнутъ сейчасъ учить на фортепіано, даютъ ей разный вздоръ: «Trois rêveries par Rosellen» или мазурку Шульгофа, а тамъ пойдутъ разныя Прюданы и тому подобный французскій ералашъ. А выйдетъ барышня замужъ, опустится, и черезъ пять лѣтъ все у ней испарится такъ, что она однимъ пальцемъ наигрываетъ «во саду ли, въ огородѣ».
— Mon cher, mon cher, — закричалъ хозяинъ и подошелъ къ Телепневу — вы забываете, сколько у французовъ веселости, силы, колорита въ ихъ музыкѣ. «Robert» — развѣ это нѣмцамъ чета! Возьмите вы, какой интересъ возбуждаетъ, какое богатство мотивовъ. Et l’echafau-dage du drame musical? вы это ни за что считаете?
— Во-первыхъ, Иванъ Павловичъ, Мейерберъ не французъ, а во-вторыхъ, у него на одно талантливое мѣсто — десять трескучихъ, бьющихъ только на эффектъ.
— Ну, ужь это, mon cher, вандализмъ, извините меня. Былъ я въ Германіи и въ Дрезденѣ и вездѣ слышалъ всѣхъ вашихъ хваленыхъ Бетховеновъ и Вагнеровъ, и вотъ этого, какъ, бишь, его, вотъ ты играешь, Темира?
— Шумана, — нехотя подсказала дѣвушка.
— Ну да, Шумана и всѣхъ этихъ нѣмецкихъ органистовъ. И чтожь это? все фуги, каноны, контрапункты разные, но страсти нѣтъ ни капли, все это нѣмецкія панихиды.
— Ну-съ, я считаю такой взглядъ совершенно поверхностнымъ, — отрѣзалъ Телепневъ, всталъ и сдѣлалъ общій поклонъ.
Барыня открыла свой ротъ и удивленные глаза. Маневръ Телепнева былъ такъ быстръ, что опять повергъ ее въ крайнее смущеніе…
— Я надѣюсь, — начала она, собравшись съ духомъ;— что вы насъ не забудете.
— Прощайте-съ, — процѣдила сквозь зубы брюнетка.
Дѣвушка поклонилась ему чуть-чуть.
— Bonjour, mon cher, — крикнулъ хозяинъ: — навѣщайте насъ; только ради Бога освободитесь вы отъ вашихъ ужасныхъ взглядовъ.
— Не чувствую надобности, — рѣзко отвѣтилъ Телепневъ и, кивнувъ ему головой, вышелъ.
«Ну, такъ и ожидалъ,» говорилъ Телепневъ, усаживаясь въ сани: «обыкновенные русопеты. Папенька болванъ, гороховый шутъ, маменька размазня какая-то, потомъ старая дѣва съ претензіями и дѣвчонка кукла. Стоило ѣздить!»
Проѣхавши полдороги, онъ сталъ нѣсколько иначе разсуждать. Личность молодой дѣвушки возбуждала интересъ. Видно было, что она не очень удовлетворяется своими родителями и своей тетенькой.
«Три года тому назадъ она возбуждала надежды; но три года много значатъ — или замуштровали, или исковеркали ее, и потомъ каждый день слушаетъ такія пошлости отъ тятеньки. Я, кажется, немножко рѣзковато съ ними обошелся, maman на меня взирала все съ изумленіемъ; да, вѣдь, съ этимъ народомъ нельзя иначе».
Но нѣкоторый внутренній голосъ шепнулъ ему, что онъ велъ себя арогантно, выражаясь по-бурсацки, что въ немъ не было уже прежняго, благовоспитаннаго и мягкаго Телепнева. Это его немножко даже огорчило.
«Очень нужно», проговорилъ онъ, входя въ свою квартиру: «велъ себя какъ слѣдуетъ. Раскаиваюсь въ одномъ, что поѣхалъ въ эту глупѣйшую филистерію».
А въ гостиной, которую только-что оставилъ Телепневъ, о немъ произнесено было кое-что не совсѣмъ для него лестное.
— L’étudiant est impossible! — первая сказала молодая дѣвушка и нетерпѣливо пожала плечами.
— Ахъ, Боже, какой тонъ, — затянула барыня, разводя ладонями. — Jean, какъ это ты могъ привесть такого?
— Ахъ. ma chère, горячится какъ мальчикъ, а впрочемъ, что мнѣ до этого за дѣло, — и съ этими словами Жанъ отправился въ кабинетъ.
— Онъ просто страшенъ, этотъ юноша, — проговорила брюнетка, вставая съ мѣста — какой-то маленькій профессоръ въ курткѣ'. Du reste, il n’est pas bête; только ужасно скученъ.
— Я надѣюсь, что Jean не будетъ его больше звать. Однако какъ жалко, что въ такомъ молодомъ человѣкѣ и вдругъ такая самоувѣренность.
— Я гдѣ-то его видѣла, — сказала точно про себя дѣвушка и, подошедши къ роялю, вскричала: — какой уродъ!..
IV.
Вечеромъ того дня, когда Телепневъ былъ въ филистеріи, русскіе бурсаки все сновали около той квартиры, гдѣ жилъ филистръ Лукусъ. На всѣхъ лицахъ видна была особенная тревожность. Въ послѣднее время бурсаки въ такой степени пропились, что дольше существовать не представлялось никакой возможности.
— Бѣги, — торопливо говорилъ Христіанъ Ивановичъ
