Дети Везувия. Публицистика и поэзия итальянского периода - Николай Александрович Добролюбов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Журналы оппозиции кричат, напротив, о подкупе, обмане, устрашении и прочих административных мерах, употреблявшихся при выборах. Я, разумеется, оппозиции никогда не верю: она всегда делает из мухи слона и беснуется из-за таких вещей, которые совершенно натуральны, как неизбежная принадлежность известного порядка дел. Например, до сих пор не проходит трех дней, чтобы в оппозиционных журналах не было выходки против продажи Ниццы и Савойи[323]; но, во-первых – одна брошюра, сочиненная кем-то вроде Боджио («Il ministro Cavour dinanzi al parlamento»[324]), весьма справедливо возражает, что Ницца и Савойя «не проданы, а сами уступили себя»; во-вторых, что за необыкновенная вещь – дипломатическая сделка об уступке одной области взамен другой?
Так и здесь: что удивительного, что министерство старалось подобрать депутатов, которые бы поддерживали его политику? Вопрос может быть в том: в какой мере народ был расположен к кандидатам той и другой стороны, и вот здесь-то оппозиция сама впадает в иллюзию, простительную ей только по ее младенчеству. Она воображает, что народ к ней расположен более, чем к министерству! В декабре прошлого года и даже в начале января печатно высказывались надежды оппозиции иметь большинство в парламенте. В конце января приверженцы оппозиции говорили, что еще есть надежда на южные провинции, и только уже в феврале, по окончании выборов, убедились, что они уничтожены окончательно, и тут-то принялись кричать о нечестном поведении министерства. А министерство действовало совершенно так, как ему и следовало: хлопотало о своих кандидатах, которые и сами за себя хлопотали, и предупреждало народ против людей, казавшихся ему опасными. Правда, было несколько местностей, где чиновники (uffizio[325]) увлеклись неразумным усердием. Например, в Ачеренце[326]большинство получил Саффи, бывший триумвир римский[327], a uffizio провозгласили избранным его противника. Но зато парламент и признал выборы недействительными и велел произвести новые. Правда, что в некоторых общинах или коллегиях (collegio) меньшинство избирателей протестовало, свидетельствуя о подкупе. Но и тут парламент поправлял по возможности неловкость своих агентов: когда дело было уж очень скандалезно, то он наряжал следствие. Так было с банкиром Дженеро[328] (во французских журналах окрещенным Гверрерою), который обещал 40 000 франков на благотворительные учреждения, развозил избирателям визитные карточки с какими-то великолепными титулами и письмо Кавура, благоприятное для его избрания, – не говоря, разумеется, об обедах и других обыкновенных средствах. Хотя и это дело можно было запутать, но парламент предложил судебное исследование, которое теперь и производится. Во всех же других случаях вина министерства состояла в том, что местные власти обыкновенно затягивали или вовсе отказывали в позволении прибивать на улицах и раздавать афиши, рекомендующие противных депутатов, тогда как афиши в пользу министерских распространялись всеми мерами, совершенно беспрепятственно. Так случилось, например, в коллегии Ланчирано с Биксио[329], которому правительство противопоставило какого-то Антония Галленгу[330]. Так, говорят, было с Гверрацци и Медичи[331]. Но в этом-то факте, кажется, и могла бы оппозиция увидеть, как она ничтожна: ее кандидатов, даже таких, как Биксио, Медичи, Гверрацци, народ не знает без рекомендаций!.. Когда приходится выразить свою доверенность, то большинство больше верит своему местному чиновнику, нежели этим людям, имена которых так знакомы Италии и Европе, – по нашему мнению!.. И оппозиция, не позаботившаяся прежде о популярности своей партии в народе, теперь плачет о том, что ей не дают свободно прибивать к стенам похвальные афиши насчет ее кандидатов!.. Какова наивность!
Все дело в том, что партия оппозиции и в Италии, как везде, не связана с народом практически. Когда народ знает, что ему делать, то принуждать его делать противное – бесполезно и даже опасно. Никому и в голову не могло прийти противодействовать выбору Гарибальди, например. Так точно мы видим, что, несмотря на все нежелания министерства, в Сицилии избран был Криспи[332]; в Генуе не могли помешать выбору Биксио. Правда, что в Сицилии были также избраны Ла Фарина и Кордова[333], два раза оттуда выгнанные – в первый газ Гарибальди, а потом народом, и эти выборы очень положительны; но, с другой стороны, никто не отвергает, что Ла Фарина человек очень ловкий: раза три последовательно надувал он Гарибальди и опять заставлял его мириться с собою. Гарибальди очень добр, но кто же не знает, что народ везде бывает добрее всякого Гарибальди?
Если бы оппозиционная партия итальянцев могла читать мое письмо, то, вероятно, осердилась бы на меня, но я должен сказать, что в объяснениях нынешних выборов министерство, мне кажется, ближе к истине, нежели его противники. Верно по крайней мере то, что народ не с ними, не знает их и не понимает. Может быть, это для кого-нибудь и покажется прискорбным, но что же делать? Таковы факты. Если где и казалось вероятным избрание какого-нибудь радикала, то стоило министерской партии описать его как красного, террориста, жаждущего крови и раздоров, и все от него отказывались. Так и случилось, например, сколько я знаю по журнальным протестам, с Альберто Марио[334] и Маврицио Квадрио[335]. Насчет других брошены были сильные сомнения в честности, и этому обстоятельству обязаны своей неудачей – Бертани, Мордини, Монтанелли. Но главное то, что народ привык уже считать свою судьбу зависящей от тех, кто там, повыше, занимает министерские, губернаторские и другие места. Ему странным кажется вдруг ни с того ни с сего отвергнуть человека, который приятен властям или даже сам был властью. Да это кажется странным часто не только большинству, всегда очень скромному и консервативному, а даже и самой оппозиции, подчас такой беспокойной. Во Флоренции, например, радикалы кричали против деспотизма Риказоли, против его реакционных мер, непотизма[336], введенного им, и пр. и пр. А когда пришло время выборов, – не могли ему противника выставить! Точно так немало было криков в Неаполе против Либорио Романо[337] и, несмотря на то, он успел устроить свое избрание в осьми коллегиях!.. Как же, в самом деле, забраковать человека, бывшего в некотором роде нашим правителем?.. Для этого нужно, чтобы правитель был по крайней мере Бурбоном…
До какой степени правительство, или, правильнее, министерство, пользуется влиянием, видно из истории Дженеро, о котором я говорил выше: письмо Кавура, о котором упоминается в процессе, было от маркиза Густава Кавура, брата министра, но Дженеро воспользовался просто именем Кавура, и один из депутатов в камере серьезно допрашивал, было ли письмо подписано:
