Чужеродный организм - Владимир Рамир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты чё удумал, а? – Он подошёл и отпихнул оружие ногой. – Да я тебя сам сейчас… – Он взялся за свой автомат. – Я таких, как ты…
Вадим резко поднялся с пола ему навстречу. Одной рукой схватился за направленный на него ствол, а пальцами другой руки до мяса разодрал Боксёру шею и грудь. Автоматная очередь ушла в сторону, выбивая из стены осколки; одна пуля рикошетом попала в светильник на потолке, он заискрил и начал мерцать. Боксёр увидел перед собой искажённое безносое лицо. Вадим хрипло рявкнул, пальцами поддел Боксёра под рёбра, пронзая кожу, а другой рукой потянул за голову к себе, зубами вцепился ему в шею и вырвал кусок мяса. Брызнула кровь. Пули с треском царапнули пол. Боксёр конвульсивно вздрогнул и обмяк.
Вадим отпустил тело, и оно безвольным мешком повалилось на пол. Выплюнул мясо. В подрагивающем свете взглянул на свою окровавленную руку: по всей кисти напряжённо выступили чёрные вены, на некоторых пальцах сорваны ногти, а на их месте торчат заострённые костные образования.
Сознание на мгновенье выключилось и появилось снова. Вадим едва удержался на ногах. Постоял, пытаясь понять, что с ним происходит. Медленно посмотрел по сторонам. Опустил взгляд на пол. Шагнув, наклонился и поднял свой автомат. Выпрямляясь, покачнулся снова.
Посмотрев на лежащее тело, хрипло выдохнул, отвернулся и через раскрытые двери ушёл в темноту коридора.
61
– Зачем они стреляли? – тихо спросил Кашин.
– Кто же их знает? – Берестнев поправил на плече ремень автомата. – Главное, что они далеко и нам теперь известно, в каком направлении идти не следует.
– Очень глупо с их стороны, – проговорила Наташа.
– Да. Но это не повод расслабляться. Двигаемся.
Вслед за Берестневым они зашли в тёмное помещение. Совсем тёмное.
Наташа сделала несколько шагов и остановилась, не решаясь идти вслепую.
Пахнет чем-то горьковатым. Смолой?
Берестнев чиркнул спичкой, и яркий язычок пламени немного рассеял темноту. Наташа попыталась хоть что-то разглядеть впереди, но ничего не вышло – свет слишком слабый. Берестнев медленно повёл огоньком вправо, и во мраке проявилась старая кирпичная стена в трещинах. Он переместил спичку в другую сторону, и показался край какого-то механизма с зубчатыми шестерёнками в чёрной смазке.
– Зачем нам сюда? – проворчал за спиной Кашин. – Я не помню этого места.
Спичка погасла, и стало опять темно.
– Помещение большое, думаю, здесь должна быть ещё одна дверь, – сказал Берестнев. – Потихоньку идите прямо.
– Так не видно же ничего! – Кашин хмыкнул.
– Прямо, – повторил Берестнев. – И, желательно, молча.
Наташа вытянула руки и сделала несколько осторожных шагов.
Ничего не видно. Если закрыть глаза, то никакой разницы.
Ещё шаг.
Темнота на ощупь кажется тёплой и густой, как вода.
Она потрогала ногой пол впереди себя, опасаясь наступить на какой-нибудь мусор, и прошла ещё пару шагов.
Ладони по-прежнему ощущают пустоту.
Сколько ещё идти?
Берестнев зажёг вторую спичку и поднял её повыше. Впереди стена, а в ней виден прямоугольный проём – выход в коридор или в следующую комнату. Берестнев шагнул в том направлении, и спичка погасла.
– Идите на голос, – сказал он. – Здесь немного осталось.
Наташа послушно двинулась дальше.
Слышен шум дождя.
Шуршит, точно на крышу насыпают гречку.
Или пшено.
Или…
Слева из темноты донёсся какой-то шорох. И короткий хруст, как если бы кто-то наступил на осколки битого стекла.
– Там кто-то есть, – прошептал Кашин.
Наташа замерла, вслушиваясь. Судя по тишине, Берестнев тоже остановился.
Хруст.
Шорох.
Ещё хруст.
Посыпалось что-то вроде песка. И опять тишина.
Подождали минуту.
– Никого там нет, – сказал Берестнев. – Это, наверное, штукатурка осыпается.
– Штукатурка? – с недоверием переспросил Кашин.
– Скорее всего. – Берестнев зажёг ещё одну спичку, и в темноте появилось его лицо. – Тебе надо успокоиться, Петя. Иначе, если мы где-нибудь упрёмся в большое зеркало, у тебя будет разрыв сердца.
– У меня наверняка… – Наташа поёжилась.
Берестнев развернулся, и огонёк спички высветил проход в стене.
– Вперёд, за мной, – сказал он и шагнул туда.
62
Затуманенное сознание прояснилось, и Ерёма понял, что стоит на ногах. Перед глазами из пятен света возникла окружающая обстановка. Некое помещение. Через зарешеченное окно с улицы светит фонарь, отображая на потолке и стенах безобразные кривые тени. С правой стороны – грязно-серая кафельная плитка и стеклянный шкаф. Впереди – распахнутые двери, за которыми просматривается такая же мрачная комната.
В голове мутно, и какое-то странное ощущение. Что-то необъяснимое заставляет его идти туда, вперёд. Настойчиво повелевает.
Или это ему только кажется?
В правой руке нечто ощутимо тяжёлое. Он опустил взгляд: чёрное, металлическое. Ребристое и гладкое…
Он вновь посмотрел на раскрытые двери. Покачнулся и пошёл в том направлении.
За его спиной вместе с тенями двинулись ещё несколько человеческих фигур, точно так же тяжело переступая и покачиваясь.
63
Наташа посмотрела по сторонам: тусклая лампочка еле-еле освещает облупленные серые стены.
По крайней мере, здесь можно хоть что-то разглядеть.
Она двинулась дальше, стараясь не упускать из виду светлую рубашку Берестнева. Он идёт медленно и осторожно, почти неслышно.
На улице раскатисто прогремел гром.
Совсем не страшно и уже привычно.
Коридор стал шире. Здесь лампочки нет, но стена слева сделана из стеклоблоков, поэтому немного света из соседнего помещения сюда всё-таки попадает, отчего на полу видны причудливые разводы.
– Куда мы идём – не понятно… – проворчал Кашин.
Берестнев остановился в свете стеклянной стены и обернулся:
– Всё нормально?
– Да. – Наташа кивнула.
– Непонятно куда идём, говорю, – повторил Кашин. – Мы так совсем заблудимся.
– У тебя есть какое-то предложение? – довольно грубо спросил Берестнев.
– Никакого предложения. Просто если…
Откуда-то издалека донёсся хриплый вздох. Берестнев предупредительно поднял руку.
Наташа застыла, вслушиваясь.
На улице неторопливо шелестит дождь. Посвистывает ветер в трубах вентиляции.
Она посмотрела вверх: через маленькие оконца с улицы проникает свет и на потолке шевелятся тени от веток.