Ленин. Спаситель и создатель - Сергей Кремлев

Допустим, Розанов перепутал даты – 25 мая с 26-м, но не мог же он спутать утро и вечер! И как объяснить то, что сестра Ленина описала Розанову ситуацию так неточно – по сравнению с описанием Ю. М. Лопухина, и поздним утром говорила о рвоте как о чём-то, только что произошедшем, а она случилась, оказывается, чуть ли не ночью, и к утру, вроде бы, прошла?

Лопухин, между прочим, далее пишет:

«Парадоксально, но никто из приглашённых врачей: ни многоопытный профессор Гетье, ни лечивший его постоянно доктор Левин не заподозрили мозговое заболевание, а полагали, что всё это следствие гастрита… По совету Гетье (! – С.К.) Ленин принял слабительное (английскую соль) и ему был предписан покой…»[1469]

И всё это после того, как тот же Ю. М. Лопухин пишет, что Ленин ещё зимой жаловался на головные боли и даже спрашивал у Даршкевича: «Ведь это, конечно, не грозит сумасшествием?»

Всё описанное не только парадоксально, но и плохо объяснимо – ведь профессор Розанов (а ему можно верить больше всех) сообщает, что Гетье был озабочен именно мозговыми явлениями!

Наиболее же странно выглядит якобы несвежая рыба, съеденная Лениным накануне первого приступа… На ум сразу приходит случай со ставридкой, которой генерал КГБ Федорчук угостил Константина Черненко, находившегося с семьёй на отдыхе в Крыму… Ту ставридку тоже ели все и похваливали, и ни с кем ничего плохого не случилось, а Черненко пришлось к ночи срочно госпитализировать и отправлять в Москву. После этого случая ещё крепкий Черненко превратился в полу-инвалида, и уже в близкой перспективе был открыт путь к посту Генсека для Михаила Горбачёва.

Не имеем ли мы в случае с внезапной болезнью Ленина ранний вариант «несвежей ставридки» генерала Федорчука?

Но если даже так, то кому это было нужно?

Смерть или вывод из строя Ленина были нужны множеству людей, но, казалось бы, все они находились во враждебном лагере…

Все ли?

Повторю вопрос, ранее уже заданный: были ли в верхах РКП(б) влиятельные люди, желавшие Ленину как можно скорее смерти?

Что ж, попробуем это понять, отталкиваясь как от аргументов, так и от фактов. И как в любом расследовании – а мы ведь сейчас не просто следим за канвой событий, а ведём что-то вроде расследования – придётся временно уходить в сторону, отвлекаться, но – лишь для того, чтобы всмотреться в как можно большую площадь, где могут быть улики…

Ну, вот такой, например, почти факт, который нам может помочь…

Если не фактом, то почти фактом является то, что если бы Ленин уехал весной 1922 года как можно дальше от Москвы, он мог бы, полноценно отдохнув, поработать ещё год, два, а то и три…

Профессор Розанов советовал ему в апреле 1922 года «бросить на время всякие дела и пожить просто растительной жизнью». Просто «растительной» жизнью пожить у Ленина не получилось бы, но выбраться из московского «беличьего колеса» он намеревался: или, как мы знаем, на Кавказ, или вообще в глушь – в местечко Шарташ в четырёх верстах от Екатеринбурга (рассматривался и такой вариант)1470.

Глубокий длительный отдых вдали от оперативной текучки был бы равносилен для Ленина продлению его политической жизни. Он издёргался, недомогания выводили его из себя, но глубокий отдых мог всё изменить. Во всяком случае, имелись основания на это рассчитывать.

И отдыхать Ленин собирался для того, чтобы затем вновь работать! А каждый лишний год работы Ленина был крайне важен для стабилизации и внутри партии, и внутри страны…

Правда, по словам профессора Даршкевича, Ленин говорил ему: «Каждый революционер достигший 50 лет, должен быть готовым выйти за фланг: продолжать работать по-прежнему он больше уже не может; ему не только трудно вести какое-нибудь дело за двоих, но и работать за себя одного. Отвечать за своё дело ему становится не под силу. Вот эта-то потеря трудоспособности, потеря роковая, и подошла незаметно ко мне – я стал совсем не работник»[1470].

В то, что Владимир Ильич нечто подобное Даршкевичу говорил, можно поверить – на стиль Ленина это похоже не очень, но это ведь говорил Ленин образца весны 1922 года, то есть, Ленин измотанный… Зато даже частично отдохнувший – всего лишь в Горках, Ленин произвёл на Сталина в июле 1922 года впечатление «старого бойца, успевшего отдохнуть после изнурительных боёв и посвежевшего после отдыха».

Хотя пока что – «со следами… переутомления».

Ещё через полтора месяца, в сентябре 1922 года, Сталин в тех же Горках увидел уже прежнего Ленина…

А что, если бы с середины апреля 1922 года Ленин провёл месяца три-четыре не в Горках – в 35 километрах вблизи Москвы, а где-нибудь в Боржоми, или в Шарташе?

Он бы тогда, смотришь, вообще обновился бы!

К тому же, несмотря на грустные мысли, высказанные Даршкевичу, – примем на веру, что Ленин их действительно высказал – Владимир Ильич и в 54 года уж за кого, за кого, а за самого себя работал, и свой «хлеб» ого-го как отрабатывал!

К тому же, его важнейшей системной ролью к началу 20-х годов стала роль последней инстанции… Кто мог быть непререкаемым третейским судьёй в партии, кроме Ленина – при всём самомнении части «вождей»?

Даже отойдя от оперативной деятельности, он всё равно оставался бы высшим партийным и государственным авторитетом, тем «ultima ratio» («последним доводом»), который склонял бы чашу весов в сторону того, на чью чашу бросил бы свой авторитет Ленин.

И именно эта его роль была наиболее потенциально страшна и даже гибельна для всех, кто уже не желал быть сознательным революционером в новой России, вызванной к жизни гением Ленина. Теперь не надо было бороться с царизмом и «беляками», но всё равно надо было работать на благо социалистической России, не щадя себя… А жилы из себя тянуть под ленинским «кнутом» желали в партийных «верхах» далеко не все.

Ленин начинал им форменным образом мешать!

Не они ли срывали возможность глубокого отдыха для Ленина? Не они ли осложняли отъезд его на тот же Кавказ?

То, почему Ленин не уехал отдыхать на Кавказ, так и останется нерасшифрованным – вряд ли в любом архиве отыщутся документы, проливающее на это свет. Простейшее же объяснение: «Потому что 25 мая 1922 года у него случился приступ болезни» проясняет мало что…

Мало, потому что остаются открытыми другие вопросы, например: «А почему он не уехал на Кавказ раньше – в конце апреля или в начале мая? Что тормозило отъезд, необходимый для Ленина жизненно? И кто его тормозил и срывал?»

А ведь можно задать и ещё один вопрос: «Что стало причиной майского приступа болезни?»

Возможно, это была «ставридка» (иными словами – попытка Ленина отравить)…

Возможно приступ – если это был не желудочный, а мозговой приступ, был кем-то намеренно спровоцирован тем или иным инцидентом, тревожащим известием? Здесь ведь тоже не всё так просто, в чём мы убедимся, дойдя до марта 1923 года!