Вся Робин Хобб в одном томе - Робин Хобб

Я двигался с изяществом и красотой, достоинством и смыслом. Я дважды протанцевал вокруг Оликеи и Ликари, окружая их защитой. Взмахи моих рук плели для них жизнь. Потом я повернулся к Кинроуву и, встретившись с ним взглядом, станцевал свою независимость от него. Его руки могли двигаться и плести, но оставались лишь его частью танца. Они не имели надо мной власти. Я повернулся к нему спиной, разрывая тончайшие нити, связавшие меня с его магией. Я широко распахнул руки лесу и дальше — бескрайнему миру и всему, что он вмещает. Я открыл сердце, глаза и разум и бежал прочь от тех, кто смотрел на меня. Меня ожидало мое задание.

В танце я вышел из мира и вернулся в него, в более глубокую и истинную его форму. Отныне меня не сдерживало ни место, ни время. Я двигался сквозь магию на зов ряда незавершенных дел.

Я вернулся к Танцующему Веретену. Оно не двигалось — об этом я уже позаботился. Я подстроил все так, что железный клинок вклинился под основание древнего монумента. Но я не довел дело до конца. Веретено все еще стояло, все еще боролось с остановившим его лезвием. Как глупо с моей стороны. С первого же взгляда на него я поразился, как громадный камень балансирует на столь тонком острие? Почему он не падает? Гернийский инженер не мог найти ответ на эту загадку, но спекский маг его знал. Он видел нити магии, стекающие с верхушки Веретена в мир духов, в котором я побывал вместе с шаманом кидона много лет назад. С Девара.

Я протанцевал по череде ступенек до самой вершины башни и открытыми глазами увидел струну магии, удерживающую Веретено. Даже меньше, чем струну, — мне она показалась паутинкой. Я потянулся к ней, но на миг замешкался в сомнении. Девара был моим наставником. Несмотря на все зло, причиненное мне им, разве я не остался перед ним в долгу? И как насчет чародеев ветра и прочих магов равнинных народов? Я вздохнул. Им придется снова стать обычными магами, и каждый будет владеть лишь той силой, которую порождает сам. Я принял решение — и подпрыгнул, вытянув руку над головой, и мои пальцы ухватили и разорвали нить магии.

Веретено рухнуло прямо на башню. Лишь танец спас меня, когда та треснула и с оглушительным грохотом развалилась. Я танцевал над обломками — не падал вместе с ними, а прыгал, отталкиваясь от них, приземлялся и вновь прыгал ввысь. Мы спускались все ниже и ниже, пока наконец не достигли земли, и тогда Веретено разлетелось на тысячу красно-белых полосатых кругов. Каменные диски подскакивали и катились по древним развалинам. Над долиной стояла дымка розовой пыли. Веретена больше не существовало. Больше никогда кидона не будут угрожать ни одному из моих народов. Сражение закончилось.

И я потанцевал прочь оттуда, оставив за спиной выполненную задачу. Лисане больше нет нужды следить за магами кидона. Она освободилась от своего нескончаемого бдения. Я ощутил ее и понял, что могу отправиться к ней. Она встретит меня с радостью. Но еще не сейчас. Не раньше, чем все будет завершено.

Танцующие ноги принесли меня в Старый Тарес. Никакое расстояние не было мне преградой. Я протанцевал в дом дяди Сеферта, в библиотеку. Мой дневник, который я так бережно вел, призывал меня. Но на полке я его не обнаружил. Бестелесный, словно тень, я протанцевал вверх по лестнице и по коридорам. Я нашел его открытым на письменном столе моей тети. Я трижды протанцевал вокруг него, и тогда она вошла в комнату и уселась за стол. Она посмотрела на дневник, и я заронил идею в ее сознание. В этой книжке есть все необходимое, чтобы снискать расположение королевы. И вновь я на миг замешкался. Что станется с моим достоинством? А с добрым именем моей семьи? Дневник хранил в себе тайны, которые никогда не следовало бы доверять бумаге.

И все же их обнародование, как бы оно ни повредило мне самому, может положить конец этой войне. Оно послужит величайшему благу. Вместе с тетей я листал страницы, указывая места, которые ей следовало прочесть.

— Несколько изменений, — склонившись, шепнул я ей на ухо. — Их будет вполне достаточно, чтобы избежать скандала и завоевать расположение королевы. Подумай о власти, которую ты обретешь, добившись высочайшей милости. Подумай о будущем своей дочери. Несколько изменений. Присвой эти слова. Шепни их там, где их непременно услышат. Больше ничего не потребуется.

Я танцевал вокруг нее, пока она изучала дневник. Потом она открыла ящик стола, вынула оттуда лист плотной бумаги и взяла отделанное перламутром перо. Она сняла с чернильницы крышку, окунула перо и начала делать выписки. Я улыбнулся, протанцевал вокруг нее в последний раз и направился прочь.

Прочь из Старого Тареса, вдоль реки и Королевского тракта. По пути я видел, как переменила все дорога. Где бы она ни проходила, от нее рассыпались меньшие дорожки и тропы и ветвились дальше. Хижины и дома, деревушки и поместья новой знати, шумные города и растущие поселки, казалось, возникали на каждом перекрестке или там, где тракт сближался с речным берегом. У всего этого имелись лучшие и худшие стороны, но само по себе оно было просто переменой, не к добру и не к худу. Люди должны где-то жить, и, если выжить их из одной местности, они хлынут в другую так же неуклонно, как вода стекает по склону вниз. И в этом нет ничего дурного, перемены — это всего лишь перемены.

И я понял: чтобы сдвинуть людей с места, их нужно подтолкнуть или потянуть. Поющие земли подтолкнули Гернию, а та — народ равнин. Толчок, случившийся, когда жители Поющих земель отобрали наши прибрежные провинции, побудил гернийцев дойти до самых Рубежных гор — так волна от камня, брошенного в тихий пруд, в конце концов накатывает на дальний берег. Королевский тракт был не корнем всех бед, а лишь острием копья, указывающим путь. Народ попытался оттолкнуть чужаков обратно. Но его воздействие оказалось слишком слабым — ему не хватит сил отбросить гернийцев прочь.

Нет. Но что-то может потянуть их назад.

Я протанцевал в Средние земли, в отцовские владения в Широкой Долине. Вечерело. Я двинулся к дому по гравиевой дорожке, по пути отмечая происшедшие здесь перемены. Признаки запустения не бросались в глаза, но от меня не ускользнули. Никто не подрезал сломанные за зиму ветви деревьев, окаймлявших подъездной путь. В выбоинах, которые следовало бы засыпать, стояла дождевая вода.