Особый отдел и тринадцатый опыт - Юрий Брайдер

— На этот счёт можешь быть спокоен. Уж я-то в людях разбираюсь. Напрашивающегося на откровенный разговор мужика и готовую отдаться бабу распознаю с первого взгляда. — Ваня, как бы невзначай, приклонил голому Людочке на грудь и тут же получил в ответ чувствительный толчок локтем.

В отличие от других присутственных мест, находившихся в ведении санкт-петербургской мэрии, городские кладбища просыпались сравнительно поздно (если только подобный грамматический оборот допустимо употреблять по отношению к месту вечного упокоения).

В десятом часу утра торговцы цветами, венками, лентами и прочим траурным инвентарём ещё только начали собираться в отведённых для этого местах, а обслуживающий персонал покуривал на хоздворе, ожидая распределения на работу — кому копать могилы, кому благоустраивать территорию, кому бежать в ближайший магазин за выпивкой.

Шестопалова здесь хорошо знали, хотя величали не по имени-отчеству, а по кличке Чернокнижник. С похоронных дел мастерами беседовал Цимбаларь, но они отвечали невпопад, во все глаза пялясь на Людочку, почему-то надевшую сегодня свою самую короткую юбку.

Наконец один из могильщиков, ради какой-то халтуры накануне задержавшийся на кладбище, сообщил:

— Да он, кажись, вообще отсюда не уходил.

— Как это — не уходил? — удивился Цимбаларь.

— А вот так. Летом здесь многие ночуют. В склепах или просто под кустиком. Лучше, чем на даче… Вы на сорок четвёртый участок сходите. Это на берегу речки, рядом с лютеранской территорией. Поинтересуйтесь в склепе генеральши Гунаропуло.

— Возможно, нас кто-нибудь проводит? — осведомился Цимбаларь, как бы ненароком перекладывая бумажник из одного кармана в другой.

— И девушка с нами пойдёт? — заранее обрадовался могильщик.

— Обязательно.

— Тогда милости прошу! Проведу самой короткой дорогой и попутно организую познавательную лекцию.

— Без лекции мы как-нибудь обойдёмся, — сказал в ответ Цимбаларь. — Нам бы Шестопалова побыстрее найти.

— Бить его будете? — уже на ходу полюбопытствовал могильщик.

— Почему сразу бить?

— Да он последнее время какой-то смурной ходит. От каждого шороха вздрагивает, словно трепетная лань.

— Больше вздрагивать не будет, — категорическим тоном заявил Цимбаларь. — Мы ведь к Шестопалову не просто так идём, а с интересным предложением. Девушку ему хотим сосватать. Вот эту самую. А благодаря семейной жизни, как известно, все прежние страхи забываются.

— Зато появляются новые, — проронил в сторону Ваня.

— Такую девушку да Лёхе Чернокнижнику! — остолбенел могильщик. — Ну вы, граждане, и даёте!

Ваня, вчера видевший лишь малую часть кладбища, сейчас не переставал удивляться его грандиозным размерам и некой, если можно так выразиться, демократичности, уравнявшей на одном куске болотной земли не только разные социальные слои, но и разные поколения. Рядом лежали красные командиры и коллежские советники, оперные певцы и церковники, купцы и партийные работники, лётчики и жандармы, извозчики и метростроевцы.

Если бы не проводник, знавший каждую аллею и каждую могилку, они давно бы заблудились в этом городе мёртвых, раскинувшемся по обоим берегам невзрачной речки Волковки.

Оказавшись на территории сорок четвёртого участка, Ваня принялся громко призывать Шестопалова, но тот не отвечал. Пуст оказался и склеп, служивший для него временным пристанищем, хотя всё указывало на то, что живые люди давно свели дружбу с покойной генеральшей: внутри валялись пустые бутылки, консервные банки, окурки, какое-то тряпьё.

Могильщик, уже оставивший свои прибаутки, выглядел весьма озадаченным. Когда Ваня напомнил ему о посёлке Трёх Хохлов, где у Шестопалова якобы имелся запасной аэродром, он только отмахнулся:

— Там Лёхе делать нечего.

Бродившая поблизости Людочка изящно присела (а попробуй наклонись, если край юбки отстоит от края трусиков всего на одну пядь!) и пошарила рукой в траве.

— Посмотрите-ка сюда! — сказала она, поднимая за тесёмку тусклый медный крест. — Кто-то, наверное, потерял…

— Если память мне не изменяет, именно эту вещицу я видел вчера на груди Шестопалова, — без всякого энтузиазма сообщил Ваня.

— Верно, — подтвердил могильщик. — Его крест. За усердие и послушание пожалован Лёхе Чернокнижнику нашим дьяконом.

— Что может заставить верующего человека расстаться с подобной реликвией? — осведомился Цимбаларь. — Кроме состояния опьянения, конечно.

— Она самая… — Могильщик заметно приуныл. — Курносая… Которая в саване и с косой… Давайте вокруг поищем.

Искать на кладбище мертвеца — это, в общем-то, походило на скабрёзную шутку, но никто даже не ухмыльнулся. В поистине гробовой тишине, нарушаемой лишь шорохом раздвигаемых кустов, прошло не меньше четверти часа, и вдруг Ваня, прочёсывавший восточный край участка, сдавленно произнёс: «Есть!»

Все бросились на его голос и увидели, что Ваня, вскинув вверх руку с растопыренными пальцами, стоит возле кучи подвявших веток, судя по всему, приготовленных к вывозу на свалку.

Его пальцы были перепачканы чем-то густым и чёрным, похожим на мазут.

Ветки разбросали в мгновение ока. Шестопалов (если судить по длинной затрапезной рясе) лежал лицом вниз, вывернув голову к левому плечу. Волосы на его затылке слиплись от крови в косички. Ушные раковины отсутствовали, и это сразу бросалось в глаза.

— Тихо, — сказал Цимбаларь, сам почему-то понизив голос до шёпота. — Всем стоять там, где стоите.

Натянув белые трикотажные перчатки, он стал осторожно переворачивать тело на спину. Удалось это не сразу — одежда, пропитанная кровью, успела присохнуть к густой траве.

Руки трупа были связаны в запястьях, а изуродованное лицо покрывала маска из хвои, опавших листьев и прочего мусора.

— Это точно Шестопалов? — осведомился Цимбаларь.

— Да! Да! — хором подтвердили Ваня и могильщик.

Вне всякого сомнения, бывший учёный принял

смерть, какой нельзя пожелать и злейшему врагу. Даже видавший виды могильщик отступил назад и, часто-часто крестясь, забормотал молитву.

Присматриваясь к мертвецу, Цимбаларь сказал:

— Задушили. И, скорее всего, тесёмкой от креста. Но перед этим долго пытали. Кромсали бритвой или очень острым ножом.

— Садюги какие-то, — болезненно морщась, промолвил Ваня — Уши отрезали, глаза выкололи… Нормальные люди так не делают. Чтобы человек заговорил, достаточно прижечь ему сигаретой сосок или наступить на мошонку.

— Позвольте-ка! — Оттеснив Цимбаларя в сторону, Людочка принялась щёлкать фотоаппаратом, вмонтированным в мобильник. — Не забудь проверить карманы.

— Чего их проверять, — буркнул Цимбаларь. — И так видно, что вывернуты.

— Надо бы установить приблизительное время смерти, — закончив снимать, сказала Людочка. — Жаль, что термометра с собой нет.

— Я и без термометра разберусь. — Цимбаларь, стянув перчатку, приложил руку к шее Шестопалова. — Трупное окоченение ещё как следует не развилось, но температура тела почти сравнялась с температурой окружающей среды. Получается, что убили его незадолго перед полуночью, часиков этак в одиннадцать.

— Мы в это время как раз вернулись в гостиницу, — сказала Людочка.

— Потому нас, наверное, и услали из города, чтобы без помех разобраться с Шестопаловым, — заметил Ваня. — А интересно, что у него хотели выведать?

— Скорее всего, то же самое, что стремились выведать и мы, — проворчал Цимбаларь, продолжая обследовать мёртвое тело.

— Как вы думаете, убийцам удалось получить интересующие их сведения? — Людочка обвела коллег вопрошающим взором.

— Думаю, что удалось, — ответил Ваня. — Язык ведь у него на месте остался.

— А я уверен, что Шестопалов ничего не сказал, — возразил Цимбаларь. — Иначе зачем бы его так жестоко мучили? Если человек смолчал, когда ему выкалывали глаза, значит, он способен смолчать до самого конца. И задушили его не преднамеренно, дабы избавиться от остриженной овцы, а случайно, заигравшись с удавкой… Можете убедиться, вся шея в странгуляционных рубцах.

— Ты заодно проверь, чем связаны его руки, — попросила Людочка.

— Упаковочным шпагатом, — ответил Цимбаларь. — Такой есть в каждом магазине. Узел самый обыкновенный.

— Я это самое… Пойду, пожалуй. — Могильщик искательно глянул на Людочку, надеясь, наверное, только на её снисходительность. — Пора и за работу браться…

— Куда? Стоять! — рявкнул Цимбаларь. — Пойдёшь, когда тебя отпустят. И не вздумай сбежать.

— Какое там сбежать, если коленки трясутся… — Могильщик сгорбился, сразу словно постарев лет на двадцать-тридцать.

— Шестопалов своими страхами ни с кем не делился? — спросил у него Ваня.

— Да нет. Он по большей части вообще молчал.

— А вам не приходилось в его присутствии обсуждать взрывы, недавно происшедшие в Псковской области и в окрестностях Петербурга? Об этом трубили все газеты.