Щепотка пороха на горсть земли (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна

— Надо, — согласилась девушка. Только никто из них не тронулся с места — не хотелось разрушать это неожиданное и неуместное ощущение уюта и покоя.

Первым собрался с силой воли Дмитрий. Он нехотя выпустил ладонь девушки и поднялся, а после и Анне одной сидеть за столом не захотелось, так что из дома они выходили вместе. В доме нашлось большое жестяное ведро, немного помятое и потравленное ржой по ободу, но вроде бы не дырявое, с ним Косоруков и направился на поиски источника воды — остатки чутья волшебника позволяли не испытывать с этим трудностей. При определенной сноровке, конечно, но за год разъездов пришлось научиться всякому.

Уже вечерело, когда они вновь собрались за столом. Рисковать и жечь свечи колдуна не стали, мало ли из чего они сделаны и какой силой обладали, а вот дровами и посудой воспользовались без стеснения. С помощью туповатого топора и десятка крепких слов Косоруков даже сумел приладить на место ставень — ночью из окна тянуло холодом. Да и гнуса налетело уйма, и, хотя у обоих путешественников были простенькие, но надежные обереги от кусачих насекомых, роящаяся перед лицом мошкара не доставляла удовольствия.

Стреноженные лошади бродили на лугу возле ручья, найденного Дмитрием, — овса с собой взяли немного и решили отпустить их погулять.

Вспоминая встречу с медведем, Косоруков за них опасался, но Анна заверила, что здесь поблизости никаких хищников нет. Хотя причин такого ее спокойствия и уверенности мужчина не понимал, но спорить не стал и предпочел поверить на слово. В конце концов, она местная и в здешних горах ориентировалась уверенно, не было повода думать, будто именно сейчас Анна начала глупить.

Она же собрала в окрестностях каких-то трав и листьев и заварила в небольшом ковшике, и под этот настой ужин удался на отлично. Рисовые лепешки, несколько вареных яиц, трактирщица даже плюшек собрала полную котомку, так что наелись досыта, и назавтра осталось.

За ужином при свете одинокой лучины, прилаженной к подсвечнику, и отсветах огня из печки они без спешки подвели итоги своего сегодняшнего исследования. Ломать глаза во мраке и продолжать чтение не стали, а ужин и разговор особой яркости не требовали.

Все еще теплилась надежда найти что-то, более явно указывающее на личность колдуна, но кое-что уже можно было утверждать с уверенностью. Например, то, что был он местным и не сказать чтобы очень образованным. Колдовству точно нигде толком не учился, опирался на записи предшественника. Но с другой стороны, сумел ведь сам разобраться и дойти до чего-то нового, значит, неглуп и упорен.

Большинство книг, оставленных прошлым колдуном, нынешнего не заинтересовали. Они не имели отношения к ритуалам и управлению силой, в основном это были монографии и учебники. Их прежнего хозяина интересовало все — физика, математика, биология, география, даже философия. Нынешнего — только колдовство, притом больше всего его часть, связанная с мертвецами. Тут он даже добавлял что-то свое, совершенствуя и изменяя. Оценить талант не мог ни Дмитрий, ни тем более Анна, но стая упырей говорила сама за себя.

Чего добивался колдун, понять по-прежнему не удалось. Он вроде бы не стремился к власти над миром и всемогуществу, но не просто же так собирал армию нежити. И звезды еще эти… Дмитрий помнил, что для ритуалов существовали благоприятные и не очень дни, но какие? Для каких?..

На плохое образование колдуна указывал и его почерк, и невысокая грамотность. Предшественник уверенно использовал термины вроде "дисперсии" или "синергидного воздействия", а последователь надписывал для себя перевод, вынужденно пользуясь словарем иностранных слов — третьей и последней часто употребляемой книгой в коллекции.

Поле такого открытия самого подозрительного из местных жителей, Старицкого, пришлось окончательно исключить из числа подозреваемых. Анне он был неприятен, но она отлично знала почерк управляющего, а кроме того, он вряд ли мог делать в личных записях такое количество грамматических ошибок.

Малограмотный, немолодой, возможно уже не очень здоровый — дрожащий почерк говорил сам за себя. Наверное, бывший охотник, промышлявший с этим самым ружьем, а сейчас охотиться мешали неверные руки. Скорее всего, одинокий, потому что с оравой внуков вряд ли останется время на изучение колдовства, да и тяга к исследованию мертвых у него возникла, наверное, не от хорошей жизни.

Это было уже гораздо больше, чем имелось у них утром, но этого отчаянно не хватало: слишком много подходящих было в городе.

— Хоть вешай листок на центральной площади и проси народ опознать почерк, — вздохнула Анна и залпом допила остывший травяной отвар из старой жестяной кружки. — Только горожане же от большого усердия столько подозреваемых натащат, что мы их до старости проверять будем. Половина окажется вовсе неграмотными, другая не будет иметь к происходящему отношения, а на действительного виновника никто не подумает.

— Ты говоришь с таким знанием дела, как будто пробовала, — иронично усмехнулся Дмитрий.

— Не преступника ловить, но было дело. Каждый раз, когда наших людей просят помочь с какой-то мелочью, они охотно откликаются, но заканчивается это… По осени у Маруси Лапиной, есть у нас такая бойкая баба, на рынке зеленью торгует и капустой собственной закваски, появилось подозрение, что муж завел себе любовницу. Мол, видела она его с какой-то рыжей шельмой, и, мол, попадись ей та шельма, уж она бы ей все косы-то повыдрала бы. Пожаловалась подругам, те разнесли на весь город, и началась у нас буквально охота на ведьм — искали шельму. Как результат — с полсотни пострадавших, несколько с переломами. Так и пришлось отца Алексия звать, чтобы вразумил, у него хорошо получается.

— Любовницу-то хоть поймали? — улыбнулся охотник, догадываясь об ответе.

— Смеешься? — хмыкнула Анна. — Два десятка действительно рыжих девушек, один рыжий щуплый писарь, при нотариусе служит и на беду носит недлинную косицу, его вечером и спутали. С пяток старух, которые были ли рыжими — это еще попробуй вспомни, еще несколько явились добровольно, недослышав, кто и зачем нужен. А кроме того, пострадала рыжая кобыла из хозяйства Савина, есть у нас такой крепкий крестьянин, и пара рыжих собак. Обе, что характерно, кобели, — с удовольствием поделилась подробностями Анна.

Ей и сама эта история нравилась, несмотря на жертвы, и то, как посмеивается охотник напротив, тоже нравилось. Сейчас второе даже больше, потому что улыбка очень его красила, а при теплом слабом свете лучины он, такой расслабленный и веселый, выглядел совсем родным и домашним.

— А самое забавное, — подытожила она, — что не было никакой любовницы вовсе. С кумой она мужа видела. Та чернявая, просто была в рыжем платке с кистями. И встречались они по делу, перед именинами кума сговориться о подарке. А с нашим колдуном, наверное, и другая проблема есть. Бог знает, что он придумает, если поймет, что мы уже близко…

— А он будто еще не понял, — вздохнул Косоруков. — Даже если предположить, что упырей на нас натравили по каким-то иным соображением, то об интересе к этой его норе тем более узнает. Колдовство ли какое тут где-то запрятано, или слухи донесут, неважно.

— Тоже верно, — нехотя согласилась Анна. — Ну что, давай спать укладываться?

— Да, пора уже, — согласился он, поднялся и направился к двери.

— Ты куда? — растерялась девушка и тоже встала.

— Пойду потники лошадиные принесу, пол больно занозистый…

— Погоди, какой пол? — растерялась она и поймала его за локоть, потому что мужчина попытался отмахнуться и продолжить путь. — Мы на койке прекрасно уместимся, не выдумывай, она широкая.

— Еще чего не хватало, — проворчал он. Выворачиваться, правда, пока не стал, Анна держала очень цепко и крепко, не применять же к ней силу, — Оставь, ну что ты тоже придумала? Я привычный, ничего не случится, если…

— Я обещаю вести себя прилично, — неуверенно улыбнулась девушка, шагнула ближе и на всякий случай ухватилась и за второй локоть. — А то я тоже привычная, знаешь ли, и на пол лечь могу, — подначила она, насмешливо глядя на мужчину снизу вверх и отчаянно жалея, что не может в потемках разобрать выражение его лица. Света тусклой лучины и углей в печке хватало только очертить силуэт, не больше.