Цеховик. Книга 11. Черное и белое - Дмитрий Ромов

по «Факелу» и банкет. А до этого времени у нас будет совещание по таможне. По контрабанде, иными словами и по заключению госконтрактов на строительство шведских складов удобрений для сельхозпредприятий республики.

Контракты подписываются бартерные. Мы им удобрения, они нам склады. А ещё товары народного потребления, часть из которых поступит на чёрный рынок здесь в Риге и будет распределяться далее в Москву, Новосибирск и курорты черноморского побережья.

В это дело у нас вовлечены Куренков и Большак. А ещё семейка Шмитц. Поэтому будут присутствовать Маркусс и Валдис. И нужно бы ещё с Мартой увидеться, узнать, как у неё дела после всех этих приключений. И отдать шифровку для моего багамского адвоката.

Ну, а вечером после банкета нужно ещё посидеть со Злобиным и Смирновым. Он, кстати, будет приглядывать за процессом, чтобы никто не лез и не мешал. В милиции у Маркусса вроде тоже есть кто-то, но это, как раз слабое место в схеме. Нужно, чтобы у нас был прямой контакт и собственные взаимоотношения с этим человеком или людьми. Но Маркусс пока нам его не отдаёт. Так что это ближайшая задача дяди Юры.

Заходит бодрый и энергичный Куренков.

— Ну что, орлы, готовы? — жизнерадостно приветствует он нас.

— За орлов спасибо, — усмехается Платоныч. — Готовы, Роман Александрович, готовы.

— Тогда поехали. Как в песне, да? Он сказал, поехали, он махнул рукой!

Мы выходим в фойе. Лёша и Алик, конечно, выглядят неплохо, но не идеально. Надо им купить костюмы для подобных мероприятий, а то девяностые же ещё не наступили и спортивный стиль пока ещё не прировняли к деловому.

Навстречу нам через фойе идёт Валдис. В костюме и лёгком плаще. Белозубая улыбка, элегантность, очарование.

— Машины уже готовы, — говорит он. — Доброе утро.

— Сани уж поданы, — поднимает палец Куренков. — Доброе, коли не шутите.

Мы двигаемся на выход и в самый последний момент позади меня раздаётся знакомый голос.

— Брагин! Иди-ка сюда! На минуточку.

Твою дивизию! Ну ты и прилипала!

Я останавливаюсь и поворачиваюсь назад. Прямо передо мной стоит Кухарчук. Рожа надменная, руки в карманах, в уголке рта спичка. Комиссар Коломбо, твою дивизию…

— Я говорю, сюда подойди! — с вызовом бросает он.

15. Нам не жить друг без друга

— Вах-вах-вах! — улыбаюсь я. — Какие люди! Пётр Николаевич, собственной персоной. Не скажу, что долгожданная, но точно неожиданная встреча.

Я подхожу к нему и с нескрываемым удовольствием разглядываю синюю шишку на лбу. Это от Злобинского пистолета.

— Ну и чё? — кивает мне барсук-хорёк Кухарчук.

— Ничё, — с недоумённой улыбкой пожимаю я плечами. — А у вас чё? Ну, кроме шишки на лбу…

У него едва заметно дёргается правый глаз. Похоже, события последних дней и, вполне вероятная, взбучка от начальства изрядно расшатали его нервишки и оголили проводки нервных кабелей и жгутов.

— Вот, что я тебе скажу, умник, — прищуривается он. — А ты прикрой варежку и послушай.

— Ладно, — соглашаюсь я.

— В отличие от тебя, я очень хорошо вижу будущее.

— Правда? — открыто смеюсь я.

Он злится, но старается держать себя в руках.

— И в этом будущем, — продолжает он, — тебя ждёт незавидная участь.

— Плач и скрежет зубов? — уточняю я. — Но это, скорее ваше будущее. Геенна огненная ещё при жизни. А потом, скорее всего, утопление, ведущее к окончательному финалу. Ужасная, говорят, смерть. Вы ничего об этом не знаете?

Несмотря на колоссальное самообладание, в этот момент он готов броситься на меня с кулаками.

— Не советую, — с самым серьёзным видом говорю я, выставляя руку вперёд. — У меня тысяча поединков за год и девятьсот из них с летальным исходом.

— Я тебя сейчас арестую, Брагин! Ты понял меня?

— Ладно, товарищ майор, — проявляю я милость. — Если есть, что сказать, говорите, пожалуйста, потому что я опаздываю. И скажите уж сразу, чего вы ко мне прилепились?

Он молчит, пытаясь взять себя в руки и это ему удаётся довольно быстро.

— Значит так, щенок, мальчишка, засранец, то, что ты выпорхнул из моих силков ничего не значит. Это временно, поверь. А каждое слово, что ты сказал мне сегодня будет стоить тебе очень дорого. Задачи не меняются. Лилия, Радько, Злобин.

— Так у Радько алиби, спутали вы его с кем-то.

— С кем-то? — прищуривается хорёк. — Ну-ну. Да, и похеру, что спутал. Ты его устранишь и всё. Но это задача лишь третья по важности. Первой остаётся лилия. Вторая задача — это Злобин. Ну, и Радько, по нему уже всё сказано.

— И почему я должен это всё делать? — удивляюсь я. — У вас же на меня ничего нет.

— Это у меня-то нет? — спрашивает он и неожиданно начинает смеяться, негромко, но по-мефистофельски. — Кое-что, всё-таки есть. И это помимо твоей нелегальной деятельности. Помимо всех этих колбасных и пошивочных цехов, ЛВЗ, военизированных групп, незаконных разрешений на строительство, валютных махинаций и катранов. С этими делами всё ясно, просто пока не пришла их пора, ещё не время, рано.

Я делаю серьёзное и озабоченное лицо, резко сбрасывая маску бравирующей бесшабашности. Вроде как пугаюсь этой его осведомлённости.

— Но это всё ерунда, — воодушевляется он моим показным испугом, — потому что есть кое-что гораздо более важное. Твои родители, твоя будущая жена, родственники и друзья. Самых дорогих твоему сердцу людей я возьму и буду рвать на куски, нет, сначала отымею во все дыры, а потом начну рвать. На маленькие кусочки. Я буду резать их на полосы, на ремни и на лоскуты… А ты будешь смотреть и не сможешь закрыть глаз, потому что я отрежу тебе веки.

Я тяжело сглатываю. Вот же маньячина. Интересно, он действительно этого хочет? Такое чувство, будто говорит и представляет эти жуткие картины. Представляет и кайфует.

— Я вколю тебе адреналин и тебя будет колотить от всего увиденного, но ты не отрубишься. Я устрою тебе необыкновенный концерт. Напичкаю тебя химией так, что ты не сможешь сдохнуть раньше времени и, когда я закончу с твоей невестой, я возьмусь за тебя. Я отрежу тебе руки, ноги и член. Я забью его тебе в глотку. Ты будешь всё чувствовать но не сможешь даже кричать. Ну как? Нравится идея? У меня, на самом