Как натаскать вашу собаку по античности и разложить по полочкам основы греко-римской культуры - Филип Уомэк

Здесь нет непосредственного повествовательного уровня, в отличие от «Энеиды», где мы знаем, что всем управляет «поэт» – в самом деле, Вергилий несколько раз включает в текст собственное мнение (мы предполагаем, что оно принадлежит именно ему), например в сцене с Клеопатрой нам недвусмысленно говорят, что она nefas, то есть, по сути, «нечестье».

– Жестко.

– Знаю. Но ты же помнишь, что там все сложнее: за Клеопатрой стоит Дидона. Мы можем перенести благородство и страсть Дидоны на Клеопатру, так же как и ее отрицательные качества.

У Овидия повествование начинается на одном уровне, где поэт рассказывает историю; но вскоре число этих уровней увеличивается, так что, если читать поэму, как многие делают, по частям, можно перестать понимать, кто рассказчик. Повествование ведется от лица разных персонажей, например от лица дочерей Миния, одни истории вставлены в другие, как блестящие камешки в ожерелье.

Уна не оценила мое сравнение; она хотела о чем-то спросить и не решалась. Она уже некоторое время назад перестала грызть кость и, оставив ее, бодала мою ногу головой. Она так делает, когда чего-то хочет, прямо как маленький ребенок.

– Уна, – сказал я, – ты хочешь спросить, превращался ли там кто-то в собак?

Она кивнула.

Я потрепал ее по шее.

– В собаку там превращается только один человек. Нельзя сказать, что собак в поэме совсем нет: как мы знаем, в мифе про Актеона с любовью перечисляются его псы, да и охотничьих сцен там достаточно. У чудовищной Сциллы, которая есть и в Одиссее, верхняя часть от женщины, а нижняя состоит из шести собак.

– Очень необычно.

– Ага. Там практически в самом начале человек превращается в волка – мы подробно это обсудим; а Гекуба, жена Приама, превращается в собаку значительно позже. В обоих случаях мы можем наблюдать поэтическую технику Овидия.

Сначала, говорит нам Овидий, люди жили в Золотом веке. Не было нужды в законах и судьях, первые корабли еще не отчалили, не было оружия, а земля сама давала пропитание в изобилии, ее не нужно было обрабатывать. Это тот самый Золотой век, когда правил Сатурн, и именно эту эпоху стремился воссоздать Август.

Затем шел Серебряный век: не существовавшие ранее времена года стали сменять друг друга по кругу, появилась морозная зима, заставив людей строить дома и возделывать землю. Следующим был Бронзовый век, о котором Овидий говорит кратко: люди стали более свирепыми, но еще не были нечестивыми. Железный век, или, как уточняет Овидий, «век из худшей, чем медь, железной жилы» принес с собой зло: человек проник в недра Земли и обнаружил золото, а значит, появилась жадность.

Юпитер, в ужасе от творящейся жестокости, спускается на землю в облике смертного и прибывает во владения нечестивого Ликаона. Там он раскрывает свою божественную сущность. И, хотя люди почитают его, Ликаон начинает над ним насмехаться и задумывает убить Юпитера во сне, при этом подает ему на блюде в качестве угощения недавно убитого заложника.

– Опять каннибализм.

– Юпитер теряет терпение и тотчас разрушает дом молнией, обращая Ликаона в бегство.

– А почему он не метнул молнию в самого Ликаона?

– Ну, вроде бы он попытался, но промахнулся. Теперь Юпитер не кажется таким уж могущественным, правда?

Смотри, что дальше случилось с Ликаоном:

Он, устрашенный, бежит; тишины деревенской достигнув,

Воет, пытаясь вотще говорить. Уже обретают

Ярость былые уста, с привычною страстью к убийству

Он нападает на скот, – и доныне на кровь веселится!

Шерсть уже вместо одежд; становятся лапами руки.

Вот уж он – волк, но следы сохраняет прежнего вида:

Та же на нем седина, и прежняя в морде свирепость,

Светятся так же глаза, и лютость в облике та же[74].

Эти слова произносит Юпитер. Ликаон превращается в волка и жаждет крови. Здесь Овидий ясно дает понять, что теперь внутренняя свирепая сущность Ликаона отражена в его внешнем облике. Очень часто после превращения новое тело сохраняет какие-то черты первоначального. Таким образом, начинается все с превращения в качестве справедливого наказания. Затем все изменяется.

Уна глянула на меня:

– Ну, это же ожидаемо, разве нет?

– Я о том, что так не во всех случаях: не все превращения одинаковы. Например, превращение Ио в корову: Юпитер овладевает ею, спрятав ее от Юноны в облаке; у Юноны возникают подозрения, но Юпитер тут же подсуетился, и теперь у несчастной Ио появляется небывалый интерес к траве. Неужели Ио этого заслужила?

Овидий со всей своей гениальностью комика описывает, как Ио в облике коровы пытается поговорить со своим отцом: в конце концов она копытом пишет на земле буквы ИО. Отец в ответ сетует на то, что теперь он сможет выдать ее замуж разве что за быка и в качестве внуков получит телят.

Страж беременной Ио, Аргус, засыпает и зверски убит; Ио, охваченная Эринией (а ты помнишь, что их насылают на тех, кто согрешил, что вряд ли можно сказать об Ио), бежит, пока окончательно не выбивается из сил, и молит Юпитера о помощи. Ему нужно договориться с женой, и Ио возвращают ее прежний облик только тогда, когда он обещает больше не грешить (внимание: не грешить конкретно с этой нимфой).

Это вам не Зевс из Одиссеи, ему никакого дела нет до морали, и не Юпитер из «Энеиды», вершитель божественного рока; нет, здесь Юпитер просто вероломный грубиян и негодяй-развратник.

Превращение Гекубы описывается в тринадцатой книге. Эта книга обнаруживает явную связь со своими предшественниками, так как речь там идет о Троянской войне, или, точнее, о ее последствиях. Она начинается со спора между Аяксом и Улиссом о том, кому должны достаться доспехи Ахилла, – бедняге Аяксу не хватает Улиссовых навыков спорщика. Он говорит: я, мол, Ахиллу родственник, значит, доспехи должны достаться мне. Это все равно что американский школьник попытался бы выступать против капитана дискуссионной команды.

Улисс легко побеждает. Он даже пересказывает эпизод из Илиады, когда он ночью напал на лагерь Реза – это странный эпизод, известный как «Долония», – и шутка здесь в том, что в качестве подкрепления аргументов Улисса приводится этот не особо героический момент. Безутешный Аякс пронзает себя мечом, из его крови вырастает цветок – Овидий указывает, что такой же точно цветок вырос из крови Гиацинта, давая нам таким образом разумное объяснение двух мифов о цветке гиацинте. Овидий и вправду может все и сразу.

Теперь греки снова ждут благоприятного ветра. Из земли поднимается