Как натаскать вашу собаку по античности и разложить по полочкам основы греко-римской культуры - Филип Уомэк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кульминация – изображение битвы при Акции в самом центре щита, версия реальных событий, пусть и приукрашенная. Вот сияющий Август – ему покровительствуют боги, за ним следуют сенат и народ. Ему противостоит Марк Антоний – он возглавляет разношерстное египетское войско. Вот Клеопатра – ее окружают чудовища-боги, например Анубис – он лает и вызывает неразбериху. Его называют latrator – ты наверняка помнишь это слово с наших уроков латыни, Уна.
– Помню. Оно значит «тот, кто лает». Мне нравится Анубис.
– Ага, и было бы здорово, если бы таких пересечений разных культур в этой поэме, да и вообще в античной литературе, было побольше.
На этом щите Август демонстрирует все добродетели великого предводителя. Он воплощает долг, порядок, разум, и, разумеется, выигрывает битву против Марка Антония, кичливого и безрассудного. Триумф Августа – это триумф разума; мы должны уловить параллель с Энеем, когда он решает покинуть Дидону и исполнить свою судьбу.
Затем мы видим триумф Августа, когда он входит в Рим. Он возносит почести богам и строит по всему городу храмы. Август сознательно заявлял, что несет с собой новый Золотой век, то есть конец беспорядку и хаосу и новое начало римской мощи.
В действительности он управлял запутанным, разнородным беспорядочным городом с миллионным населением – Рим был самым большим городом в мире, пока в начале XIX века его не обогнал Лондон.
Последнее изображение – Римская империя неимоверно расширяется, Август воцаряется на троне и смотрит, как перед ним проходят покоренные народы. На этом заканчивается восьмая книга.
Интересно, а что, если бы в сражении победил Марк Антоний? Конечно, это был поворотный момент в истории. Не было бы ни Августа, ни Юлиев-Клавдиев, и неизвестно чего еще – может, и самой Римской империи, а значит, ни романских языков, ни Карла Великого, ни Европейского союза?
Лейн Фокс предлагает более логичный вариант: «Рим имел бы особые связи с Египтом и Александрией… Тысячи варварских жизней были бы спасены… могло начаться восстановление разоренных греческих городов». А вместо «Энеиды» у нас могла бы быть поэма о Дионисе, с которым Марк Антоний был в тесной связи[66].
Также он утверждал, что его род происходит от Антона, сына Геракла, поэтому другой критик считает, что до нас мог бы дойти эпос об этом герое.
То, что кажется неизбежным, на самом деле не таково; то, что кажется неизменным, нередко бывает результатом случайного стечения обстоятельств.
– Так победил тот, кто надо?
– Ну, тут совсем не то, что с греко-персидскими войнами, когда совершенно очевидно, что греки в значительной степени лишились бы свободы, став окраиной Персидской империи. Большая ли разница между Октавианом и Марком Антонием? Конечно, если бы победил Антоний, Рим, наверное, был бы более жизнерадостным местом: не появилось бы такого бешеного количества законов о нравственности, например, – Август, кажется, слишком уж на них напирал, особенно учитывая скандальное поведение его собственной дочери. Мы это увидим, когда будем говорить об Овидии.
– Вергилий правда был под влиянием Августа?
– Многие читатели замечают в его поэме много «антиавгустовского». Там нет ярой пропаганды: если песня или стихотворение слишком жесткое и напористое, оно обычно не имеет успеха.
У Вергилия очень много сочувствия к тем, кто сгинул на беспощадном пути Энея – Дидона, разумеется, тот самый случай.
И вот здесь возникает большой вопрос: Рим – это сила культуры и добра? Или Рим вместе со своей новоиспеченной империей более противоречив? Август действительно глашатай нового Золотого века? Или провозвестник авторитарных изменений и беды и противоречит римским понятиям о свободе? Прочитай поэму, Уна, – ты вскоре убедишься, насколько неоднозначно там поданы идеи о власти.
– Я читать не умею.
– Тогда Audible тебе в помощь. Ну, или я тебе почитаю. В отличие от гомеровских поэм, у Вергилия нет проблем с поэтическим единством: мы знаем, что у него был замысел, которому он тщательно следовал. Но есть вопросы к концовке поэмы, к ее уместности. Как ты думаешь, чем может закончиться «Энеида»? – спросил я Уну. Она как раз здоровалась с повстречавшимся чихуахуа.
– Так, ну там говорится об основании Рима, о династиях, я так понимаю, что в конце Эней женится на Лавинии и строит город? – предположила Уна. – Наверное, там была большая свадебная церемония, может быть, заложили какое-нибудь важное здание?
– Именно этого и можно было ожидать, – ответил я. – Но нет. Собственно до основания Рима повествование не доходит – только сам Эней поселяется в городе Лавиний.
В одном из самых потрясающих мест поэмы есть, конечно, отсылка к Ромулу: Эней в поиске союзников посещает место, где потом будет стоять Рим, – вот здесь у поэта есть возможность описать грядущую его славу. Чтобы дойти до Ромула, нужно было описать еще очень много событий, которые даже для самих римлян были туманны и загадочны. Эпос заканчивается тем, что Эней убивает своего врага Турна – он был царем местного италийского племени рутулов. У Турна был большой зуб на Энея.
– Почему?
– Он был помолвлен с Лавинией. Но тут появился наш друг Эней, и ее отец Латин обручил дочь с ним. Обидно за Турна, правда? И занятно, что Латин считается потомком Одиссея и Кирки. А это означает, что кровь колдуньи текла в жилах Юлия Цезаря, так же как и кровь нашего хитрого языкастого героя. Так-то.
– Странно… А с чего царю выдавать дочь замуж за какого-то там троянца?
– Потому что было пророчество.
– Много там пророчеств, да?
– Да, в самом деле, и они способствуют общей идее о том, что Эней движим не только долгом, но и мировым роком. Все должно произойти так, чтобы мог существовать Рим.
Турн и его союзники воплощают отрицательные качества, о которых мы говорили. Гнев Турна чрезмерен. Энею некоторые подобные черты тоже свойственны. Возникает вопрос: его собственный гнев поглощает его? Или его гнев служит его благочестию и долгу? Подобно тому как Ахилл гонится за Гектором вокруг стен Трои, Эней преследует Турна. Там есть сравнение, где он описывается как venator canis – охотничий пес:
Так за оленем,
