Собрание сочинений. Том 3 - Варлам Шаламов

* * *[78]

Я устаю от суетыИ ухожу сбирать цветы.

Я нахожу в любом цветкеСопротивление тоске.

И я завидую ему —Немому другу моему.

Цветок не вовсе даже нем,Но этих специальных тем

Касаться нынче не хочу.Цветы сбираю — и молчу.

ПЕГАС[79]

Остановит лошадь конный,Дрогнет ветхое крыльцо,Исказит стекло балконаОтраженное лицо

И протянет всадник рукиПрямо к ржавому замку,Конь шарахнется в испуге,Брошен повод на луку.

Вслед за солнцем незакатнымОн поскачет все вперед,Он по мостикам накатнымПерейдет водоворот.

Ради жизни, ради слова,Ради рыб, зверей, людей,Ради кровью налитогоГлаза лошади своей.

* * *[80]

Не в пролитом море чернилМы ищем залоги успеха, —Мы ищем, что мир схоронил,Себе схоронил на потеху.

Что он от других уберег,Таких же строителей жадных,Умеющих кайлами строкВрубаться в словарь беспощадно.

Но золото скрыто на дно,И эту тяжелую тайнуЗаписывать нам сужденоВоистину только случайно.

Случайно руда найдена,Хотя полноценна и щедра,И будто до самого днаЗемли открываются недра.

И можно порвать черновикИ легкой походкою зверяУйти от могущества книг,В могущество леса поверя.

* * *[81]

Ощутил в душе и телеПервый раз за много летТишину после метели,Равномерный звездный свет.

Если б пожелали магиДо конца творить добро,Принесли бы мне бумаги.Спички. Свечку. И перо.

КАМА ТРИДЦАТОГО ГОДА[82]

По камским берегам каемкоюЗвероподобные коряги —Сюжеты скульптора Конёнкова,Заполонившие овраги.

По камским берегам острогамиСеленья врезаны ЕрмачьиИ солеварни те, что СтрогановУстраивал в краях казачьих.

По камским берегам — строения,Навек пропитанные солью,И бархатные наслоенияЗеленой плесени Усолья.

Посад Орел, откуда начатоЗавоевание Сибири,Где гений воинства казачьегоСтоял когда-то на квартире…

Но бревна солеварен сломаныНе топором, а динамитом,И берега в рабочем гомонеТоропят новые событья.

Ты, Кама, рыжая красавица,Ты заплетаешь струи в косы,Чтоб настоящему понравиться,Бежишь рекой звонкоголосой.

* * *[83]

Детский страх в тот миг короткий,Расширяющий зрачки,Принимает парус лодкиЗа акульи плавники.

Я бегу от этой сказкиНадвигающейся мглыК материнской грубой ласкеВ безопасные углы.

На печурку, на полатиПрячусь, все еще живой,В потолок моей кроватиУпираюсь головой.

ПОЭЗИИ[84]

Если сил не растрачу,Если что-нибудь значу,Это сила и воля — твоя.

В этом — песни значенье,В этом — слов обличенье,Немудреный секрет бытия.

Ты ведешь мою душуЧерез море и сушу,Средь растений, и птиц, и зверей.

Ты отводишь от пули,Ты приводишь июлиВместо вечных моих декабрей.

Ищешь верного броду,Тащишь свежую водуК моему пересохшему рту.

И с тобой обрученный,И тобой облученный,Не боясь, я иду в темноту.

И на небе — зарницы,Точно перья жар-птицыНеизвестных еще островов.

Это — мира границы,Это — счастья крупицы,Это — залежь сияющих слов.

Хлебнувши сонного зелья,Давно улеглись в гамакиИ крепко в уснувшем ущельеКрестовые спят пауки.

Журча, изменил выраженьеРучья ослабевший басок,И бабочки в изнеможеньеЛожатся плашмя на песок.

И с ними в одной же компаньи,Бледнея от банной жары,Теряя остатки сознанья,Прижались к земле комары.

И съежились желтенькой астрыТряпичные лепестки.Но льдины — куски алебастра,Нетающие куски…

А я по таежной привычкеСмородинный корень курюИ чиркаю, чиркаю спичкиИ сам с собой говорю…

40º[85]

Хлебнувшие сонного зелья,Давно улеглись в гамакиИ крепко в уснувшем ущельеКрестовые спят пауки.

Журча, изменил выраженьеРучья ослабевший басок,И бабочки в изнеможеньеЛожатся плашмя на песок.

И с ними в одной же компаньи,Балдея от банной жары,Теряя остатки сознанья,Прижались к земле комары.

И съёжились жёлтенькой астрыТряпичные лепестки.Но льдины — куски алебастра,Нетающие куски…

А я по таёжной привычкеСмородинный корень курюИ чиркаю, чиркаю спичкиИ сам с собой говорю…

ЦЫГАНСКИЙ РОМАНС[86]

Не в первый раз судьба нас сводит,Не в первый раз в вечерний часДруг к другу за руки подводитИ оставляет глаз на глаз.

Но мы выдергиваем рукиИз рук настойчивой судьбы,Науки радостной разлукиМы оба верные рабы.

И я, и ты на речи рокаНе откликаемся затем,Что нет еще числа и срокаДля наших песен и поэм.

Но, никого не искушая,В последний час, в последний раз,Все разрешая, все прощая,Судьба соединяет нас.

* * *[87]

Подростком сюда затесался клен,И сосен и елей моложе,Чужой среди тонких латунных колонн,Хотя и не краснокожий.

Ему тут не место. Ему не с руки,Он сам заблудился в трех соснах.И светят ему лишь одни светлякиИ радуга фокусов росных.

СОСНА В БОЛОТЕ[88]

Бог наказал сосну за что-тоИ сбросил со скалы,Она обрушилась в болотоСреди холодной мглы.

Она, живая вполовину,Едва сдержала вздох.Ее затягивала тина,Сырой багровый мох.

Она не смела распрямиться,Вцепиться в щели скал,А ветер — тот, что был убийцей,Ей руку тихо жал.

Еще живую жал ей руку,Хотел, чтобы онаБлагодарила за науку,Пока была видна.

* * *[89]

Кто ты? Руда, иль просто россыпь,Иль самородок золотой,Засевший в каменном откосе,В болоте ставший на постой?

Ты в магазине ювелирном,Умело согнутый в кольцо,Глядишь металлом слишком мирнымИ прячешь прежнее лицо.

Что исцарапано камнями,Искажено, загрязнено,Пока лежало в мерзлой яме,Засосанное на дно.

Когда на тусклом мертвом лике,Едва отличном от камней,Мерцают солнечные блики —Ты даже камня холодней.

Но вот ты наконец отмыто,Металлом желтым становясь,Все камешки с тебя отбиты,Земная вычищена грязь.

Ты замерцаешь желтым светом,Тишайшим светом золотым,Прохожим солнцем разогрето,Сравниться хочешь с ним самим.

* * *[90]

Еще в покое все земное,Еще не вырвался гудокВ глухое царство ледяноеМедвежьих и людских берлог.

Пустуют синие дороги,И небосвод отменно чист,Висит перед глазами БогаВесь мир как ватмановский лист.

Еще без третьих измеренийОн весь как плоскость, как чертеж,Предшествующий сотворенью,На землю вовсе не похож.

Любое в нем чертою резкойСебя граничит от других,Он разноцветен, точно фреска,В такой перед гудочный миг.

* * *[91]