Багдадский Вор - Ахмед Абдулла

маслами, пара случайных книг, небольшой карманный Коран, кусок мягкой бухарской кожи и прекрасная черно-золотая ткань для тюрбана, свернутая как змея.

Дауд посмотрел на М’Кинди слегка покрасневшими от гашиша глазами, когда тот почти бесшумно проскользнул по комнате, ступая по ковру не слишком чистыми ногами, затем присел на пятки, вытянув вверх высохшую, темную руку, церемониально приветствуя хозяина:

– Моя жизнь в твоих руках, о великий! Спокойствие сердца твоего – моя цель, мое довольство!

За этими словами, как правило, следует слезливая просьба о деньгах, табаке или медикаментах.

Вместо того чтобы ответить на приветствие, араб с плетью в руках разразился проклятиями и угрозами, поведав, что случится с поселенцем из Балоло, если тот немедленно не уберет свою «отвратительную, вонючую тень». Дауд выпрямился, огонь зажегся в его глазах, когда он понял, что М’Кинди не заискивает перед ним ради денег, и тот в свою очередь начал разговор:

– Именно сейчас, о великий, он сейчас с португальцем. Они вкушают опиум. И самая большая опасность в алмазах…

– Это правда, жалкая букашка? – спросил Дауд.

– Правда. Клянусь честью матери!

– Ба! Честь твоей матери все равно что позор твоего отца! Твоя мать… Тьфу, – начал было ругаться Дауд, – да пусть свиньи осквернят ее могилу! – Его худая, загорелая, суровая рука нещадно сжала плечо М’Кинди. – Скажи мне правду, жалкий щенок своей матери.

– Это правда, правда! – отчаянно протестовал темнокожий.

Что-то в его акценте, в его испуганных глазах убедило араба, поэтому Дауд решил ослабить свою хватку. Он указал на дверь, на которой сияла большая сапфировая звезда в чеканном окружении свинца.

– Возвращайся в отель, – сказал он, – и наблюдай. Я скоро буду.

– Но, великий… – произнес М’Кинди.

– Что еще?

– Я бедный человек, мои дети голодают…

– Я когда-нибудь забывал заплатить тебе? Иди же, М’Кинди! Иди с миром. Тебе светит награда, если сказанное тобой окажется правдой.

Поселенец из Балоло покинул дом и отправился в беспокойную, темную ночь, пока Махмуд Али Дауд заткнул револьвер Уэлби за пояс, обмотал плеть вокруг запястья и в несколько быстрых оборотов намотал ткань для тюрбана на бритую голову и почти исчез в складках объемного, шерстяного, цвета земли бурнуса. На какой-то момент араб задумался, но затем зашел в соседнюю комнату, принадлежащую его партнеру, которую тот попытался сделать настолько уютной, насколько это возможно, с помощью мебели Гранд-Рапидс, огромного, серо-голубого фабричного акминстерского ковра (кстати, к превеликому сардоническому удивлению араба, который довольно часто предлагал ему достаточно хороший выбор из собственной коллекции отборных персидских и туркменских ковров). Также в комнате имелись: карта Соединенных Штатов, фотография в рамке Теодора Рузвельта, несколько старых американских журналов, разбросанных повсюду, парочка потрепанных томов Роберта Бернса и стихи Леди Нэйрн (чтобы придать этому месту шотландскую атмосферу и колорит).

Донаки посмотрел на своего друга и улыбнулся.

Мужчины были решительно разными: они принадлежали разным расам; отличались их уровень образования, амбиции и стремления, идеалы и мораль, религиозное и нравственное чувства. Но тем не менее они были лучшими друзьями, самыми верными партнерами, даже если иногда казалось, что манера их общения полностью опровергает это.

Джеймс Донаки оглядел своего друга с ног до головы и подмигнул холодным, голубым глазом.

– Куда же ты собрался в такую ночь? – спросил он. – Ты одет, как Соломон, иудейский царь, во всем своем великолепии.

Араб улыбнулся.

Пресвитерианский страх его друга перед красотой и роскошью, абстрактной или даже конкретной, никогда не переставлял забавлять Дауда, поэтому он никогда не упускал возможности поразвлечь своего товарища.

– Я собираюсь найти того, кто… – он осторожно кашлянул, – кто вернулся из далеких земель. В чем я точно уверен. Я обеспокоен.

– Да, это как раз то, что я себе представлял, – последовало ироничное ворчание Донаки. – Царь Соломон собственной персоной! Как там звучало в песне песней Соломона? «Не смотрите на меня, что я смугла, ибо солнце опалило меня». Махмуд, приятель, твое поведение ужасно, оно просто варварское! Когда-нибудь сталь застынет между твоими ребрами. И мне придется искать другого партнера. И будь уверен, я найду того, кто не станет так волочиться за женщинами, как…

Араб рассмеялся гулким, почти рычащим смехом:

– Это все твое воображение, о великий шотландский буйвол. Моя душа белее стены в Мекке. Этот человек из далеких земель не женщина, а мужчина. И мое сердце так сжалось по этой причине. И имя человека… – Он остановился, а затем, уверенный во впечатлении, которое собирается произвести, придал словам акцент внезапно пониженным голосом: – Его имя Дарваиш Уккхаб.

– Дарваиш Укк… – Донаки даже подпрыгнул. – Ты хочешь сказать, что… Но этого не может быть. Это невозможно!

– Все возможно – по воле Аллаха, – последовал несколько наигранный ответ араба. Затем он добавил: – М’Кинди рассказал мне. Он видел, когда тот заходил в заднюю залу Гранд-отеля, слышал, как тот шептался с португальским отцом своих свиней, видел, как он взял алмазы из мешочка – алмазы! Ты знаешь, о чем я, маленький брат!

– Да-да. Но М’Кинди может лгать.

– У него просто нет причин для этого.

– Но почему он тогда просто сообщил тебе информацию без всякой выгоды для себя?

– Потому что она для него ничего не значит. Он даже не знает имени Дарваиша.

– Тогда как…

– Как я догадался? – улыбнулся Махмуд Али Дауд. – М’Кинди описал его. Ошибиться в описании он никак не мог. Это Дарваиш Уккхаб. М’Кинди видел его и алмазы и сообщил мне. В конце концов, этот поселенец из Балоло работает на Ди-Ди.

– Да! Но почему-то в расходных книгах всегда написано, что это личный счет Махмуда Али Дауда.

Араб добродушно рассмеялся:

– Осторожный человек. Но в любом случае Дарваиш здесь. А причины нам предстоит еще узнать. Все же это в интересах наших кошельков, мой дорогой друг. К тому же здесь попахивает происками Чартерной компании. Ты знаешь, что Дарваиш…

– Ты веришь в правдивость слухов?

– Верю ли я? Как я могу сомневаться в этом? Когда за столько лет не бывало никого среди наших и среди людей Чартерной компании, кто смог бы провернуть такое дело и раздобыть пропуск для торговли в Варанге, хотя всегда было достаточно каучука и слоновой кости, а уж тем более золотого песка, чтобы семнадцать раз наполнить семнадцать кругов жадности.

– Я знаю, – прервал Дауд своего товарища, – но для чьей выгоды? Дарваиш и его вонючие варангийские начальники никогда не предпринимали попыток создать свою собственную организацию и собственную торговлю. Там всем заправляет Дарваиш Уккаб по не известной никому причине. А его спутанная желтая борода всегда была прекрасным амулетом. Аллах Всемогущий!

– Но почему он… как…

– Как я узнал, маленький брат? Факт