Дело незалежных дервишей - Хольм Ван Зайчик

– Сюда! Все сюда, на хрен!

– Подданный, не ругайтесь! – Баг выбил трубку из его руки.

– А! Вэйтухай позорный! Порешу! – выкрикнул бритый, молниеносно разворачиваясь к Багу с прямым мечом в правой руке. – Во имя Горнего Старца!! – Левой рукой он выхватил из-за пояса широкий нож.

Баг резко выдохнул и отвел вытянутую руку с мечом в сторону. Сознание его очистилось от суетного и заполнилось холодным и безмятежным океаном пустоты – так всегда бывало перед трудной схваткой; а что противник перед ним серьезный, Баг увидел по тому, как тот держал меч. Многолетний опыт приучил Бага отрешаться в такие моменты от чувств и мыслей, полагаясь на единственно верные инстинкты бойца, у коего разум лишь созерцает и хладнокровно фиксирует ювелирно точные движения рук и ног, не будучи в состоянии поспеть за ними в скорости.

Бритый сделал скупое движение ножом и тоже застыл, внимательно следя за Багом. Потом внезапно и молниеносно, безо всякого упреждающего возгласа, полоснул лезвием. Баг сделал полшага назад, отбил удар круговым движением меча и снова застыл в ожидании.

Снова выпад.

Меч Бага описал короткую кривую.

Двойной выпад – мечом и ножом.

Нож Баг подловил и легким, но сильным толчком выбил. Звякнул о камни металл.

Сзади доносились звуки шумной схватки. Кто-то тонко заверещал от боли, оглушительно в замкнутом объеме пещеры ахнули выстрелы – но противники не обращали на все это внимания, сверля друг друга взглядами.

Глаза лысого налились кровью.

«Злится, – отрешенно отметил Баг, – значит, проиграл».

– Этц! – высоким голосом выкрикнул лысый, перехватив меч обеими руками и делая очередной выпад.

Баг слегка отклонился влево, перебросил меч в левую руку лезвием вниз и, проскальзывая лысому за спину, туда, где ящики и компьютер, нанес скользящий удар по животу противника.

Лысый рухнул на камни.

«Намо Амитофо…»

Баг неторопливо обернулся, вложил меч в ножны и в бездушном свете ламп оглядел поле битвы.

Дервиши были разбиты наголову: более двух десятков их раскинулось на полу пещеры, скорбя от повреждений разной степени тяжести. Подающих признаки жизни – а таковых было большинство – молодцы из тейпа Кормибарсова сосредоточенно вязали собственными же кушаками злодеев и прочими их опоясками. Баг отметил пару отдельно валяющихся усеченных рук. Одну из этих рук отделил от привычного ей туловища, кажется, он сам. «Богдан будет дуться, – смущенно подумал Баг – И чего это я так увлекся»…

Посреди пещеры высился сложивший руки на груди невозмутимый бек Кормибарсов. Поймав взгляд Бага, достойный Ширмамед скупо улыбнулся и едва заметно кивнул с уважением: мол, видел, оценил, умеешь.

Баг сдержанно поклонился в ответ, озирая пещеру еще и еще раз, – он нигде не видел Богдана.

– Там, – коротко ответил на невысказанный вопрос бек, и жилистый палец его указал направление.

В то же самое мгновение из бокового прохода, на который был нацелен указующий перст Ширмамеда, донесся громовый голос Богдана:

– Подданный с паяльником! Остановитесь! Как вам не совестно?

А потом грянул выстрел.

«Не обрез, – определил Баг, очертя голову бросаясь в узость скального коридора. – И не автомат. Похоже, „макаров“. Неужто минфа так раздухарился? Ай да Богдан…»

Проход вывел Бага в еще один просторный зал. По стенам его, как соты в огромном улье, располагались койки. Очевидно, тут было нечто вроде казармы. В зале не было ни души – но в противуположной стене виднелся узкий, щелеобразный грот. Посреди него помещалось старое деревянное кресло, в коем, бессильно откинувшись на спинку и свесив набок голову с закрытыми глазами, сидел обнаженный по пояс французский профессор, борец за права человека во всем мире и член Европарламента Глюксман Кова-Леви. Он явно пребывал без памяти. Мертвенно бледное лицо его было украшено синяками и ссадинами, а на груди проступали явственные следы недавних ожогов.

Рядом с профессором суетился бледный, как мел, Богдан: он судорожно резал трофейным ножом ремни, каковыми Кова-Леви был натуго привязан к подлокотниками и ножкам кресла. Неподалеку лежал пухлый дервиш: кровь растекалась из-под его головы, а в двух шагах валялся поражающий размерами паяльник. От паяльника ощутимо веяло жаром.

Богдан поднял на Бага отчаянные глаза. Очки его сидели криво и всполошенно.

– У меня не было выхода, – тихо проговорил бледный как смерть минфа. – Этот изверг… он уже…

– Ты все сделал правильно, драг еч, – положил ему руку на плечо Баг. – Я горжусь тобой.

– В аяте пятьдесят девятом суры «Добыча», – молвил незаметно подошедший Кормибарсов, – сказано: «Где ни застигнешь их во время войны – рассей их. Те, которые будут после них, может быть, будут рассудительнее». Таковы законы Аллаха для мужчин, – сочувственно добавил он. – Если пошел на войну – обязан стать воином. И ты стал им, сынок. Я расскажу Фирузе. Она, когда вернется, восхищенно омоет тебе ноги. И не раз. Да.

Богдан коротко оглянулся через плечо на бездыханное тело – и медленно перекрестился чуть дрожащей рукой.

– Упокой, – тихо проговорил он, – Господи, с миром душу раба твоего – а имя его ты сам знаешь…

Бек тем временем приложил пальцы к шее бесчувственного Глюксмана. Кивнул.

– Жить будет. Но надо в «Яджудж и Маджудж». Быстро надо, да.

Тут где-то снаружи, встряхнув, казалось, всю толщу породы, грянул приглушенный массивом скалы взрыв, и в пещеру влетел Кормимышев с саблей в руке.

– Там еще подошли! – доложил он беку.

– Отродья шайтана, – заскрипел зубами Ширмамед. – Кормибыков!!

На полянке перед пещерой дымно пылал черный «мерседес» Ничипорука. Скорчившийся за камнями Кормибобров, сверкая бешеными глазами, вставлял запал в брусок пластиковой взрывчатки. Посреди поляны сошлись в схватке по-мужски молчаливый строй богатырей Кормибарсова и беспорядочная толпа орущих дервишей; вопли «геть!» и «на хрен!» так и секли воздух. Изредка в это многоголосие вплетались призывы к Горнему Старцу, известному своими милостями, а равно и всепобеждающим милосердием.

Богатыри рубились безмолвно и слаженно, но дервиши брали числом – лезли настырно как муравьи, не считаясь с потерями.

– Ширмамед-ага, – Баг обернулся к Кормибарсову, – этак мы до вечера провозимся.

– Ты прав, почтенный воин Аллаха! – Борода бека распушилась от гнева. Глаза метали молнии. – Эти недостойные имен дети порока не заслуживают благородного обхождения мечом! Кормибыков! Пора добраться до картечи! Да!

И в тыл первой линии немедленно выступила вторая, с Кормибыковым во главе и с поразительного калибра обрезами в руках. Встав на одно колено за спинами сомкнутого строя мечников, второй стратегический эшелон бека разом прицелился. Баг от любопытства даже вытянул шею, чтобы лучше видеть.

– Кормиконев! – подал команду бек. Его рык легко перекрыл шум сражения и достиг ушей богатыря. Услышав призыв, Кормиконев коротко взмахнул саблей и что-то крикнул, и тут же вся первая линия отработанно повалилась на траву, а воины Кормибыкова мгновенно произвели в нападающих залп.

Воистину то были обрезы залпового огня.

Эффект их применения был страшен: в сизом дыму на ногах остались стоять, пошатываясь, лишь единицы, прочие же дервиши с воплями и воем рухнули наземь.

В наступившей затем тишине раздался оглушительный множественный щелчок: богатыри в папахах единообразно взвели курки вторых стволов своих орудий.

В тылу у дервишей появился из-за камней Кормибобров с взрывчаткой в руке.

– Неверные! – в звенящей тишине воззвал к ошеломленным дервишам ургенчский бек. – Не доводите до греха! Сложите оружие сами, ибо видит Аллах: следующий залп будет уже совсем крупной дробью.

После некоторого замешательства послышались нестройные голоса:

– Сдаемся!

Бек кивнул.

– То-то, зловонные прихвостни вероломного отделенца. Вяжи их, Кормиконев!

Со стороны войска ургенчского Бека потерь не было. К многочисленным же порезам суровые воины отнеслись с презрением, хотя и со вполне профессиональной добросовестностью обработали и перебинтовали раны подручными средствами. Бездумная удаль явно не была в чести у настоящих мужчин.

Всего были пленены пятьдесят четыре дервиша. Убитых считать не стали, полагая это недостойным занятием: какой смысл считать шакалов, сказал бек; считать поверженных врагов – значит, оказывать им уважение и признавать их воинами, а шакалов и гиен мы истребляем без счета. Баг почесал в затылке: насчет «без счета» было явным восточным преувеличением, к тому же и шакалы, и гиены – равноправные временные вместилища бессмертных душ; в этих формулировках, как Багу показалось, бек немного погорячился. Но вслух сдержанный человекоохранитель ничего не сказал. Трех и впрямь безвозвратно убиенных уложили пока в тени ближайших кустов, а пленных сообразными пинками загнали в пещеру.