В прорыв идут штрафные батальоны - Юрий Погребов

Балтус едва смирял клокотавшую внутри ярость. От былой командирской сдержанности, с которой он по обыкновению принимал вызвавших его неудовольствие подчиненных, не осталось и следа. Командующий армией рокотал в трубку: скрытность переброски батальона и внезапность атаки обеспечены, а боевая задача не выполнена. Маленичи не взяты, роты завязли в первой линии обороны противника. Командующий требовал взять Маленичи во что бы то ни стало. И доложить о выполнении приказа не позже двенадцати ноль-ноль следующего дня.

Балтус повысил голос.

— Я вас спрашиваю, товарищ командир роты, — почему понесли такие потери? Мне капитан Сачков докладывал — бока отлеживали, комроты?! А могли на плечах фашистов во вторую линию ворваться, взять Маленичи. И приказ был бы выполнен, и потерь бы таких не понесли. Так, Колычев?

— Не могли на плечах, товарищ майор, — безучастным тоном отвечал Павел, сознавая уже, что никакие доводы его комбатом приняты не будут, в его глазах он виноват безоговорочно и своими возражениями лишь подстегнет раздражение начальства. — Немцы прижали нас к земле и отошли организованно, выставив прикрытия. После того как мой взвод совершил маневр и скрытно вышел фашистам во фланг, прикрытия мы перебили и первую линию взяли. А если бы поднял роту под пулеметы, как требовал Сачков, то вся она бы там легла, и ничего бы мы не взяли. И еще я контратаку отбил.

Балтус прошелся по землянке, напряженно морща лоб. Видимо, пытался уяснить для себя, кто же из двоих прав: Сачков или Колычев?

Павел осмелел.

— И вообще лучше бы артиллерией помогли подавить огневые точки. Не сорок первый год, чтобы на пулеметы с голой грудью переть. Немцы только в ладоши не хлопают — валят нас кучами, как снопы.

Это была дерзость сродни вызову. Балтус придержал дыхание, дернулся к Колычеву, вперил в него жгучий буравящий взгляд.

— Что?!

Павел не дрогнув выдержал взгляд: все равно терять нечего. И он не мальчик для битья.

— Немцы, чуть запахло жареным, отходят, берегут солдат. А мы только и знаем что вперед! Вперед!

— Не забывайтесь, комроты! Приказ двести двадцать семь для вас никто не отменял. Маленичи должны быть взяты батальоном. И они будут взяты. Я выполню приказ, даже если все вы там поляжете. А для того, чтобы вам легче было нейтральную полосу преодолевать, завтра выставлю позади роты взвод охраны с пулеметами. Так и объявите в роте. Трусов и паникеров расстреляют на месте. И тебе, Колычев, лучше там остаться, если в Маленичи не ворвешься.

На Колычева смотрела каменная маска.

— Вопросы есть?

— Есть. Представления на отличившихся готовить?

— Отличившихся?! — У Балтуса повело рот набок. Но странное дело, тон изменился, стал спокойнее, чем был. — Отличившиеся будут только после взятия села. Я думал, что это вам должно быть ясно и без моей расшифровки. И еще, старшина, запомните: не усердствуйте. Их не так много, тех, кто действительно заслуживает право на прощение прошлых ошибок и преступлений. И предоставлено оно будет только достойным. Мне сегодня доложили, что, пока штрафники пугливо прятались по воронкам, женщина — женщина, старшина! — санинструктор, не имеющая за своими плечами никакой вины, под этим самым огнем, который уложил ваших героев на землю, вынесла на своих плечах двадцать девять человек раненых. Вот и скажите мне, кого и чем я должен награждать, а кого наказывать. Не знаете?

Павел промолчал. Не для того начальство задает вопрос, чтобы услышать ответ.

— Еще вопросы есть?

— Больше нет, товарищ майор.

— Атака утром, идите и готовьтесь.

На выходе из землянки лицом к лицу столкнулся с Корниенко, который тоже спешил по вызову комбата. После боя они еще не виделись, Колычев слышал только, что Федор жив, не ранен.

— Комбат на уровне?

— На уровне. Посоветовал мне остаться там, если завтра в Маленичи не ворвусь. Для поддержки Сачкова с пулеметами позади роты обещал выставить.

— Черт! У меня две трети роты выбило, всего один взводный остался. Думал, и тех не наберется.

— У меня не лучше. Тот же коленкор. Они из пулеметов полосуют, а накрыть их нечем.

— Трехслойный настил, а сверху мины. Думал, не выберусь из проволоки. Как щетину бритвой солдат срезало.

— Завтра похлеще будет. Поняли, что штрафники перед ними, и наступать обязательно будут. За ночь укрепятся.

— Бог не выдаст, свинья не съест, — тряхнул чубатой головой Корниенко, бодрясь.

И непонятно было, кого больше, себя или Колычева, он таким образом утешить хотел.

Потемну в роту прибыло обещанное пополнение. Семнадцать человек из штабной обслуги и недолечившихся пациентов санчасти. Всех, кого можно было, направил комбат в окопы. Передал и приказ: подготовить позади позиций роты три пулеметных гнезда.

Колычев вызвал взводных.

— Приказ комбата: оборудовать позади траншеи три пулеметных гнезда. В атаку утром пойдем на мушке у пулеметов Сачкова. Приказ объявить во взводах. Маштаков, Грохотов, Ведищев! Выделить людей для сооружения пулеметных гнезд. Приступить к исполнению немедленно.

Все, кто находился в блиндаже, настороженно притихли, переваривая услышанное. Новость по душе никому не пришлась, но все отмолчались. Только Маштаков, многозначительно кашлянув, не утерпел обиды:

— Лучше бы пэтээровцев подбросили…

Выбирать места под пулеметные точки Колычев отправился самолично.

Передовая жила обычной ночной жизнью. Немцы посвечивали ракетами, периодически общупывали позиции штрафников дежурными пулеметными очередями. Было черно и беззвездно. Штрафники себя никак не обозначали.

Не успел Павел, вернувшись, возникнуть в дверном проеме блиндажа, телефонист протянутой к нему телефонной трубкой встречает:

— Товарищ старшина, вас комбат уже два раза вызывал. Ругается. Вот, в третий раз требует.

— Где ходите, командир роты? Почему связные не знают, где вы находитесь? — доносят до него провода недовольный голос Балтуса. — Почему я вас должен ждать? Ваши бойцы знают, что возврата в эти окопы для них не будет?

Колычев не узнает комбата и не понимает. Навязчивая установка Балтуса на понуждение людей страхом расстрела ему неприятна и сомнительна. Ни повода подозревать штрафников в малодушии, ни смысла в угрозе карательными мерами он не усматривает. Скорее наоборот.

— Так точно. Приказ во взводах объявлен.

— Напомните еще раз. Те, кто действительно хочет избавиться от постыдного прошлого, завтра утром ворвутся в Маленичи. А остальных ждет позорная смерть. Немедленно оборудуйте пулеметные гнезда. Пулеметы добавят решимости трусам и паникерам выполнить приказ командования.

Комбат бросает слова резко, отрывисто, прибалтийский акцент бьется в ушах. Колычев только слышит майора, но и не видя, отчетливо представляет его всего — напрягшегося, жестко сощуренного, необычайно возбужденного. Всего на нервах.

— Пулеметные гнезда сооружаются. Я как раз этим и занимался.

— Пополнение получили?

— Так точно. Семнадцать человек

— Боеприпасы?

— Пока нет.

— Ждите. Разберемся. Еще вопросы есть?

— Никак нет, товарищ майор.

— Если в течение часа боеприпасы не поступят — докладывайте. Немедленно. Конец связи.

Не снимая шинели, уселся за стол, где дожидался его Махтуров. Достал из планшетки карту, ткнул пальцем в обозначение населенного пункта.

— Смотри, Николай. Вот наша завтрашняя Голгофа — Маленичи. Деревушка в сорок два двора. Половина разрушены. Значится как опорный пункт обороны противника, имеющий для нас важное тактическое значение.

Махтуров, прихватив коптюшку, склоняется над картой. С минуту сосредоточенно всматривается в топографические знаки и обозначения, прикидывает. Павел следит за выражением его лица.

— Хоть убей — не вижу тут никакого важного тактического значения. Куда ни кинь — болота, топь. И в глубь обороны — то же самое.

— Да, с мозгами ротного уровня тут, пожалуй, мало чего рассмотреть можно, — легко соглашается Павел, потому что и сам недалеко в собственных оценках уходил. — Но нам с тобой дальше Маленичей заглядывать и не требуется. Вот смотри: здесь, у дороги, у них непременно дзоты должны быть. Место для них удобное. Согласен? А складки местности фрицы всегда на сто процентов используют. Они этому хорошо обучены. А вот здесь, за высоткой, у них наверняка полковая артиллерия скрывается. Слабое место обороны — отсутствие минных полей. Раз перед первой линией не ставили, то и перед второй вряд ли. А за ночь поставить не успеют. Так?

— Вроде логично, если по лейтенантским мозгам, — озабоченно соглашается Махтуров. — Но все равно в толк не возьму: сегодня от трех рот половину положили, завтра добьем. Мы что — на оперативный простор выйдем?

Но Колычев его уже не слушал, перехватившись внезапно осенившей его новой мыслью.